Социальные ограничения: содержание, структура, функции
тупать не только идеальные правила и нормы, но и
продукты материальной культуры. Можно сказать даже, что социальные
ограничения имеют смешанный, материально-идеальный характер. Примером
писанных, то есть зафиксированных в языке и оглашённых социальных
ограничений может служить право, а неписаных социальных ограничений, то
есть чётко не зафиксированных и не всегда оглашённых в языке – мораль.
Достаточно очевидно также, что социальные ограничения – это не набор
хаотических элементов, разрушающих друг друга (в этом случае они не могли
бы функционировать), а своеобразная система, имеющая свою структуру,
функции, элементы и атрибуты, которые следует по возможности выявить и
описать на основе системного подхода, что и будет сделано ниже.
Выявив категориальный статус социальных ограничений и сформулировав
определение этого понятия, мы получаем возможность более подробно разобрать
некоторые онтологические и гносеологические проблемы исследования
социальных ограничений.
1.2. Онтологические и гносеологические проблемы исследования социальных
ограничений.
В предыдущем разделе уже были рассмотрены некоторые онтологические и
гносеологические проблемы исследования социальных ограничений, неизбежно
возникшие по ходу решения задачи определения этого понятия и включения его
в общую систему философских категорий, в частности был выявлен субъект и
объект социальных ограничений и проведена граница социального и не
социального. В данном разделе этот разбор будет продолжен.
Решая проблему изучения социальных ограничений, необходимо иметь в
виду, что социокультурные нормы, правила и средства выражения должны
пониматься отнюдь не только как ограничения и препятствия; их можно мыслить
и понимать и в качестве возможностей и свобод для самореализации человека.
Как отмечал Е.М. Харитонов, общество существует только в человеческом
действии и хотя и зависит от него, но не является его продуктом; то есть
социальные структуры существуют как средства и возможности для человеческих
действий, хотя иногда и ограничивают их (См. 434). Поэтому, описание их
ограничительного аспекта не является отрицанием противоположного,
освободительного. Подобная трактовка исследования социальных ограничений
явилась бы обывательским, чисто рассудочным подходом, не поднимающимся до
разума, диалектики и мышления, феноменом манипулятивно-одномерного
сознания. От подобного подхода предостерегал М. Хайдеггер в своём известном
«Письме о гуманизме» (См. 338, с.341-342), указывая, что критика ценностей,
логики, гуманизма, религии ещё не говорит об утверждении того, что является
их рациональным антиподом. Однако, именно такой подход свойственен
эмоциональному рассудку, мыслящему по принципу «или-или», который высмеивал
Гегель, в то время как развитой личности свойственно «целостное
(критическое) восприятие вещей»(242, с.62), гарантирующее реалистичность
восприятия мира. Неслучайна, видимо, нарочитая усложнённость некоторых
текстов М. Хайдеггера, рассчитанная на отсеивание подобных одномерно-
рассудочных критиков и читателей.
Чтобы понять особенности функционирования социальных ограничений
следует рассмотреть вопрос о том, являются ли социальные ограничения
необходимым атрибутом общества и каковы законы их функционирования.
Б.П. Вышеславцев писал: «И вот что особенно удивительно: причинная
необходимость не только не противоречит свободной целесообразности, не
только не уничтожает её, но, напротив, является необходимым условием её
возможности. Человек только тогда может осуществлять свои цели при помощи
ряда средств, если законы причинной необходимости остаются ненарушимыми,
ибо ряд средств есть ряд причин… Если бы природа действовала свободно и
произвольно, человек окончательно потерял бы свободу действия: он стал бы
рабом случая, или же рабом населяющих природу и свободно действующих духов.
Результат ясен: свободная воля, действующая по целям, возможна только в
таком мире, который насквозь причинно детерминирован. «Индетерминизм»
уничтожил бы свободу действия»(88, с.72).
Из сказанного выше мы можем сделать вывод, что без чёткой и устойчивой
системы социальных ограничений в обществе, сколько-нибудь устойчивое
целедостижение и функционирование отдельных личностей и групп на основе
сознательно поставленных планов, целей и систем ценностей невозможно.
Отсутствие чёткой системы ограничений в обществе лишает субъекта
социального действия свободы достижения сознательно поставленных целей.
