Главная    Почта    Новости    Каталог    Одноклассники    Погода    Работа    Игры     Рефераты     Карты
  
по Казнету new!
по каталогу
в рефератах

Слово как опорный образ поэтики Иосифа Бродского

 как пространство
                 (что вряд ли), семя
                 свободы в злом чертополохе,
                 в любом пейзаже
                 даст из удушливой эпохи
                 побег. И даже


                 сорвись все звезды с небосвода,
                 исчезни местность,
                 все ж не оставлена свобода,
                 чья дочь – словесность.
                 Она, пока есть в горле влага,
                 не без приюта.
                 Скрипи, перо. Черней, бумага.
                 Лети минута.
                                                                      (1987)
       В этом стихотворении ясно видно, как в мировоззрении Бродского
сплетаются три категории: Время, Пространство, Слово. Вся душа лирического
героя подвластна этим стихиям, и именно они держат его на плаву. Вместе с
языком свобода тоже предлагает выход из пространства и времени, но только
при условии полной самоотдачи словам, являя собой их «вместилище». Таким
образом, поэт так же не зависит от «местности», и он так же может избежать
забвения. Сама свобода располагается во временной бесконечности, что
означает вечную жизнь, и без нее невозможно существование Поэзии, но она и
обещает освобождение служителю, почти что части «своей дочери» -
словесности.
       Лирический герой Бродского и является таким преданным служителем,
понимающим сложное и в то же время простое устройство мироздания. В его
открытых, чистых и бескорыстных чувствах тоже безошибочно просматривается
тесная связь с языком – он все делает «ради речи родной, словесности». Его
зависимость «абсолютная, деспотическая, но она же и раскрепощает…
Стихосложение – колоссальный ускоритель сознания, мышления, мироощущения».
В Нобелевской лекции поэт говорит о существовании трех методов познания:
аналитическом, интуитивном и посредством откровения (метод библейских
пророков). Вслед за этим автор проводит мысль о том, что только поэзия
пользуется всеми тремя, и это приравнивает ее к идеям величайших
проповедников истины. И пусть сначала сложно поверить в те непостижимые
перспективы, что открываются перед поэтом, отчасти являющемся мессией, но
Бродский наглядно показывает в своих стихах возможность воссоздания
гармонии, связи времен, преодоления гибели и соединения из осколков
идеального мира с помощью языка.
       Каждый человек, и в особенности поэт, сам находит для себя способ
воскрешения того самого идеального мира, но способ Бродского кажется если
не универсальным, то наиболее честным и целостным. Он идет за словами, он
повторяет их, громоздя друг на друга, наполняя их магической,
заклинательной энергией, убеждённый в том, что сила слова способна
нейтрализовать и даже обуздать злую агрессию человеческой истории. Можно
предположить, что конструктивный, собирательный взгляд на мир задан
человеку как бы «по умолчанию», от рождения. Возможно, он частично
способствует некоему преодолению времени, но рядом с ним присутствует тема
какого-то стоического к нему доверия:
                 Бей в барабан о своем доверии
                 к ножницам, в коих судьба материи
                 скрыта. Только размер потери и
                 делает смертного равным Богу.
                 (Это суждение стоит галочки
                 даже в виду обнаженной парочки).
                 Бей в барабан, пока держишь палочки,
                 с тенью своей маршируя в ногу!
                                                                («1972 год»)
       Здесь нужно обратить внимание на два, казалось бы, несовместимых
мотива: с одной стороны, доверие, а с другой – «бей в барабан». «Бить в
барабан» о доверии – вещь совершенно невозможная. Под барабан обычно ходят
в атаку. Совершенно очевидно, что «доверие» здесь выступает как некий
инструмент сопротивления времени. Доверие к «ножницам», кроящим материю
бытия и обрезающим (усовершенствованная версия Парки) нить жизни,
окрашивается смыслом стоической готовности к гибели, подобно солдату на
войне. Это ситуация, когда «хочется плакать, но плакать нечего» - то есть и
бесполезно, и нечем, нет слез. – Здесь впервые заявлено новое кредо
Бродского: жить на износ, до конца, «бить в барабан, пока держишь палочки».
 Такую позицию лирического героя нельзя назвать пассивным приятием порядка
вещей, но в то же время этот протест не агрессивен, а наоборот, призывает к
гармоничному объединению. Вот мы и возвращаемся к поиску Бродским выхода из
неприглядных лабиринтов истории и способам этот выход воплотить в жизнь.
Как выяснилось, все они так или иначе связаны со словом: например, та же
ирония («краска стыда вся ушла на флаги») и самоирония, или переработка
прошедших времени и других жизненных ресурсов в речь, в кириллицу.
       В число способов входит знаменитая «длинная строка». К. Ваншенкин,
художник, говорил о ней: «Сейчас многие вольно или невольно подражают в
этом смысле (длинной строки) Бродскому. Но его длинная строка живет, дышит,
молодо сгибается в суставах, а у тех не суставы, а шарниры». Она помогает
Бродскому организовать словесный поток в некие парные связки по принципу их
смыслового контраста (такие, как, например, тело – душа, небо – море,
мертвые – живые, геенна – рай, тиран – раб, дьявол – Бог, грешный –
святой). Причем эти противоположности достаточно гармонично соседствуют
друг с другом, переплетаясь со связками по принципу ассоциаций, когда одно
слово влечет за собой другое (отец – сын, перо – бумага, небо – звезда,
причина – следствие, хлеб – вино). Эта организация тоже работает на
основное содержание эстетического идеала – выздоровление и успокоение Души,
преодоление пережитых и ожидаемых катастроф. Опорными образами в его
поэтике становятся Слово, Мысль, Время, Память, Дух, как бы стоящие на
страже человеческой души.

