Социальные ограничения: содержание, структура, функции
ии законов
функционирования социальных ограничений, который тесно переплетается с
вопросом о наличии социальных законов вообще. Как известно, вопрос о
наличии или отсутствии социальных законов является спорным. В Философском
энциклопедическом словаре закон определяется как «категория, отображающая
существенные, необходимые и повторяющиеся связи между явлениями реального
мира»(415, с.194). Общественные законы согласно тому же словарю это
«объективно существующая, повторяющаяся существенная связь явлений
общественной жизни или этапов исторического процесса, характеризующая
поступательное движение истории»(415, с.195). По мнению материалистов, люди
не могут ни уничтожить, ни изменить или преобразовать законы, в том числе и
социальные, которые действуют помимо их сознания и воли. «Измениться в
зависимости от исторически различных условий может лишь форма, в которой
эти законы прокладывают себе путь»(270-Т.32, с.461). Однако при дальнейшем
разборе материалистического понимания социальных законов мы всё более и
более входим в зону противоречий и парадоксов.
«Законы природы реализуются и тогда, когда в их действие не
вмешивается человек. В реализации же законов общественного развития
обнаруживается своего рода парадокс. Сразу же подчеркнём, что речь идёт не
о логическом парадоксе,… существующем только в нашей голове. Речь идёт о
парадоксе реальном, возникающем в ходе исторической практики людей. С одной
стороны, законы общественного развития… возникают, действуют и сходят со
сцены независимо от воли и сознания людей. С другой же стороны, законы
общественного развития реализуются только через деятельность людей. И там,
где людей нет, или они есть, но ведут себя пассивно… никакие
социологические законы реализоваться не могут»(216, с.50-51), - писал С.Э.
Крапивенский. Как известно, классические естественнонаучные законы
характеризует воспроизводимость, повторяемость, независимость от личности
исследователя. Исходя из данного С.Э. Крапивенским определения, по аналогии
можно предположить: если я подкидываю камень, закон притяжения действует, а
если сижу, сложа руки – не действует, и там где меня нет, закон тяготения
тоже не действует. Но в таком случае, это не объективно, а субъективно
существующая связь между явлениями, что противоречит данному выше их
определению.
А.А. Зиновьев пытается разрешить эти парадоксы следующим образом. Он
утверждает, «что социальные законы суть законы сознательной и волевой
деятельности людей, но они при этом не зависят от сознания и воли
людей»(165, с.74). Тогда получается, что сознание и воля людей
детерминированы этими законами. Однако, обходя это противоречие, логик А.А.
Зиновьев утверждает, что «объективность социальных законов вовсе не
означает, будто люди не могут совершать поступки, не считаясь с ними. Как
раз наоборот, люди их обычно вообще не знают и постоянно игнорируют их,
поступая так, как будто никаких таких законов нет»(165, с.75-76). Такие
вот, оказывается странные эти социальные законы: вроде бы они и есть, да
только почти никто и никогда их не выполняет, так что их с другой стороны
как бы и нет. Итак, свобода воли людей оказалась оправданной, но под вопрос
опять попал объективный характер этих законов. При этом, по мнению А.А.
Зиновьева, люди часто нарушают и природные законы, расплачиваясь за это,
что, однако их не отменяет. В качестве примера этот автор приводит
объективный, независимый от воли и сознания людей социальный закон
организации и успеха дела, в соответствие с которым у группы должен быть
компетентный руководитель и адекватные делу члены группы. Если же этот
закон проигнорировать, то группа успеха не достигнет. Однако и в случае
соблюдения этого «закона» 100% гарантии успеха для группы нет – этому могут
помешать внешние влияния, ошибки в оценке компетентности её членов и многое
другое. А главное, этот «закон» будет работать, только если подлинная цель
группы – достичь успеха в деле, а не какая-то иная, что тоже иногда бывает.
Здесь и закрадывается подозрение, что «социальные законы» А.А. Зиновьева не
законы, а просто правила целерациональной деятельности в обществе,
зависящие как и порядки в обществе, делающие именно их актуальными, от воли
и сознания людей.
