Вселенная глазами мыслителей Возрождения
ак и
"форма форм" Аристотеля, в которой нет уже возможности, а только
действительность, оказывается каким-то образом причастным материи.
"...Абсолютная возможность, благодаря которой могут быть вещи, существующие
в действительности, не является ни более ранней, чем актуальность, ни хоть
немного более поздней, чем она. Кроме того, возможность быть дана вместе с
бытием в действительности, а не предшествует ему, ибо если бы то, что может
быть, делало бы само себя, то оно было бы раньше, чем было сделано. Итак,
наблюдай первое и наилучшее начало, которое есть все то, что может быть, и
оно же не было бы всем, если бы не могло быть всем; в нем, следовательно,
действительность и возможность - одно и то же"
Однако тождество возможности и действительности - это принадлежность
одного Абсолюта; в сфере конечного "ни одна вещь не является всем тем, чем
может быть". Тем не менее, отождествление действительного и возможного в
Боге, т.е. отождествление бесконечного и единого, предела и беспредельного,
или, на языке Кузанского, минимума и максимума имеет далеко идущие
следствия. Ведь это означает, что применительно к Абсолюту уже нет различия
материального и формального. Или, как говорит Бруно: "...Хотя, спускаясь
по... лестнице природы, мы обнаруживаем двойную субстанцию - одну духовную,
другую телесную, но в последнем счете та и другая сводятся к одному бытию и
одному корню". Вот что значит тезис Бруно, что "имеется первое начало
Вселенной, которое равным образом должно быть понято как такое, в котором
уже не различаются больше материальное и формальное и о котором из
уподобления ранее сказанному можно заключить, что оно есть абсолютная
возможность и действительность".
Подобно тому, как античное понятие единого уже у Кузанского, а тем
более у Бруно отождествляется с бесконечным, античное понятие материи,
которая, в отличие от единого и в противоположность ему есть бесконечно-
делимое (беспредельное), теперь в свете учения о совпадении
противоположностей получает характеристику "неделимого". При этом, правда,
Бруно различает материю телесную и материю бестелесную: первая - делима, а
неделимой является только вторая.
Итак, согласно Бруно, существует материя, которой свойственны
количественные и качественные определенности (т.е. материя телесная) и
материя, которой чуждо и то, и другое, но "тем не менее, как первая, так и
вторая являются одной и той же материей". Материя как неделимая "совпадает
с действительностью" и, следовательно, "не отличается от формы". Отсюда
легко сделать и следующий шаг: если материя в своем высшем виде (как
материя бестелесная) ничем не отличается от формы, то снимается и другое
важное различие, которое признавалось и аристотеликами, и платониками, а
именно, что форма активна, а материя пассивна. Форма понималась в
античности как начало творческое, которое, внедряясь в материю, создает
таким образом все оформленное. Бруно не разделяет этого воззрения по вполне
понятным основаниям. Он пишет в этой связи: "...Следует скорее говорить,
что она (материя) содержит формы и включает их в себя, чем полагать, что
она их лишена и исключает. Следовательно, она, развертывающая то, что
содержит в себе свернутым, должна быть названа божественной вещью и
наилучшей родительницей, породительницей и матерью естественных вещей, а
также всей природы и субстанции".
Это - решительная отмена дуализма духовного и телесного начал,
дуализма, который в разных видах имел место и в философии Платона и
Аристотеля, и в христианской теологии. Таковы следствия, вытекающие из
принципов, провозглашенных еще Кузанским, но доведенных до логического
конца именно Джордано Бруно.
И вот все понятия античной науки получили не просто иное, а по существу
противоположное содержание. Согласно Аристотелю, материя стремится к форме
как к высшему началу. Бруно возражает: "Если, как мы сказали, она (материя)
производит формы из своего лона, а, следовательно, имеет их в себе, то, как
можете вы утверждать, что она к ним стремится?" Согласно Аристотелю,
материя - начало всего изменчивого, преходящего, временного, а форма -
начало постоянства, устойчивости, вечности. У Бруно все обстоит наоборот:
"Она (материя) не стремится к тем формам, которые ежедневно меняются за ее
спиной, ибо всякая упорядоченная вещь стремится к тому, от чего получает
совершенство. Что может дать вещь преходящая вещи вечной? Вещь
несовершенная, каковой является форма чувственных вещей, всегда находящаяся
в движении, - другой, столь совершенной, что она... является божественным
бытием в вещах... Скорее подобная форма должна страстно желать материи,
чтобы продолжиться, ибо, отделяясь от той, она теряет бытие; материя же к
этому не стремится, ибо имеет все то, что имела прежде, чем данная форма ей
встретилась, и может иметь также и другие формы". Это - естественное и
логичное завершение того пути, на который вступило теоретическое мышление
еще в средние века, но который оно завершило уже в эпоху Возрождения. Это -
завершение тезиса, что единое есть бесконечное, который мы встречаем не
только в 13 веке, но в самой "зародышевой" форме - уже у Филона
Александрийского, пытавшегося соединить античную философию с религией
трансцендентного (личного) Бога. Но между Филоном и Бруно - очень длинный
путь, пройденный не только теоретической мыслью на протяжении полутора
тысячелетий, но и путь культурно-исторических преобразований, приведший к
совершенно новому мироощущению человека. Отдельные точки - вехи на этом
пути - мы пытались отметить в этом исследовании.