К ним оказываются привязаны другие слова, понятия, и возникают громадные
перечни всего сущего, «парад» слов, как бы передающий должный (идеальный)
порядок Мира и человека в нем. И такое «построение» противостоит реальному
мироустройству, которое по сути состоит из множества утрат. Существовать
перед лицом таких потерь, как у Бродского – действительно физически
страшно, и, следовательно, жить под знаком всеобщего и абсолютного
исчезновения невозможно – возникнет искушение поскорее пройти этот путь до
конца и вычеркнуть из жизни себя как причину всех зол и потерь, чтобы
больше не мучиться. Жизнь превращается в драматический процесс
противоборства наступающему небытию. Но коль скоро поэт является поэтом, у
него есть это преимущество перед остальными людьми: ему гораздо труднее
потерять в полном смысле все, чтобы совсем ничего не осталось. До тех пор,
пока он ощущает себя поэтом, «держит палочки и бьет в барабан», любые его
утраты и мучения будут плодотворны, то есть ничто не исчезнет бесследно, от
всего человека останется «часть речи», его стихи:
                 Знаешь, чем гуще россыпь
                 черного на листе,
                 тем безразличней особь
                 к прошлому, к пустоте
                 в будущем. Их соседство,

                 мало проча добра,
                 лишь ускоряет бегство
                 по бумаге пера.
                                                            («Строфы», 1978)
       В этой ситуации Иосиф Бродский и видит проявление того факта, что
поэт суть лишь инструмент Языка, и относится к этому с каким-то даже
радостным смирением. Вот еще примеры:
                 Холод меня воспитал и вложил перо
                 в пальцы, чтоб их согреть в горсти.
                 …
                 Тихотворение мое, мое немое,
                 однако тяглое – на страх поводьям,
                 куда пожалуемся на ярмо и
                 кому поведаем, как жизнь проводим?
                 …
                 Потому что как в поисках милой всю-то
                 ты проехал вселенную, дальше вроде
                 нет страницы податься в живой природе.
                 Зазимуем же тут, с черной обложкой рядом,
                 проницаемой стужей снаружи, отсюда – взглядом,
                 за бугром в чистом поле на штабель слов
                 пером кириллицы наколов.
                                                   («Часть речи», 1975-1976)
       Таким образом, через понятие словесности Бродский не просто
обозначает выход из перипетий жизни, но и единственный фактор продолжения
прогресса, постепенное отрицание какой бы то ни было власти над собой и
своим «тяглым тихотворением». Автор заявляет, что пространство Слов
преодолевает как временные, так и рамки обычного пространства, и тем самым
поэт вместе со своими творениями не заканчивает жизнь «за черной обложкой»:
                 … Предо мной – пространство в чистом виде.
                 В нем места нет столпу, фонтану, пирамиде.
                 В нем, судя по всему, я не нуждаюсь в гиде.

                 Скрипи, мое перо, мой коготок, мой посох.
                 Не подгоняй сих строк: забуксовав в отбросах,
                 эпоха на колесах нас не догонит, босых.

                 Мне нечего сказать ни греку, ни варягу.
                 Зане не знаю я, в какую землю лягу.
                 Скрипи, скрипи, перо! Переводи бумагу.
                                                   («Часть речи», 1975-1976)
       В этом заключительном стихотворении из цикла «Часть речи» наконец
очень четко прописывается такой простой и логичный тезис: именно перо
вместе с творцом способно совершить некую беск
1234
скачать работу

Слово как опорный образ поэтики Иосифа Бродского

 

Отправка СМС бесплатно

На правах рекламы


ZERO.kz
 
Модератор сайта RESURS.KZ