Главная    Почта    Новости    Каталог    Одноклассники    Погода    Работа    Игры     Рефераты     Карты
  
по Казнету new!
по каталогу
в рефератах

Творчество В. Распутина

когда ищет смерть и нет ни одного надёжного места, куда можно было бы
спрятаться. Вернее, такое место есть - это больница, но до неё далеко, ещё
очень далеко».
            Лешка умер на руках у друзей. Потрясение. Вопиющая
несправедливость. И в рассказе, пусть ещё и в зачаточном состоянии,
присутствует то, что станет затем неотъемлемым во всех произведениях
Распутина: природа, чутко реагирующая на происходящее в душе героя («Рядом
всхлипывала река. Луна, вытаращив свой единственный глаз, не отводила от
нас взгляда. Слезливо мигали звёзды»); мучительные раздумья о
справедливости, памяти, судьбе (« Я неожиданно вспомнил о том, что ещё
забыл спросить у Лешки, будут ли знать при коммунизме о тех, чьи имена не
вписаны на зданиях заводов и электростанций, кто так навсегда и остался
незаметным. Мне во что бы то ни стало захотелось узнать, вспомнят ли при
коммунизме о Лешке, который жил на свете немногим больше семнадцати лет и
строил его всего два с половиной месяца»).
            В рассказах Распутина всё чаще появляются люди с загадочным,
хотя и простым с виду, внутренним миром – люди, которые собеседуют с
читателем, не оставляя его равнодушным  к своей судьбе, мечтам, жизни. Едва
очерченные, их портреты в рассказе «В Саяны приезжают с рюкзаками»
дополняются живописными  мазками в облике старой охотницы, не умеющей и не
желающей понимать, зачем бывают на земле войны («Продолжение песни
следует»); глубже становится тема единства человека и природы («От солнца
до солнца»), тема взаимообогащающего общения людей друг с другом. (« На
снегу остаются следы»). Именно здесь появляется впервые образы распутинских
старух - камертонные, ключевые, стержневые образы дальнейших его
произведений.
            Такова старая тофаларка из рассказа «И десять могил в тайге», у
которой «было четырнадцать детей, четырнадцать раз она рожала, четырнадцать
раз платила за муки кровью, у неё было четырнадцать детей – своих, родных,
маленьких, больших, мальчиков и девочек, парней и девок. Где твои
четырнадцать детей?.. Двое из них остались в живых… двое из них лежат на
деревенском кладбище… десять из них разбросаны по саянской тайге растащили
звери их кости». Уж все о них и позабыли – сколько лет минуло; все, но не
она, не мать; и вот она вспоминает каждого, пытается вызвать их голоса и
раствориться в вечности: ведь пока кто-то хранит погибшего в своей памяти,
не разорвется тонкая, призрачная, нить связующая эти разные миры воедино.
Как только выдержало её сердце те смерти! Она вспоминает каждого: этот,
четырёхлетний, упал со скалы на её глазах – как она тогда кричала! Этот
двенадцатилетний, умер у юрты шамана оттого, что не было хлеба и соли;
девочка замёрзла на льду; ещё одного придавило во время грозы кедром…
            Всё это было давно, ещё в начале века, «когда вся Тофалария
лежала в объятьях смерти». Старуха видит, что теперь всё по-другому, она
дожила, - может быть, потому и дожила, что «оставалась их матерью, вечной
матерью, матерью, матерью» и кроме неё никто не помнит о них, а её и
держала на земле эта вот память и необходимость оставить её после себя,
продлить во времени; потому и называет она своих внуков именами умерших
детей, словно возрождает их к новой жизни – к другой, более светлой. Ведь
она – Мать.
            Такова и умирающая шаманка из рассказа «Эх, старуха…». Давно уж
она не шаманит; её любят, потому что хорошо умела трудиться вместе со
всеми, добывала соболя, пасла оленей. Что же мучит её перед смертью? Ведь
она не боится умирать, потому что «выполнила свой человеческий долг… её род
продолжался и будет продолжаться; она в этой цепи была надёжным звеном, к
которому прикреплялись другие звенья». Но только  такого, биологического
продолжения ей недостаточно; шаманство она считает уже не занятием, а
частью культуры, обычаев народа, и потому боится, что оно забудется,
потеряется, если она никому не передаст хотя бы внешние его приметы. По её
мнению, «человек, заканчивающий свой род, несчастен. Но человек, который
похитил у своего народа его старинное достояние и унёс его с собой в землю,
никому ничего не сказав, - как назвать этого человека?..»
            Я думаю, что В. Распутин правильно ставит вопрос: «Как назвать
такого человека?» (Человека, который смог бы унести с собой в могилу часть
культуры, не передав его в руки других людей).
            В этом рассказе Распутин поднимает нравственную проблему,
выраженную в отношении этой старухи к человеку и ко всему обществу. Я
думаю, что перед смертью она должна была передать свой дар людям, чтобы он
продолжал жить, как и другие достояния культуры.
            Лучшим произведением шестидесятых годов является рассказ
«Василий и Василиса», от которого потянулась прочная и явная нить к будущим
