Традиции и новаторство в творчестве символистов, акмеистов, футуристов
в других областях мы называем откровением,
создание искусства - это приоткрытие двери в Вечность. Мы живем среди
вечной исконной лжи. Мысль, а, следовательно, и наука, бессильна
разоблачить эту ложь. Но... есть просветы. Эти просветы - те мгновения
экстаза, сверхчувственных интуиций, которые дают иные постижения
мировых явлений, глубже проникающие за их внешнюю кору, в их сердцевину «
Всеми характерными признаками символизма отмечено стихотворение
Брюсова «Прощальный взгляд»(типичное для его раннего пера). Конкретные
предметы, изображенные в этом стихотворении, заключают в себе какую-то
отвлеченную идею и кажутся призрачными.
Я сквозь незапертые двери
Вошел в давно знакомый дом,
Как в замок сказочных поверий,
Постигнутый волшебным сном.
Сквозь спущенные занавески
Чуть проникали тени дня,
И люстры тонкие подвески
Сверкали бледно, не звеня.
Я встретил взгляд без выраженья Остановившихся часов.
Полузасохшие растенья
Стояли стражей мертвецов.
Я заглянул... Она смотрелся,
Как тихо догорал камин,
Зола каких-то писем тлела,
Но в воздухе дышал жасмин.
На платье белое все реже
Бросали угли отсвет свой.
Она вдыхала запах светский,
Клонясь все ниже головой.
И невеселый, непечальный,
Я скрылся, как вошел, без слов, Приняв в гостиной взгляд прощальный
Остановившихся часов.
Поэт нарочито создает настроение смутности, избегает четких
характеристик явлений. Вот почему у него превалируют
«тени»,»туманности»,»темнота» и т.д. Тени - чрезвычайно характерный
художественный атрибут поэзии символистов. Брюсов во многих стихах
прибегает к этому образу. Вспомним: «Тень несозданных созданий колыхается
во сне, словно лопасти латаний на эмалевой стене». Мережковский
мотивирует причину симпатий символистов к «теням» в стихотворении
«Последняя чаша»:
Последним ароматом чаши
Лишь тенью тени мы живем
И в страхе думаем о том,
Чем будут жить потомки наши.
«Русский символизм направил свои главные силы в область неведомого.
Попеременно он братался то с мистикой, то с теософией, то с оккультизмом.
Некоторые его искания в этом направлении почти приближались к созданию
мифа», - писал Гумилев.
Если внимание символистов привлекает настоящая действительность, то
она изображается в крайне неприглядном виде. Очень характерно в этом смысле
стихотворение 3. Гиппиус «Все кругом»:
Страшное, грубое, липкое, грязное, жестко-тупое, всегда безобразное,
Медленно рвущее, мелко-нечестное, Скользкое, стыдное, низкое, тесное,
Явно-довольное, тайно-блудливое, Плоско-смешное и тошно-трусливое, Вязко,
болотно и тинно - застойное, жизни и смерти равно недостойное, Рабское,
хамское, гнойное, черное, Изредка серое, в сером упорное, Вечно лежачее,
дьявольски косное, Глупое, сохлое, сонное, злостное, Трупно - холодное,
жалко-ничтожное, Непереносное, ложное, ложное!
(1904)
Если одни символисты (Мережковский, Гиппиус) видели смысл поэзии только
в воплощении мистической, потусторонней действительности, то другие
символисты стремились к гармоническому сочетанию в изображении
существующего и потустороннего миров.
Вот как определяет символическую поэзию К. Бальмонт: «Это поэзия, в
которой органически, не насильственно, сливаются два содержания: скрытая
отвлеченность и очевидная красота, сливается так же легко и естественно,
как в летнее утро воды реки гармонически слиты с солнечным светом. Однако,
несмотря на скрытый смысл того, и другого символического произведения,
непосредственное, конкретное его содержание всегда законченно само по
себе, оно имеет в символической поэзии самостоятельное существование,
богатое оттенками».
Уход из этого мира, «где истин нет», взлеты в поднебесную высь,
падение ниц пред образом «сущего», возвеличение себя до сверхчеловека,
стоящего над миром, проповедь крайнего индивидуализма и «чистого
искусства», прославление смерти «мечтания о воле свободной» - таков внешне
многообразный, а по существу субъективно ограниченный мир ранней поэзии
декадентов. Недаром Бальмонт писал:
Я ненавижу человечество,
Я от него бегу спеша.
Мое единое отечество -
Моя пустынная душа.
