Сленг как явление в современной лингвистике
родили семидесяхнутых, семидесяхнутые родили
восьмидерастов, восьмидерасты родили девинистов..." Аббревиатуру "Яблоко"
оппоненты переименовали в кратное "Бля", а с выходом из блока Болдырева - в
"Ялик". Едва претенденты в президенты Св.Федоров, Явлинский и Лебедь
заикнулись о создании совместного блока, как появились аббревиатуры "ВАФЛЯ"
и "ЯФЛОКО". Партия Жириновского расшифровывается как "Люблю Дурачить
Простых Ребят" (Видимо, прав окажется Аркадий Арканов, предупреждавший:
"Глядишь, переименуют город Владимир во Владимир Вольфович".) Гавриил Попов
дал повод для создания аббревиатуры "ПОПЗДИК" - "Попов - Защитник
Демократии и Культуры". Страну наполнили "баркаши" и "макаши" с "калашами"
наперевес. "Памятники" (члены общества "Память") стали землю пахать в
бывшем колхозе "Ветхие Заветы Ильича"; в отличие от них пламенный
кастрюленосный большевик Анпилов прикидывается "чучелом Ульянова" и
штурмует ОРТопедический канал. Кстати, когда Анпилов был назван одним
телеведущим "Шариковым", он ответил: "Шариков - хорошая русская фамилия.
Она отражает сложность становления характеров в повести Булгакова. Шариков
прошел путь становления от собаки до человека".
По телеэкранам стал носиться "600-секундный Шурик" (он же - "шестерка
с двумя нулями") г-н Невзоров, путая "Дикое поле" и "Поле чудес"; вот-вот
должен был появиться город "Павлограчевск", но вместо него возник новый
секретарь Совета безопасности генерал Лебедь и в обиход вошла сказка
"Гадкий утенок, или Детство генерала Лебедя", а фразу: "Упал - отжался" не
выучил только ленивый.
Последние президентские выборы стимулировали создание нового
фольклорного пласта, связанного с именем Геннадия Зюганова:
И сказал папаша Зю: "Я вас всех затормозю!"
Иногда Папу Зю именуют "мымриком" или "мымринским философом", имея в
виду тот факт, что в 1995 году философский факультет МГУ присудил ему
докторскую степень. Тусовка немедленно отозвалась на это событие: по
слухам, тема диссертации ГЗ была: "Сколько теряет в весе тело коммуниста,
погруженное в собственный диалектический идиотизм?" Кстати, родился Папа Зю
в деревне Мымрино.
Россия - страна интернационалистов. Появился "Блин Клинтон" (он же -
"Клин Блинтон"), "Агдам Сухейн". На карте возникли "Соединенные Штаты
Армении" - США и "Федеративная Республика Грузии" - ФРГ. Впрочем, радовало,
что "Касторкин" на Кубе продолжает строить социализм.
Как видим, сленговое и фольклорное обеспечение политической и
общественной ситуации было оптимальным. В ситуации культурной,
литературной, писательской дела обстоят более скромно. Идет период
накопительства за счет появлявшихся и появляющихся как безымянных фишек и
студенческих приколов, так и образцов, созданных такими профессионалами,
как Райкин, Жванецкий, Иванов, Задорнов, Богословский, Арканов, Кнышев,
авторы Клуба 12 стульев "Литгазеты", залепушники КВН... Здесь же - приколы
литературного происхождения Юза Алешковского, Владимира Высоцкого,
Венедикта Ерофеева, Александра Галича и других. Уже на другой день после
своего сотворения они разлетались по бескрайним просторам СССР и России.
Маша 33-буквенными крылышками рашен-азбуки и становясь неотъемлемой
принадлежностью общей речи. "Больная устрица рождает жемчужину", - гласит
восточная мудрость. Больное русское общество создало великое явление
речевой культуры. Речь идет даже не о собственно сленге в чистом его виде,
востребованном для расчехления мозгов обществом шлагбаумного мышления в
стране с названьем кратким СССР, которая с энтузиазмом пела о себе самой:
"Кипучая, могучая, ревучая, липучая, вонючая, бурлячая, сивучая, падучая,
дремучая, скрипучая, трясучая и так далее" - и дальше по каноническому
тексту - "никем не победимая".
Речь - о том явлении, при котором некий воляпюк как бы вылепился из
воздуха в перестроечном мезозое, когда разбрелись-разбежались по свободной
России брокеры, дилеры, маклеры, киллеры, фраеры, джокеры, трайлеры,
шухеры, бройлеры... Потом пришли битники, фуфаисты, картузники,
ностальгисты, неудавшиеся ботаны назвали себя митьками... Потом поколение
Икс стало кусать поколение шестидесятников за духовные титьки, вскормившие
их. Пошло-поехало!
Россия не привыкла к шаржированной и окарикатуренной в слове -
сленговом и фольклорном слове - характеристике своих кумиров. Апокрифы о
Евтушенке (как правило, в связи с его женитьбами) овеяны более
мифологизированной аурой, нежели настенная эпиграмма в нижнем кафе ЦДЛ: Я
недавно, ев тушенку, вспоминал про Евтушенку.