Новое понимание материи и новое соотношение между материей и формой
свидетельствуют о том, что в 16 веке окончательно сформировалось сознание,
составляющее, так сказать, прямую противоположность античного: если для
древнегреческого философа предел "выше" беспредельного, форма совершеннее
материи, завершенное и целое прекраснее незавершенного и бесконечного, то
для ренессансного сознания беспредельное совершеннее формы, потому что
бесконечное предпочтительно перед имеющим конец, становление и непрерывное
превращение - выше того, что неподвижно. Это - совершенно новый тип
миросозерцания, чуждый античному. И поэтому не следует думать, что если
эпоха Возрождения написала на своем знамени лозунг: "Назад к античности",
то она и в самом деле была возвращением к античным идеалам. Этот лозунг был
только формой самосознания этой эпохи; он лишь свидетельствовал о ее
оппозиции по отношению к христианству церковному и о стремлении к
секуляризации всех форм духовной и социальной жизни. Но это была
секуляризация именно христианского духа, в ней получали своеобразное новое
преломление и трансформацию те начала, которые складывались в сознании
общества на протяжении более чем тысячелетнего господства христианской
религии. И это не могло не сказаться на специфике культуры и науки эпохи
Возрождения.
Посмотрим теперь, как изменившееся содержание понятий материи и формы
сказалось на космологии Бруно, как оно привело к последовательному
пересмотру всей физики Аристотеля.
Вот космологический аналог размышлений Бруно о тождестве возможности и
действительности, единого и бесконечного, материи и формы. "Итак, Вселенная
едина, бесконечна, неподвижна. Едина, говорю я, абсолютная возможность,
едина действительность, едина форма или душа, едина материя или тело, едина
вещь, едино сущее, едино величайшее и наилучшее. Она никоим образом не
может быть охвачена и поэтому неисчислима и беспредельна, а тем самым
бесконечна и безгранична и, следовательно, неподвижна. Она не движется в
пространстве, ибо ничего не имеет вне себя, куда бы могла переместиться,
ввиду того, что она является всем. Она не рождается, ибо нет другого бытия,
которого она могла бы желать и ожидать, так как она обладает всем бытием.
Она не уничтожается, так как нет другой вещи, в которую она могла бы
превратиться, так как она является всякой вещью. Она не может уменьшиться
или увеличиться, так как она бесконечна".
Вселенной, таким образом, приписаны атрибуты божества: пантеизм потому
и рассматривался церковью как опасное для нее учение, что он вел к
устранению трансцендентного Бога, к его имманентизации. К этим выводам не
пришел Кузанский, хотя он и проложил тот путь, по которому до конца пошел
Бруно.
Но Вселенная Бруно не имеет ничего общего и с античным пониманием
космоса: для грека космос конечен, потому что конечное выше и совершеннее
беспредельного; Вселенная Бруно бесконечна, беспредельна, потому что
бесконечное для него совершеннее конечного.
Как и у Кузанского, у Бруно в бесконечном оказываются тождественными
все различия. Он выражает это с большой ясностью: "Если действительность не
отличается от возможности, то необходимо следует, что в ней точка, линия,
поверхность и тело не отличаются друг от друга; ибо данная линия постольку
является поверхностью, поскольку линия, двигаясь, может быть поверхностью;
данная поверхность постольку двинута и превратилась в тело, поскольку
поверхность может двигаться и поскольку при помощи ее сдвига может
образоваться тело... Итак, неделимое не отличается от делимого, простейшее
от бесконечного, центр от окружности". Все, как видим, берется в течении,
изменении, взаимоп
| |  скачать работу |
Вселенная глазами мыслителей Возрождения |
