Главная    Почта    Новости    Каталог    Одноклассники    Погода    Работа    Игры     Рефераты     Карты
  
по Казнету new!
по каталогу
в рефератах

Творчество М. Зощенко в контексте русской литературы

в провинциальном городе, Белокопытов  пытается  жить,  как
все: здесь «зоологические» мотивы появляются  в  его  монологе  уже  в  ином
качестве: «Он тотчас и немедленно развил  им  целую  философскую  систему  о
необходимости приспособляться, о простой и примитивной жизни и  о  том,  что
каждый человек, имеющий право жить, непременно обязан, как  и  всякое  живое
существо, и как  всякий  зверь,  менять  свою  шкуру,  смотря  по  времени».
Обвешивая покупателей, герой утверждает, что цинизм — это  вещь,  совершенно
необходимая и в жизни нормальная, что без цинизма и жестокости ни один  даже
зверь не обходится. В конце концов «животные» метафоры,  которые  использует
Белокопытов,   материализуются   в   его   собственной   жизни,    становясь
сюжетообразующими:  он  опускается,  уходит  в  лес  и  живет  в   землянке.
«Звериные» аналогии сопровождают его до самой смерти: Белокопытов  бесследно
исчезает «как зверь, которому неловко после смерти оставлять  на  виду  свое
тело».
      Таким  образом,  к  середине  20-х  годов  мир  Зощенко  —   это   мир
всепобеждающего «звериного» — антикультурного — начала, которое  торжествует
как в его рассказах (в образе Некультурного рассказчика так и в  повестях  о
«неживых» интеллигентах.  Тогда  же  начинается  тяжелый  труд  писателя  по
преодолению этого «звериного» мира.
      Итак, можно сделать вывод, что оба мотива, возникшие  в  «допечат-ный»
период, впоследствии оказались очень плодотворными. От них тянутся  нити  не
только  к  «Сентиментальным  повестям»,  но  и  дальше  —  к   «Возвращенной
молодости» и в особенности — к «Перед восходом солнца»,  посвященной  борьбе
с тем «кричащем зверем» в человеке, которого  молодой  Зощенко  открывает  в
философском эссе «Боги позволяют» (1918).
      Ницшеанский культ жизни, вероятно, обусловил и зощенковскую  концепцию
литературы,  ориентированную  на  «жизнь»,  а  не  на  «мертвые»  культурные
образцы. В записной книжке Зощенко «до-печатного» периода находим запись:
      По  замечанию  М.  Зощенко,  иные   слова   стареют   настолько,   что
произносятся  нами,  как  формулы,  не   вызывая   никакого   художественого
впечатления.  Иные  слова  умирают  совершенно.  От  них  запах   тления   и
величайшей пошлости. Жизнь ушла из литературы. «Оживление» мертвой  культуры
и победа над «зверем» в себе и становятся главными задачами Зощенко.
      В своей книге о Михаиле Зощенко Дм. Молдавский (26, с. 51) утверждает,
что Зощенко — писатель, «который прошел  путь  от  прозы  Николая  Гоголя  к
прозе Александра Пушкина». Было бы вернее сказать, что  Зощенко —  писатель,
который активно развивал советское литературное мифотворчество  о  том,  что
«жизнерадостный» и «мужественный»  Пушкин  является  истинным  предвестником
социалистического реализма, между тем как «сложный» и  «запутанный»  Гоголь,
в сущности, чужд ему. В этом мифотворчестве, опиравшемся на мысли,  развитые
уже Константином Леонтьевым и Василием Розановым также говорится о том,  что
пушкинская линия не нашла себе достойного  продолжения  во  второй  половине
XIX века, несмотря  на  всю  талантливость  и  даже  гениальность  отдельных
блестящих представителей того времени. Только с появлением Максима  Горького
это   положение   изменилось.   Основоположник    (родоначальник)    русской
классической литературы нашел преемника в  основоположнике  (родоначальнике)
социалистического реализма.
      По-видимому, и Михаил Зощенко в какой-то степени разделял эти  взгляды
на Пушкина, Гоголя и  Горького,  по  крайней  мере,  в  30-е  годы.  В  духе
Розанова и Леонтьева, а может быть, и под влиянием Блока и  философии  Ницше
он видит известное «падение» в русской, постпушкинской литературе.
      В  поисках  гармонии  и  здоровья  Зощенко  отмежевался  от  «большой»
гоголевской линии с ее преувеличенным интересом к внутреннему миру  человека
и «иронией» по отношению ко  всему  земному,  говоря  словами  Розанова.  Он
переходит к трезвому  самоанализу  и  разумному  лечению  своих  собственных
заболеваний  и  более  «веселому»   пушкинскому   смеху   по   отношению   к
общественным отрицательным явлениям. К  1937  году  Зощенко  готов  признать
гоголевское  отношение  к  миру  и  себе.  Переходя  на  позиции  «советско-
ницшеанские»   и   горьковские,   он   рассматривает   XIX   век   как   век
сентиментальный, женственный, эгоцентричный, как век, когда писатели  жалели
«бедных  людей»,   предлагали   «униженным   и   оскорбленным»   религиозные
«утешения» вместо социальных улучшений, а если  смеялись,  то  только  плача
