Свобода по Фромму
овить, что все они
переполнены страхом одиночества; страх этот может быть неосознанным или
замаскированным, но он есть, и обусловлен он негативной свободой. Мазохизм
же есть один из путей избавиться от этого страха за счет снятия с себя
бремени свободы, другими словами -- отказа от собственной личности. В
определенных условиях реализация мазохистских устремлений приносит
облегчение (в качестве примера Фромм приводит подчинение вождю в фашистском
режиме, когда индивид обретает некоторую уверенность за счет единения со
многими миллионами себе подобных). Но подобное решение избавляет лишь от
осознанного страдания, скрытая же неудовлетворенность остается. На этом и
других характерных примерах Фромм показывает иррациональность невротической
деятельности, результат которой не соответствует мотивировке: индивид не в
силах выбрать верное решение, поскольку ищет наипростейший выход из
ситуации, дающий облегчение как можно быстрее и ценой как можно меньших
затрат [3, с. 132-134].
Мазохистские узы являются вторичными узами -- "спасательным кругом" для
личностей, подавленных чувствами тревоги, сомнения, бессилия; в отличие от
первичных уз, существующих до завершения процесса индивидуализации. Попытки
получить свободу из вторичных связей обречены на провал, так как индивид в
принципе не может слиться с той силой, к которой он "прилип". Что касается
садизма, то одно из его проявлений -- жажда власти -- коренится в
психологической слабости, в неспособности личности выстоять в одиночку [3,
135-140]. Предполагая, что садомазохистские черты выражены в разной степени
в каждом человеке, Фромм показывает, что садомазохистский характер сам по
себе -- еще не свидетельство ненормальности. Индикатором наличия или
отсутствия невротичности является социальное положение человека, задачи,
которые он выполняет в обществе и шаблоны чувства и поведения,
распространенные в культуре, в которой тот проживает [3, с. 141]. Именно
садомазохистский характер типичен для низов среднего класса в Германии, где
идеология нацизма нашла отклик.
Говоря об авторитарном характере (слово "авторитарный" Фромм
употребляет вместо "садомазохистский" дабы устранить двоякое толкование),
Фромм отмечает, что наиболее специфической его чертой является отношение к
власти и силе. Для авторитарного характера люди делятся на сильных и
бессильных. Сила привлекает и вызывает готовность подчиниться, бессилье
вызывает ярость и желание унизить, растоптать человека. Другая характерная
особенность -- тенденция сопротивляться власти, даже если власть
доброжелательна и нерепрессивна по своей натуре. Авторитарный характер
любит условия, ограничивающие свободу человека, он с удовольствием
подчиняется судьбе. Общая черта всего авторитарного мышления заключается в
убеждении, что жизнь определяется силами, лежащими вне человека, за
пределами его интересов и желаний. Активность людей с авторитарным
характером основана на глубоком чувстве бессилия, которое они пытаются
преодолеть. Авторитарная философия является нигилистической и
релятивистской, в ней отсутствует понятие равенства [3, с. 142-148].
Особое внимание Фромм уделяет описанию такой формы зависимости, когда
вся жизнь человека связывается с какой-либо внешней силой, которая надежно
защитит его от всех напастей -- "волшебным помощником". Фрейд истолковывал
явление пожизненной зависимости от внешнего объекта как продолжение ранних
связей с родителями на всю жизнь. Этот феномен произвел на него настолько
большое впечатление, что в эдиповом комплексе Фрейд разглядел основу всех
неврозов и считал успешное преодоление этого комплекса главным залогом
нормального развития. Однако, по мнению Фромма, фрейдовское толкование
феномена было неверным: ни сексуальные влечения, ни вытекающие из них
конфликты не являются основой фиксации детей по отношению к родителям:
потребность связать себя с каким-то символом авторитета вызывается не
продолжением первоначального сексуального влечения к родителям, а
подавлением экспансивности и спонтанности ребенка и вытекающим отсюда
беспокойством.
Наблюдения Фромма показали, что сущность любого невроза, равно как и
нормального развития, составляет борьба за свободу и независимость. Многие
"нормальные" люди принеся в жертву личность, стали хорошо приспособленными
и потому считаются нормальными. Невротики же, по сути дела, продолжают
сопротивляться полному подчинению и представляют собой пример
неразрешенного конфликта между внутренней зависимостью и стремлением к
свободе [3, с. 150-153].
