Социальные ограничения: содержание, структура, функции
ротиворечие. «…Предпосылкой
овладения силами природы с их причинами и следствиями является
неподверженность нашего «я» в его субстанциональной основе цепи причин и
следствий. Иначе как могло бы «я» рассматривать причины и следствия как
объекты, если бы оно не было стоящим над ними субъектом? Наше «я» не могло
бы сознавать законов природы и овладевать ими, если бы оно было лишь частью
природы»(233, с.58), - отмечал С.А. Левицкий. Материализм же утверждает не
только наличие подобных законов, но и возможность их познания и
использования. Это противоречие хорошо проявилось в марксизме, который с
одной стороны утверждает историческую неизбежность и закономерность смены
общественно-экономических формаций, а с другой стороны, требует активных
действий, революции для реализации этого процесса. Утверждая необходимость
революционной борьбы и социалистической революции, марксизм имплицитно
признаёт, что существует не закон, а лишь тенденция смены одной
общественной формации другой, которую следует активизировать и реализовать
путем практических действий в соответствии со своим свободным выбором. На
мой взгляд, это противоречие является всего лишь пропагандистской уловкой,
предназначенной для убеждения (программирования) интеллектуально
поверхностных людей с различными мировоззренческо-психологическими
установками: на социальную активность и пассивность. Социально пассивных
миф о неизбежности смены общественных формаций должен был подготовить и
примирить с данной возможностью, социально активных же должна была
вдохновить на борьбу революционная риторика. В данном случае создатели
марксизма действовали в точном соответствии с теориями Г. Лебона, который,
в частности, писал: «Чем более кратко утверждение, чем более оно лишено
какой бы то ни было доказательности, тем более оно оказывает влияние на
толпу»(231, с.240), мнения и верования в которой распространяются не путём
рассуждений, а путём заразы. Поэтому серьёзно воспринимать теорию
социальных законов со стороны данного идеологического учения не приходится:
его социальные законы больше похожи на придуманные авторами идеологии
целерациональные установки и алгоритмы действий, предназначенные для
достижения массами поставленных идеологами целей и социальных результатов.
Фактическая цель подобных придуманных социальных законов состоит в скрытом
(манипулятивном) принуждении тех, кто в них поверит к определённому
социальному поведению.
Но действительность опровергает действенность подобных «законов» и
прочих надуманных схем. «Фактическую сторону русской истории мы знаем очень
плохо – в особенности плохо знают её профессора русской истории. Это
происходит по той довольно ясной причине, что именно профессора русской
истории рассматривали эту историю с точки зрения западно-европейских
шаблонов. Оценка же русской истории с точки зрения этих шаблонов правильна
в такой же степени, как если бы мы стали оценивать деятельность Менделеева
с точки зрения его голосовых связок»(369, с.21-22), - писал И.Л. Солоневич.
Он же указывает и на печальные результаты излишней доверчивости к
литературным, философским, научным и прочим надуманным схемам, законам и
шаблонам: «А. Розенберг по своему образованию был типичным русским
интеллигентом… и русскую историческую литературу знал лучше, чем знаем мы с
вами. Он сделал из нее те логически правильные выводы, которые и привели
его на виселицу»(369, с.29).
В действительности, смысл изучения и выявления законов состоит не в
фатальном подчинении им и не в уничтожении иллюзии свободы, как ошибочно
полагал Б. Спиноза. Если бы это было так, «то мы тем более теряли бы
свободу, чем более познавали и схватывали цепи причинностей. А на самом
деле происходит… обратное: чем более мы познаём и охватываем цепи
причинностей, тем более мы получаем возможности властвовать над ними, тем
более возрастает и расширяется наша свобода, ибо «сколько кто знает –
столько тот может»(88, с.53). То есть смысл изучения закономерностей
заключается в свободе овладения ими, на что и нацелена наука. «С того
момента, как сознание начинает оценивать, ставить себе цели и их
осуществлять, покидается почва материализма и начинает действовать тезис
идеализма: «сознание определяет бытие», дух формирует материю»(88, с.61), -
писал Б.П. Вышеславцев. То есть, подчинённость социальным и даже природным
законам есть следствие и признак пассивности и невежества, отвергающего по
выражению В.И. Ленина «вздорную побасенку о свободе воли». В своём
социальном аспекте материализм распознаётся как идеология подчинённых,
закономерно распространяемая вождями во избежание выхода подчинённых из
подчинения им и придуманным ими законам.