Оговоримся, что такое явление, как Евгений Евтушенко, составляет целый
пласт литературного фольклора, как, впрочем, и Сергей Михалков, примером
эпиграмма:
Поэт поэзией своей творит всесветную интригу. Он с разрешения властей
властям показывает фигу. Безымянное.
Настенная эпиграмматика того же кафе Дома писателей регулярно год за
годом стиралась бдительными администраторами ЦДЛ, дошедшими в своем рвении
в конце концов до того, что была уничтожена совместная эпиграмма
Маяковского и Третьякова:
Запомни истину одну: коль в клуб идешь, бери жену. Не подражай буржую:
свою, а не чужую.
Не приходится удивляться, что та же эпиграмматика - в ее более
специфическом виде - продолжала расцветать в том же ЦДЛ, но уже на стенах
писательского туалета - в виде сортирных апокрифов. Но этот опыт настенных
словарей писательского мира, естественно, носит слишком узкий,
эзотерический и специфический характер. Более демократичны эпиграммы
профессиональных писателей на своих коллег:
Ах, у Инбер, ах, у Инбер Что за шейка, что за лоб! Все смотрел бы на
нее бы, все смотрел бы на нее б! Приписывается Маяковскому.
Мне говорят, что "Окна ТАСС" моих стихов полезнее. Полезен также
унитаз, но это не поэзия! Николай Глазков.
Михаил Александрович Шолохов для советских читателей труден. Вот
поэтому пишет для олухов Михаил Александрович Дудин. Михаил Дудин.
Провожая на вокзал, меня Чуковский лобызал. А проводивши на вокзал,
"Какая сволочь!" - он сказал.
Ах, какой рассеянный с улицы Бассейной. Маршак - о Чуковском.
На Александра Безыменского
Волосы дыбом. Зубы торчком. Старый чудак с комсомольским значком!
Приписывается Ярославу Смелякову.
Недоволен шах Ирана: нету песен Шаферана. Отвечает Хомейни: "Не поем
такой фигни!" Безымянное.
Свое место в жанровом строю заняли лучшие эпиграммы Валентина Гафта:
Табаков
Чеканна поступь, речь тверда У Лелика у Табакова. "Горит, горит его
Звезда" На пиджаке у Михалкова.
Национальный вопрос, как известно, занимал и занимает не последнее
место в умах отечественных писателей. Некоторые варианты его решения -
порой на уровне констатации факта - также даются в эпиграмматическом жанре:
О поэте С. Смирнове
Поэт горбат. Стихи его горбаты. Кто виноват? Евреи виноваты!
Михаил Дудин.
Анонимная эпитафия Станиславу Куняеву
Здесь лежит незадачливый Стас: Бил жидов, но Россию не спас.
Проханову
Что ты татарин - не беда. Будь жид - и это ерунда (лишь у собак
престиж - в породе). Беда, что брешешь без стыда И, к сожаленью, на
свободе...
Александр Иванов.
Кстати, примечателен апокриф в жанре воспоминаний на тему все того же
решения национального вопроса, но уже самим Вождем всех народов: "После
войны между Эренбургом и Шолоховым возникла напряженность по нацвопросу.
Сталин выступил в роли миротворца: "Ваши евреи проявили трусость во время
войны, а ваши казаки - антисоветские настроения еще в гражданскую войну..."
Нельзя не упомянуть сонет Эммануила Казакевича, написанный в
незабвенные годы господства теории бесконфликтности, то есть борьбы
"хорошего" с "лучшим".
Поводом послужила коллизия, произошедшая за обедом в Доме литераторов
между двумя сторонниками этой теории - драматургом Суровым и Сталинским
лауреатом, автором "Белой березы" Михаилом Бубенновым, во время которой
один из героев ударил ресторанной вилкой своего оппонента. Поскольку оба
героя относились к стопроцентным антисемитам, сонет Казакевича наряду с
теоретическими вопросами решал и национальный:
Суровый Суров не любил евреев.
Где только мог, их всюду обижал.
За что его не уважал Фадеев, который тоже их не обожал.
Но как-то раз сей главный из злодеев
однажды где-то в чем-то не дожал.
М.Бубеннов, насилие содеяв, за ним вдогонку с вилкой побежал.
Певец "Березы" в ж... драматургу,
как будто иудею Эренбургу, фамильное вонзает серебро.
Но следуя традиции привычной,
лишь как конфликт хорошего с отличным все это расценило партбюро.
Ну и завершим этот раздел прелестной эпиграммой покойного Михаила
Дудина, прочитанной мне поэтом как-то на своей тогда еще лениградской - не
петербургской - квартире:
На отъезд поэта Евгения Рейна в гости к своему лучшему ученику Иосифу
Бродскому в Нью-Йорк
Поэту русскому еврею
Большой в Америке п
| |  скачать работу |
Сленг как явление в современной лингвистике |