Другой механизм бегства, разрушительность, имеет те же корни, что и
садомазохизм, но принципиально отличается тем, что целью ее является
уничтожение объекта: от чувства собственного бессилия можно с легкостью
избавиться, разрушив весь мир вокруг, а то, что при этом индивид окажется в
полном одиночестве, нисколько не противоречит его целям -- это идеальное
одиночество, когда угроза разрушения отсутствует вовсе. Разрушительность
бывает двух видов: реактивная -- в ответ на агрессию извне, что
естественно, и активная, постоянно живущая в индивиде и только ждущая
повода для своего проявления. Если разрушительность не имеет под собой
причин, человек считается психически нездоровым, однако, как и в случае с
садомазохизмом, разрушительность часто рационализируется. В случае, если не
удается найти объект реализации разрушительных тенденций индивида, они
могут быть направлены на него самого и привести к попытке самоубийства.
Источником этих негативных тенденций также могут быть тревога и
скованность. Изолированный индивид ограничен в самореализации, ему не
хватает внутренней уверенности -- необходимого условия самореализации.
Проблема взаимосвязи скованности и разрушительности рассматривалась Фрейдом
-- в своих поздних работах он ставит инстинкт разрушительности на одну
ступень с инстинктом жизни и делает предположение о том, что инстинкт
смерти, подпитанный сексуальной энергией, может быть направлен как на
других объектов, так и на самого субъекта. И здесь Фромм высказывает
несогласие со взглядами Фрейда: "биологическое истолкование не может
удовлетворительно объяснить тот факт, что уровень разрушительности в высшей
степени различен у разных индивидов и разных социальных групп." Причем в
пределах определенных социальных групп разрушительность различных индивидов
имеет очень похожий уровень -- факт, явно показанный Фроммом на примере
социальных групп Германии. В "Бегстве от свободы" Фромм не дает анализа
причин разрушительности, по его мнению, проблема эта крайне сложна, он
указывает лишь пути поиска. Фромм считает, что уровень разрушительности в
индивиде пропорционален степени, до которой ограничена его экспансивность --
общую скованность, препятствующую самореализации и проявлению всех
возможностей. При подавлении стремления индивида к жизни его энергия
трансформируется в разрушительную. "Разрушительность -- это результат
непрожитой жизни." [3, с. 153-158].
Другие механизмы бегства, по Фромму, состоят в полном отрешении от
мира или "психологическом самовозвеличении" до такой степени, что мир
становится мал по сравнению с человеком, однако они не представляют
интереса в смысле общественной значимости. Еще один важный в социальном
плане механизм заключается в том, что индивид полностью усваивает тип
личности, предлагаемый ему обществом и перестает быть самим собой. Способ
этот характерен для нормальных людей в общепринятом смысле этого слова,
однако в этом случае возникает противоречие с представлениями о нашей
культуре, одно из которых заключается в том, что большинство членов
общества -- личности свободные и независимые. Далее Фромм ставит ряд
вопросов, на которые необходимо ответить чтобы объяснить природу "я" и
психической самобытности и их отношение к свободе. Один из них касается
смысла высказываний типа "я думаю". Проблема, которую ставит Фромм, на
первый взгляд абсурдна и заключается в проверке факта, что мысль
действительно принадлежит говорящему. Однако на примере гипнотического
эксперимента Фромм показывает возможность того, что по крайней мере три
психических акта -- волевой импульс ("я хочу"), мысль и чувство могут не
принадлежать субъекту. В психологии известно явление псевдомышления, когда
люди (как правило, имеющие потребность иметь собственное мнение) на вопрос
из какой-либо сферы, где их знания и опыт ограничены, отвечают со знанием
дела; причем делают это не для создания эффекта, более того, они искренне
верят, что это мнение принадлежит им, хотя на самом деле это не так.
Псевдомышление может быть вполне логичным и рациональным, как и
рационализации, имеющие целью объяснить действия и чувства, однако
фактически любая рационализация псевдомышления иррациональна, так как не
является подлинным мотивом действия, а лишь выдает себя за таковой [3, с.
158-165].
То же самое касается чувств и желаний. Люди настолько привыкают носить
поведенческие маски, что по прошествии времени сами начинают верить в то,
что им навязывается -- обществом, по долгу службы, по политическим
соображениям и другим мотивам. Фромм показывает это на примере студента-
медика, человека, собирающегося жен
| |  скачать работу |
Свобода по Фромму |