Исходя из этого, социальные законы можно сравнить с правовыми нормами
действующими в обществе, которые действительно существуют объективно,
независимо от сознания членов общества, отражают существенные, необходимые
связи между социальными явлениями, но при этом устанавливаются самими
людьми и действуют только в случае их устойчивого исполнения большинством
граждан. Это означает, что тождественных естественнонаучным социальных
законов не существует, существуют лишь различные социальные тенденции,
обусловленные целерациональной и хаотической социальной деятельностью
индивидов и групп, влиянием на общество внешних факторов (природы, других
обществ) и его собственной духовной и материальной культурой. В отличие от
естественнонаучных законов, социальные тенденции не имеют столь чёткой
воспроизводимости и повторяемости, не дают возможности для точных прогнозов
и предсказаний. Выбор той или иной тенденции и её реализация обусловлены
уровнем знаний, умений, активностью, целями и произволом (свободой воли)
отдельных личностей и групп.
Духовно развитые и активные личности или группы получают в этой
ситуации возможности самостоятельного формирования желательных им
социальных тенденций, в частности, посредством захвата идеологической,
политической и экономической власти, а невежественные и инертные массы
становятся жертвами и исполнителями созданных господствующими группами
«социальных законов». Оказывается, даже «Маркс провозглашает, что… и Труд и
Капитал – становятся не просто игрушками в руках объективной логики
истории, но сознательными и самостоятельными ее субъектами, способными не
только подчиняться необходимости, но и управлять важнейшими историческими
процессами, предуготовлять их, провоцировать, проектировать, утверждать
свою автономную волю. Речь идет не об индивидуальном или групповом, но о
классовом субъекте» (149-Т.1, с.21). Исходя из этого представления можно,
например, разрешить давний спор о роли личности и народных масс в истории:
чем выше их уровень развития и активности (и чем невежественнее и пассивнее
их оппоненты), тем значительнее должна быть их роль в истории. Но это лишь
тенденция, которая может осуществиться, а может и не осуществиться в силу
возможного вмешательства различных иных, социальных и внесоциальных
влияний, а не абсолютный и повторяющийся закон. Множество развитых и
активных личностей и групп никак не повлияли на историю, потому что их
деятельность противоречила другим социальным или природным тенденциям, или
свободному выбору масс, например.
Столь же трудно прогнозируемыми из-за наличия у социальных деятелей
свободы воли (помимо сложности социального организма) являются и результаты
природных влияний на общество. Так, астрологические прогнозы не сбываются
не потому, что астрология в принципе является лженаукой (хотя астрологи
могут быть коррумпированы, ошибаться и их методы могут быть несовершенны),
и не потому, что исследуемые ими влияния слишком слабы – А.Л. Чижевский
доказал обратное (См. 449), а прежде всего потому, что реакции свободно
волящего социального деятеля могут быть и скорее всего будут разными при
сходных космических влияниях. С другой стороны, многие древние общества
тщательно ориентировались в своей деятельности на природно-космические
ритмы не только потому, что по сравнению с современной цивилизацией якобы
больше зависели от природы, а потому, что пытались так использовать природу
максимально эффективным для себя образом, не разрушая её. Мировоззрение и
сознание этих обществ также существенно отличалось от современного. В
природе они видели циклы, имеющие начало и конец; вписываясь в эти циклы,
они получали возможность периодически уничтожать своё прошлое, творить свою
историю заново, становясь лучше. Это избавляло древних от подчинённости
своему прошлому и вождям, что характерно для живущих в линейном времени
наших современников, отмечал М. Элиаде (См. 479). Несложно догадаться, что
и «социальные законы» были в древних обществах иными.
Как можно вывести из приведённых примеров, методологический отказ от
детерминистско-материалистической системы объяснения социальных явлений
имеет значительную эвристическую ценность, позволяя объяснить необъяснимое
детерминизмом и снять его противоречия. Проясняется и методологическая
несостоятельность материалистического детерминизма в исследовании
социальных ограничений. Действительно, если сознание есть лишь отражение
| |  скачать работу |
Социальные ограничения: содержание, структура, функции |