Получается, что в известной мере, чем незыблемее социальные порядки и
законы, тем больше в обществе возможностей для сознательного творчества, а
их постоянное изменение («перманентная революция» по Л.Д. Троцкому или её
разновидность - перманентные реформы), может рассматриваться как метод
подавления в обществе свободы. Однако, это верно только для сознательно
планирующего, целерационального сознания и субъекта. Если же сознание
иррационально и реактивно, а его носитель стремится не к созиданию, а к
поиску приключений, готов идти «куда глаза глядят» или куда укажет
телевизор и реклама, то наличие чёткой детерминации, в том числе и
социальной необязательно и даже нежелательно. Искателю приключений, объекту
природного и социального хаоса ни природная (социальная), ни ценностно-
целевая детерминация свободной личности не нужна, ибо ограничит его свободу
приключений.
Поэтому, мы можем сделать вывод, что социальные ограничения будут
более чёткими, явными, значимыми, обширными и жёсткими в более
целерациональных обществах, ориентированных на созидание и реализацию каких-
то своих проектов. Напротив, для реактивных, бессознательных, зависимых
обществ социальные ограничения менее значимы. Например, для постсоветской
России характерно снижение целерациональности по сравнению с СССР, а,
следовательно, снятие, ослабление, релятивизация многих социальных
ограничений и усиление их изменчивости, подвижности, неопределённости.
Наиболее чёткие и жёсткие системы социальных ограничений мы видим в
различных рационалистических утопиях («Законы» Платона) и тоталитарных
государствах (См. 212, 285). Однако представить общество без социальных
ограничений затруднительно, ибо в этом случае оно должно было бы быть
полностью реактивным и иррациональным, а также нематериальным, причём
постоянная изменчивость подавляла бы в нём возможность любого действия и
достижения. В истории такие общества неизвестны. Отсутствие социальных
ограничений в подобном гипотетическом обществе означало бы ещё и отсутствие
культуры и языка, для которых характерны обязательные правила и
ограничения, ибо и культура и язык целерациональны – язык, как и культура
существуют для того, чтобы нечто выражать, фиксировать и передавать, то
есть заключают в себе определённую цель. Статус членов такого
гипотетического общества должен был бы также быть неопределённым и
изменчивым, и их нельзя было бы чётко определить как существ (людей),
принадлежащих к данному обществу, а не к какому-то иному миру и форме
существования.
Так как ранее атрибутами социальности были определены культура, язык и
человеческий статус её обладателей, то можно сделать вывод, что обществ без
социальных ограничений не существует, или подобные гипотетические феномены
нельзя назвать обществами по определению.
Показательно, что многие «идеальные общества» из известных социальных
утопий и антиутопий Платона, Т. Кампанеллы, Т. Мора, Ф. Бэкона, Дж.
Оруэлла, Е. Замятина, О. Хаксли и других авторов (См. напр. 320, 407)
отличались значительной социальной регламентацией. Социальный хаос,
царивший в эмпирически наблюдаемых утопистами обществах, казался им
очевидным социальным злом. Поэтому представление о неограниченной свободе в
идеальном обществе, к которому склонялись некоторые утописты анархической и
либеральной ориентации выглядит совершенно несостоятельным. Скорее в данном
случае нужно вести речь об иной системе социальных ограничений, изучение и
понимание которой и позволит выявить методом «от противного» содержание и
структуру имеющихся в обществе свобод. Использование подобной методологии
может достаточно легко показать несостоятельность работ, подобных книге
известного либерального утописта К. Поппера «Открытое общество и его
враги»(337), в которой в один реестр «закрытых обществ» попадают общества с
совершенно различными системами социальных ограничений, в частности,
происходит смешение тоталитаризма ХХ века и традиционных обществ. Поэтому,
следует говорить не о свободных и несвободных, открытых и закрытых
обществах, а о различиях в них систем социальных ограничений.
Всё это означает, что онтологический статус социальных ограничений
таков, что они являются неотъемлемой принадлежностью, любого общества.
Более того, социальные ограничения фактически являются одним из
системообразующих факторов общества, без наличия которого общество не может
существовать. Получается, что социальные ограничения – атрибут нашего
социального бытия и подобно этому бытию они различны, познаваемы,
изменчивы.
Важным является и вопрос о наличии или отсутств
| |  скачать работу |
Социальные ограничения: содержание, структура, функции |