(от «Мертвых душ» Гоголя до «Трех сестер» Чехова). Создавая свою  стилизацию
в  пушкинско-белкинском  духе,  он  как   бы   отдаляется   от   гоголевских
«ненародных»   затрудненных   форм,   поощряемых    недавно    разгромленным
формализмом. Сам «больной» и «сложный», Зощенко искал  путей  к  «здоровью»,
как до него искал их и Александр Блок, поэт старого мира,  ненавидевший  его
и себя и — по крайней мере после первой мировой войны — искавший спасения  в
«беспощадности» ницшеанского смеха и, в  конце  концов,  в  «веселом  имени»
Пушкина.   Рассмотрим   «Талисман»   как   декларацию   нового   «здорового»
миропонимания Зощенко, поверившего в «веселое просвещение» как исцеление  от
болезней духа, в «пушкинский» путь.
      Повесть «Талисман», уже в своем лжеромантическом,  то  есть  на  самом
деле   просветительском   и   антиромантическом    заглавии,    борется    с
предрассудками, суеверием и  фатализмом.  Уже  этим  она  заслуживает  место
среди  «Повестей  Белкина»,  высмеявших   «мистицизм»   в   «Гробовщике»   и
«религиозный детерминизм» в «Станционном  смотрителе»  (где  «блудная  дочь»
находит счастье вопреки родительским и библейским запретам и  наставлениям).
В «Талисмане» сначала рассказывается о том, как  лейтенант  Б.  отказывается
от дуэли с ротмистром своего полка и  как  тот,  радраженный  сверх  меры  и
твердо решивший драться любой ценой, отправляется домой  чистить  пистолеты.
Во время этой процедуры он случайно убивает себя выстрелом, несмотря на  то,
что он, как  всегда,  носил  свой  талисман.  Ясно,  что  ротмистр  совершил
глупость, слепо доверяясь талисману и забыв предосторожности в обхождении  с
огнестрельным оружием. Ясно и  то,  что  ротмистр  также  слеп,  как  и  его
товарищ по судьбе — лермонтовский фаталист. Слепая  вера  в  фатум,  которая
соединяет  ротмистра  и  Вулича  —  просто  глупость.  Так  выходит  в  этом
пародическом произведении Зощенко. Однако  это  не  единственный  элемент  в
шестой повести Белкина—Зощенко.
      «Талисман»  пародирует  классиков   XIX   века,   слишком   увлекшихся
«психологией» и «мистикой», и  в  главной  —  любовной  —  интриге  повести.
Оказывается, что лейтенант Б. некогда был  молодым  повесой  и  в  традициях
типического аристократа-офицера  (такого,  например,  как  Вронский)  затеял
«роман» с женой своего полкового командира — Варенькой Л. Та,  услышав,  что
за очередную глупую дуэль ее возлюбленного разжаловали в солдаты,  стремглав
отправляется в полк, и там, как Анна Каренина на скачках, совершенно  теряет
самообладание; происходит страшная сцена с мужем,  что  не  мешает,  однако,
Вареньке отправиться на свидание с любовником. На  прощание  она  дарит  ему
талисман. В этот  момент  объявляют  прибытие  великого  князя  в  полк  для
раздачи орденов нижним чинам,  отличившимся  в  боях  с  Наполеоном.  Бедный
полковой командир после сцены с женой не может припомнить ни одной  фамилии,
кроме фамилии своего соперника, и в отчаянии  произносит  ее.  Разжалованный
лейтенант получает орден, не сразившись ни  разу  с  неприятелем.  Проклиная
свой  слишком  действенный  талисман,  он  отправляется  на   войну,   решив
заслужить орден героическими подвигами и вернуть себе звание офицера.
      Он действительно совершает неслыханные подвиги, доказывая, что  он  не
повеса,  а  герой,  не  просто  помещик-аристократ,  а   человек   чести   и
благородства. Свои удивительные подвиги он, однако, совершает  только  после
того, как враг отнимает у него  талисман  Вареньки.  Есть  один  критический
момент, когда перед бывшим лейтенантом, а теперь  рядовым  Б.  стоит  выбор:
рисковать жизнью или потерять талисман навеки. Б.  выбирает  жизнь,  наверно
уже давно поняв, что не судьба подарила ему орден, и не талисман,  а  просто
истерика Вареньки, как и не  они  подарили  ему  военные  успехи,  а  только
собственная храбрость и решимость. Разжалованный Б.,  может  быть,  кое-чему
научившийся в среде простых солдат — трезвости мышления и т.д.  —  спасается
«разумным»  бегством,  бросая  свой  талисман.  Вскоре  он  расстается  и  с
Варенькой, которая, однако, не кончает самоубийством, как Анна  Каренина,  а
продолжает жить с мужем,  который,  в  отличие  от  Каренина,  не  отвергает
неверную жену. Став  вдовой,  Варенька  вторично  выходит  замуж  и  находит
счастье. Лейтенант также — потеряв свой  орден,  но  будучи  восстановлен  в
звании — женится счастливо без помощи каких-либо  талисманов.  Дело  ведь  в
том,  что  в  мире  просвещенных   людей   нет   «роковых   страстей»,   
12345След.
скачать работу

Творчество М. Зощенко в контексте русской литературы

 

Отправка СМС бесплатно

На правах рекламы


ZERO.kz
 
Модератор сайта RESURS.KZ