Главная    Почта    Новости    Каталог    Одноклассники    Погода    Работа    Игры     Рефераты     Карты
  
по Казнету new!
по каталогу
в рефератах

Византия и Русь

 слишком  часто  и  прочно  представал  и
предстает в качестве непререкаемой, даже единственной "меры вещей".
     Западное непризнание всемирно-исторической ценности  всего  "другого",
"иного",  чем  он  сам,  с  особенной   ясностью   выступает   в   отношении
Византийской империи.  Даже  такой,  казалось  бы,  широкий  и  терпимый  (в
сравнении, например, с французскими просветителями, говорившими  о  Византии
в  жанре  грубой  брани)  западный  идеолог,  как  Гердер,  писал  в   своем
фундаментальном   трактате   "Идеи   к   философии   истории   человечества"
(1782—1788), что Византия  предстает-де  в  качестве  "двуглавого  чудовища,
которое именовалось  духовной  и  светской  властью,  дразнило  и  подавляло
другие народы и... едва может отдать себе спокойный отчет в  том,  для  чего
нужны людям религия и для чего правительство...  Отсюда  пошли  все  пороки,
все   жестокости   омерзительной   (даже   так!   —В.    К.)    византийской
истории..."[5].
     Мне могут возразить, что такое отрицание чуть ли не  самого  права  на
существование  Византии  имело  место  два  столетия  назад,  а  ныне  Запад
понимает дело иначе, ибо в его  идеологии  в  XX  веке  начало  утверждаться
представление о равноправности или даже равноценности различных  цивилизаций
и культур. Это вроде бы действительно так: во-первых, в  новейшее  время  на
Западе было создано немало более или менее объективных исследований  истории
Византии  (и  других  "незападных"  государств),   а   во-вторых,   западная
историософия  в  лице  Шпенглера  и  Тойнби  так  или  иначе   провозгласила
равенство  цивилизаций  (здесь  стоит  напомнить,  что  в  России  это  было
осуществлено еще в XIX веке — в историософии Н.  Я.  Данилевского  и  К.  Н.
Леонтьева).
     Да, казалось  бы,  крупнейший  представитель  английской  историософии
Арнольд Тойнби (1889—1975) уже в 1920—1930-х  годах  искупил  грех  западной
идеологии, утвердив представление о десятках  вполне  "суверенных"  и  равно
достойных внимания цивилизаций, существовавших и существующих на Земле, и  в
том числе православных —  византийской,  а  затем  российской.  Однако,  при
обращении к конкретным рассуждениям Тойнби  о  Византии  мы  сталкиваемся  с
поистине  поразительными  противоречиями.  С   одной   стороны,   британский
мыслитель  утверждает,  что  "первоначально   у   православия   были   более
многообещающие перспективы, чем у Запада" и что Византия  вообще  "опередила
западное христианство на семь или восемь столетий, ибо ни  одно  государство
на Западе не могло сравниться с Восточной Римской  империей  вплоть  до  XV—
XVI вв." (это, в сущности, простая констатация фактов,  изученных  западными
историками Византии в течение XIX — начала XX вв.).
     И тем не менее столь "лестные" для Византии суждения тут  же  по  сути
дела полностью опровергаются. После первой из процити-рованных  фраз  Тойнби
заявляет, что "византийские императоры неустанно искажали и  уродовали  свое
истинное  наследие",  а  в  связи  со  второй  фразой  выражает  решительное
недовольство по тому поводу, что уже в VIII веке византийский император  Лев
III  "смог  повернуть   православно-христианскую   историю   на   совершенно
незападный путь"[6].
     Здесь важно заметить, что, рассуждая о ряде других цивилизаций, Тойнби
не попрекает их за их явно "незападный" путь. Но о  Византии  он  неожиданно
(ведь  именно  он  последовательнее,  чем  какой-либо  другой  представитель
западной   историософии,   провозгласил   равенство   всех   самостоятельных
цивилизаций!) начинает говорить точно так же, как те идеологи,  для  которых
Запад — это, в сущности, как бы единственная имеющая  безусловное  право  на
существование цивилизация.  И  в  заключение  параграфа  "Восточная  Римская
империя..." Тойнби без обиняков  клеймит,  по  его  словам,  "извращенную  и
греховную природу" этой империи.
     Объясняется все  это  достаточно  просто.  Византия  была  единственно
прямой соперницей Запада. Это совершенно наглядно отразилось в том, что в  Х
веке (точно — в 962 году) на Западе была  провозглашена  "Священная  Римская
империя" (то есть как бы другой "Новый Рим"), надолго ставшая основой  всего
западного устройства. И впоследствии Запад (как  мы  еще  увидим)  стремился
отнять у своей восточной соперницы даже и само это имя "Римская"...
     При этом соперничество складывалось сначала явно не в  пользу  Запада.
Тойнби в приведенном выше высказывании напомнил, что "вплоть до XV—XVI  вв."
Византия "опережала" Запад... Немаловажно заметить, что  Тойнби,  который  в
общетеоретическом  плане  так  или  иначе  отказывается  от   прямолинейного