Далее А.А. Зиновьев пишет, что в «реальности одновременно действуют
различные законы»(165, с.77), проявляющиеся через массу отклонений и
нарушений и, игнорируя одни социальные законы, люди действуют в силу каких-
то других. Но если число этих законов бесконечно (а об этом вопросе автор
умалчивает), то они фактически не действенны, ибо всегда можно
переключиться с одного закона на другой, а также невоспроизводимы,
непроверяемы, и полностью непознаваемы. Далее автор утверждает, что
социальные законы не тождественны необходимости, но при этом универсальны и
«суть самые глубокие механизмы социальных явлений»(165, с.79). Именно эти
объективные и неискоренимые в силу их объективности и независимости от воли
людей законы – источник всех зол и бед человечества и помеха построению
идеального общества. Таким образом, пройдя через свободу воли людей в
выборе этих «законов» и их несоответствие необходимости мы снова упираемся
в детерминизм, с которого и начали их исследование.
В целом концепция социальных законов А.А. Зиновьева представляется мне
во многом надуманной и противоречивой. Задолго до А.А. Зиновьева В.Ф. Эрн
писал: «Вещь, отрешённая от всех иррациональных моментов, может браться
рационализмом лишь в узких пределах её механических свойств. Отсюда
рационализм неизбежно исповедует: а) механистическую точку зрения не как
метод только, но и как последнее объяснение космической жизни и b)
связанный с этим универсальный детерминизм»(483, с.291). В этой связи
естественно задаться вопросом, насколько методологически грамотно и
правомочно объяснять общество исходя из механистической парадигмы, как это
делает А.А. Зиновьев, при том, что ещё Ф. Энгельс наряду с механической
формой движения выделял социальную?
Другой методологический подход к решению этой проблемы предлагается в
русской религиозной философии.
«В Царстве Божием не мыслимы повторения одного и того же, там нет
места для законов и правил в смысле однообразного повторения одних и тех же
содержаний бытия. Наоборот, в душевно-материальном царстве, где ставятся
узкие цели и где новое расширение жизни достигается с величайшим трудом,
одни и те же действия повторяются бесчисленное множество раз; чем ниже
ступень развития деятеля, тем более проявления его оказываются правильно
повторяющимися. Категории качества (выразимые в отвлечённых понятиях черты
эмпирического характера) и количества выдвигаются на первый план в этом
строении бытия. Поэтому получается видимость правоты детерминизма,
утверждающего, будто содержание и течение событий в природе подчинено во
всех деталях незыблемым, неотменимым законам»(254, с.595), - писал Н.О.
Лосский. Однако, как отмечает далее Н.О. Лосский, детерминисты заблуждаются
и вот почему: «Творческие акты, действительно, редко осуществляются в нашем
царстве бытия и возникают, обыкновенно, при соучастии случайных влияний
среды, наталкивающих деятеля на новые пути поведения, которые усваиваются
вслед за тем другими деятелями путём подражания. Усматривая эти условия
развития поведения, рефлексологи и вообще сторонники механистического
мировоззрения воображают, что теории поведения отвергающие …свободу воли,
…и… значение сознания, правильны; однако… они упускают из виду, что
подхватить благодетельные указания случая и целесообразно использовать их
для выработки новых деятельностей может только существо, обладающее
способностью целестремительной деятельности и поставившее себе цель… раньше
того случая, который наталкивает на открытие и изобретение. В этом
динамическом волевом моменте поведения кроется свобода, которой не замечают
рефлексологи»(254, с.595-596).
Таким образом получается, что детерминированность, то есть
закономерность, подчинённость действию законов для деятеля (человека)
обратно пропорциональна степени его духовности. Чем более духовен человек,
чем шире его восприятие, чем больше у него целей, тем больше случайностей
он может заметить в мире и использовать для творчества как непредсказуемого
внесения нового, выходящего за пределы законов. Под духовностью здесь можно
понимать не только её религиозную интерпретацию, но и то содержание,
которое вкладывал в эту категорию Гегель. Категорию духа можно отождествить
с внутренним, непространственным, нематериальным миром, в котором
существуют сознание, творчество, ценности, цели, право, мораль и т.п. С
этих позиций вести речь о социальных законах как минимум некорректно.
Однако, тотальный материализм, утверждая наличие социальных законов,
действует вполне последовательно и логично. Абсолютный детерминизм
неизбежно следует из основной установки материализма о том, что всё есть
материя, а духовные явления - лишь её «отражения» в другой материи. Если
согласиться с этим, то получается, что никакой свободы духовный фактор не
имеет. Однако здесь материализм впадает в п
| |  скачать работу |
Социальные ограничения: содержание, структура, функции |