повестям. Рассказ этот впервые появился в ежедневнике «Литературная Россия»
в самом начале 1967 года и с тех пор неоднократно перепечатывался в книгах.
В нём, как в капле воды, собралось то, что не повторится в точности потом,
но с чем мы тем не менее не раз ещё встретимся в книгах В. Распутина:
старуха с твёрдым характером, но с большой, милосердной душою; природа,
чутко прислушивающаяся к переменам в человеке; вещий сон…
            Всю жизнь прожили рядом Василий и Василиса. Рядом, но не
вместе, потому что тридцать лет он живёт в амбаре, она – в избе с выросшими
детьми, и даже разговора между ними не получается. Не смогла Василиса
простить мужу давней, довоенной ещё обиды. Да и обида ли это, не больше ли?
Однажды, напившись, «он схватил топор, лежавший под лавкой, и замахнулся.
Василиса до смерти перепугалась, закричала не своим голосом и выскочила из
избы. В ту ночь у неё случился выкидыш. Вернувшись в дом, она растолкала
Василия и показала ему на порог:
 - Выметайся!
Двадцать лет прожили они вместе, у них было семеро детей, но то, чему
теперь стал виной Василий, гибель будущего ребёнка, она не смогла простить.
И на войну проводила без слёз, и встретила потом без радости, а на порог
так и не пустила. Он работал на приисках, уходил в тайгу, пытался вновь
устроить свою личную жизнь вместе с доброй хромоногой Александрой, -
Василиса словно ничего не замечала. Кажется, всё у них теперь настолько
разное, что нет ни одной точки соприкосновения, пересечения. Это
подчёркивается и описанием их ритма жизни, окружающего быта.
      Василиса просыпается рано и, одевшись, «срывается и начинает бегать.
Она затапливает русскую печь, лезет в подполье за картошкой, бежит в амбар
за луком, ставит в печь разные чугунки, готовит пойло для телёнка, даёт
корм корове, свинье, курам, доит корову, процеживает сквозь марлю молоко и
разливает его по всевозможным банкам и склянкам – она делает тысячу дел и
ставит самовар».
      «Василий поднимается не рано: рано подниматься незачем. Единственное,
как в бане, окошечко в его амбаре на ночь завешено: Василий не любит лунный
свет, ему кажется, что от луны несёт холодом. Кровать стоит изголовье к
окошечку, по другую его сторону стоит столик. У дверей на гвоздях развешены
охотничьи и рыболовные снасти… Он одевается молча, совсем молча не пыхтит,
не кряхтит, не стонет».
      Что не даёт ему вовсе уйти? Не теперь, когда совсем старый стал, -
раньше что не давало? Боязнь и нежелание оставить детей? Так они выросли,
сами родителями стали. Неумение устроить жизнь в другом месте? Вряд ли это
сдержало бы. Чувства, питаемые им к Василисе? Может быть. Но главное,
видимо, в том, что не давала покоя вина, осознанная им, тот моральный долг,
который нечем вернуть жене, кроме как – самим собою. Ему оставалось только
жить, и Василий жил, не слишком задумываясь с годами о том, почему он живёт
именно так и именно здесь: он понимал, что так надо. И только к концу
рассказа мы догадываемся, в чем она, мудрость этого простого «надо». Он,
Василий, не мог умереть вдали от жены. Грех, совершённый им десятилетия
назад, был столь велик, что даже жизнью его не искупить: ни словами, ни
делами, ни лаской - ничем. И только когда смерть заглядывает в этот амбар к
старому больному человеку, только тогда и Василиса в состоянии – нет, не
забыть! – отпустить ему грех («Он подаёт ей руку, она пожимает её и,
всхлипывая, поднимается»), и сам он в состоянии вздохнуть вольнее («Теперь
иди, - говорит он. –Теперь мне легче стало… Он улыбается, лежит и
улыбается»). Не так жизнь прожита, – но о том живым  судить. Для него
главное – так хотя бы умереть, не унести с собою тяжесть, которая висела на
душе дольше десятилетия. И она это понимает. Глубинная, корневая этика
диктовала свои законы, не подчиниться которым нельзя.
      «Василий и Василиса» – произведение, написанное как бы на стыке
жанров: то ли это большой рассказ, то ли маленькая повесть. С этого
рассказа начинается новый период в творчестве В. Распутина, который к тому
времени уже перешёл на профессиональную литературную работу. Он стал
самостоятельным писателем, прозаиком – со своим стилем, своим взглядом на
мир, своей житейской концепцией, которую в дальнейшем будет активно
удерживать.

                      Самая главная проблема в жизни – это страдание,
                      которое причиняешь, и самая изощрённая философия не
                      может оправдывать человека, истерзавшего сердце,
                      которое его любило.
                                        Бенжамен Констан.
      Нравственные проблемы В. Распутин ставит не только в рассказах, но и
в своих повестях.
      Повесть «Последний срок», которую сам В. Распутин назвал главной из
своих книг, 
12345След.
скачать работу

Творчество В. Распутина

 

Отправка СМС бесплатно

На правах рекламы


ZERO.kz
 
Модератор сайта RESURS.KZ