понятия "прогресс", не смог в данном  случае  преодолеть  западный  соблазн;
ведь в глубоком смысле Византия не  "опережала"  кого-либо,  а  развертывала
свое самостоятельное, своеобразное культурное творчество, мерить которое  по
шкале "прогресса" — занятие, прямо скажем,  примитивное  (вот  выразительный
пример:  Франческо  Петрарка   и   преподобный   Сергий   Радонежский   были
современниками, но решать, кто кого из  них  "опережал"  —  дело  не  только
неблагодарное, но и просто нелепое,— хотя сопоставление этих двух  личностей
может многое прояснить).
     Впрочем, Тойнби говорит и о  своеобразии  Византии,—  правда,  тут  же
толкуя его в сущности как "безобразие". Он сопоставляет Запад и  Византию  в
следующем рассуждении: "История  отношений  между  церковью  и  государством
указывает на самое большое и самое серьезное расхождение между  католическим
Западом и православным Востоком"; на Западе эти отношения сложились  в  виде
"системы подчинения множества местных государств единой  вселенской  церкви"
(пребывающей в Риме). Между тема  Византии  имело  место  слияние  церкви  и
государства,— слияние,  которое  Тойнби  едва  ли  адекватно  определил  как
"подчинение  церкви  государству",  ибо  для  истории  Византии   не   менее
характерно и обратное — подчинение государства церкви.
     Тойнби стремится представить империю, в  которой  было-де  установлено
безоговорочное "подчинение церкви государству", как заведомо  деспотическую,
всецело  основанную  на  голом  насилии.  В  его  рассуждениях  о   Византии
постоянно   говорится   о   "жестком   контроле",   "нещадном   подавлении",
"государственных репрессиях", даже "свирепости" и т.  п.  Однако,  поскольку
ко времени создания его историософии западные исследователи более или  менее
объективно осветили фактическую, реальную  историю  Византии,  Тойнби,  явно
противореча своим  собственным  общим  оценкам,  говорит,  например,  что  в
Византии  "использование  политической  власти  в  религиозных  целях  было,
следует  отметить,  весьма  тактичным   по   сравнению   с   кровопролитными
религиозными войнами, которые вел Карл Великий в  аналогичной  ситуации".  В
отличие от Византии, констатирует также  Тойнби,  "западное  христианство...
прибрало к рукам... все европейские земли... вплоть до Эльбы".  К  тому  же,
пишет  он,  "на  Западе   безоговорочно   считали,   что   латынь   является
единственным и  всеобщим  языком  литургии...  Разительным  контрастом  этой
латинской тирании выглядит  удивительный  либерализм  православных.  Они  не
предприняли ни одной попытки придать греческому языку  статус  монопольного"
(в связи с этим стоит вспомнить, что в IX веке св. Кирилл и Мефодий  создали
славянскую письменность, а в XIV веке — как бы продолжая их дело  —  русский
святой Стефан Пермский создал зырянскую, т. е. коми).
     Итак, существуют два совершенно различных "представления" о  Византии,
одно из которых —  всецело  тенденциозная  западная  идеологема,  мрачный  и
нередко  даже  зловещий  миф  о  Византии,  а  другое  —   так   или   иначе
просвечивающая сквозь этот миф реальность византийской истории.
     Исходя  из  фактов,  Тойнби  пишет,  например,  что  "восточно-римское
правительство традиционно отличалось  умеренностью".  Но  он  же,  подвергая
резкой  критике  византийское  монашество  за  недостаточную   "активность",
противопоставляет ему  в  качестве  своего  рода  идеала  западноевропейское
монашество: "Франциск и Доминик вывели  монахов  из  сельских  монастырей  в
широкий мир... Напрасно мы будем искать какую-либо параллель этому  движению
в православии".
     Но  ведь  это  "выведение"  западного  монашества  в   "широкий   мир"
выразилось   "ярче"   всего   в   создании   доминиканцами   (и,   отча-сти,
францисканцами) "Святой инквизиции", которая  отправила  на  пытки  и  казни
сотни тысяч "еретиков"! А в истории Византии действительно не  было  "какой-
либо параллели" этому явлению.
     Не менее характерна и судьба иудеев на Западе и, с другой  стороны,  в
Византии. В западноевропейских странах  в  XII—XVI  веках  было  уничтожено,
согласно   сведениям   "Еврейской   энциклопедии",   примерно   400    тысяч
приверженцев  иудаизма  —  то  есть   40   процентов   тогдашнего   мирового
иудейства... А многие из уцелевших нашли убежище в Византии, где —  несмотря
на все конфликты христиан и иудеев,—  ничего  подобного  западноевропейскому
"геноциду" все же не произошло.
     Речь идет, разумеется, отнюдь не о  том,  что  Византия  являла  собой
совершенство.  Но  безусловно  необходимо  преодолеть  навязанное   западной
идеологией представление о Византийской импе
12345След.
скачать работу

Византия и Русь

 

Отправка СМС бесплатно

На правах рекламы


ZERO.kz
 
Модератор сайта RESURS.KZ