В ряде работ о символизме популярно утверждение, что «распад», «кризис»
символизма произошел в 1910 году, когда между его лидерами возникла
дискуссия по основным вопросам творчества. Это популярное утверждение
основывается на мнении самих символистов, ими же оно было и впервые
высказано. А. Блок в предисловии к поэме «Возмездие» писал:
«1910 год - это кризис символизма, о котором тогда очень много писали
и говорили как в лагере символистов, так и в противоположном. В этом году
явственно дали знать о себе направления, которые встали во враждебную
позицию и к символизму и друг к другу: акмеизм, эгофутуризм и первые
зачатки футуризма».
Дальнейшее развитие этой художественной программы найдет свое
выражение в акмеизме.
« Для внимательного читателя ясно, что символизм закончил свой круг
развития и теперь падает. И то, что символические произведения уже почти
не появляются, а если и появляются, то крайне слабые даже с точки Зрения
символизма, и то, что все чаще и чаще раздаются голоса в пользу
пересмотра еще так недавно бесспорных ценностей и репутаций, и то, что
появились футуристы, эгофутуристы и прочие гиены, всегда следующие за
львом. На смену символизма идет новое направление, как бы оно ни
называлось, акмеизм ли (от слова ахun - высшая степень чего-либо,
цвет, цветущая пора), или адамизм (мужественно твердый и ясный взгляд на
жизнь),- во всяком случае, требующее большего равновесия сил и более
точного знания отношений между субъектом и объектом, чем то было в
символизме. Однако, чтобы это течение утвердило себя во всей полноте и
явилось достойным преемником предшествующего, надо, чтобы оно приняло
его наследство и ответило на все поставленные им вопросы. Слава предков
обязывает, а символизм был достойным отцом», - писал в своей статье Н.
Гумилев.
Возникновение акмеизма находилось в тесной связи с процессами,
происходившими внутри символизма после революции 1905 года. Новое течение
в поэзии, заявившее о себе тоненькими журнальчиком «Гиперборей» (1912),
несколькими изданиями «Цеха поэтов», а затем статьями-манифестами Н.
Гумилева и С. Городецкого в журнале «Аполлон» (1913, 1), противопоставило
себя символизму, который, по словам Гумилева, «закончил свой круг развития
и теперь падает», или, как более категорично утверждал Городецкий,
переживает «катастрофу». Даже в самом названии нового поэтического течения
видно было стремление противопоставить его старому, одряхлевшему
символизму» (Термин «акмеизм» произведен от греческого слова - акмэ»,
что значит «высшая степень чего-либо, расцвет, цветущая пора».)
«Причины эти заключались в том, что писатели, соединившиеся под
знаком «символизм», в то время разошлись между собою во взглядах и
мировозерцаниях; они были окружены толпой эпигонов, пытавшихся спустить на
рынке драгоценную утварь и разменять ее на мелкую монету; с одной
стороны, виднейшие деятели символизма, как В. Брюсов и его соратники,
пытались сдвинуть философское и религиозное течение в какие-то школьные
рамки (это-то и было доступно пониманию Гумилева); с другой - все
назойливее врывалась улица; словом, шел обычный русский «спор славян
между собою» - «вопрос неразрешимый» для Гумилева; спор по существу был
уже закончен, храм «символизма» опустел, сокровища его (отнюдь не «чисто
литературные») бережно унесли с собой немногие; они и разошлись молчаливо
и печально по своим одиноким путям. Тут-то и появились Гумилев и
Городецкий, которые («на смену») (?!) символизму принесли с собой новое
направление: «акмеизм»или «адамизм» (мужественно - твердый и ясный взгляд
на жизнь.)» - писал Блок.
К акмеистическому лагерю русской поэзии следует отнести наряду с
участниками «Цеха поэтов»» Н. Гумилевым, А. Ахматовой, О. Мандельштамом,
М. Зенкевичем, С. Городецким, Г. Ивановым, В. Нарбутом также поэтов,
организационно не принадлежавших к акмеизму: М. Кузмина, Б. Садовского, М.
Волошина, В. Ходасевича, И. Северянина, Ю. Верховского и других. Накануне
войны принципы акмеизма выражал в своем творчестве Ф. Сологуб.
Романтизм Гумилева вырастает на почве расхождений «конквистадорских»,
воинственных устремлений с реальным социальным окружением, которым не дано
«расковать последнее звено». В этом окружении поэт не находит реальных
персонажей, ситуаций, сюжетов, в которых, могут быть воплощены его
воинственные. Он найдет их позже, в период войны, а пока у него два пути:
или, как Дон Кихоту, драться с ветряными мельницами будничной
действительности, или уйти в фантастический мир великих героев и великих
подвигов. И он предпочитает второй путь, который открывае
| |  скачать работу |
Традиции и новаторство в творчестве символистов, акмеистов, футуристов |
