Язычество на Руси
термины:
Баян, обаятель (incantator) - «производящий или поющий заклинания».
Съказ, съказание.
Кощюна - миф.
Кощюнословие - рассказывание мифов.
Кощюнить - колдовать, рассказывать.
Кощюньник - волшебник, сказатель кощун.
Кощунство (позднее) - надругательство над христианской святыней.
К этому материалу следует добавить:
Кощьное - «сиречь тьма кромешная», «преисподняя»
Кощей, Кощуй Бессмертный, Корчун - сказочный персонаж.
Ключом для проникновения в полузабытый мир древнеславянской мифологии
может послужить широко распространенный и устойчивый образ Кощея
Бессмертного, в самом имени которого содержится указание на мифологическую
архаику «кощун» и на связь с инфернальной сущностью «кощьного»,
потустороннего царства. Восточнославянская волшебно-фантастическая сказка
долгое время именовалась исследователями мифологической, пока известной
украинский этнограф Н. Ф. Сумцов не высказал серьезных сомнений в
возможности научного познания славянской мифологии: «Границы мифологии
висят в воздухе; ничего прочного и устойчивого здесь никогда не было и
ныне, при современном состоянии фольклора мифология не имеет определенного
содержания».
Однако, по мере дальнейшего изучения фольклора, выясняется, что
измельчавшими потомками древних мифов действительно являются сказки и
именно волшебные (мифологические) сказки: «Происхождение сказки из мифа не
вызывает сомнения». А в дальнейшем в связи с ростом племенных дружин и
военных столкновений в мифологические повествования вплетается все в
большей степени героический эпос.
Таким образом, восточнославянская волшебно-богатырская сказка
является хранительницей перемешанных между собой отголосков архаических
мифов и фрагментов богатырского эпоса, рождавшегося ещё в I тысячелетие до
н.э.
«Начало волшебное заключает так называемые пережиточные моменты и
прежде всего религиозно-мифологические воззрения первобытного человека...
Сказка полна мотивов, содержащих в себе веру в существование
«потустороннего мира» и возможность возвращения оттуда...».
«Враждебное человеку пространство - «иное» царство, морское царство,
царство Змея, Кощея, Яги... Проникая в этот мир, разрушая его, герой
утверждает единый мир человеческой справедливости и гуманизма».
Борьба христианства с язычеством
Приспособление язычества к нуждам рождающегося государства
происходило в условиях соперничества с такими мировыми религиями, как
христианство и мусульманство, что нашло свое отражение в легенде «о выборе
веры».
В христианизации молодой, но могучей державы Руси была прямо
заинтересована Византийская империя, считавшая, что каждый народ, принявший
христианскую веру из рук императора и константинопольского патриарха, уже
тем самым становился вассалом православной империи.
Естественно, что при таком устойчивом контакте с христианскими
землями христианство могло проникать в русскую среду, что мы и видим по
ряду документов IX в., особенно с 860-х годов.
Возникает миссионерская деятельность греческой православной церкви:
на Русь был послан митрополит Михаил (болгарин), крестивший киевского князя
Осколда.
Одним из путей проникновения христиан в Киев известный историк
русской церкви Е. Е. Голубинский справедливо считает приход на службу к
киевскому князю варягов из состава константинопольской норманнской общины,
крещеных скандинавов. У варягов-скандинавов был свой, хорошо наезжаный
этими мореходами, морской путь в Константинополь, который почему-то уже два
столетия в нашей научной и популярной литературе смешивается с путем через
Восточную Европу. Нестор в своем тексте ведет читателя от Черного моря
вверх по Днепру и далее в Балтийское море, указывая, что из варяжской
Балтики можно морем, без всяких волоков доплыть до Рима и Царьграда.
Историков до сих пор путает общий заголовок этого параграфа; так как вопрос
о варягах имеет прямое отношение к нашей теме, приведу текст Нестора:
«Бе путь из Варяг в Грькы и из Грьк По Дънепру и вьер Дънепра волок
до Ловоти и по Ловоти вънити в Ильмерь езеро великое, из него же езера
потечеть Вълхов и вътечеть в езеро великое Нево (Ладожское) и того езера
вънидеть устие в море Варяжьское (Балтийское и Северное)».
Путь из Варяг в Греки обозначен как хорошо известный нам путь
скандинавских флотилий по единому водному пространству (по тому же морю) от
Балтики и Северного моря через Ламанш, мимо Нормандии, через Гибралтар в
Средиземноморье к норманским владениям в Италии и в Константинополь, где
норманны служили в императорской дворцовой гвардии. Эти варяги византийской
службы естественным путем принимали христианство, знали в какой-то мере
греческий язык. Можно вполне согласиться с Е. Е. Голубинским, что именно из
этих константинопольских варягов вербовались наемные дружины киевских
князей: «Варяги в весьма большом числе переходили из Константинополя в
киев».
Первым языческим действием, описанным летописью, было принесение в
жертву Перуну христианского юноши-варяга. «Бе же варяг тъ (отец юноши)
пришьл из Грьк и дьржаше вътайне веру хрьстияньскую». Варяг был, как видим,
из тех константинопольских норманнов, о которых писал Голубинский.
Религиозный вопрос был поднят на уровень международной политики.
Особенно четко это проявилось после похода Игоря на Византию в 943 году и
заключения договора 944 году, уже в правлении вдовы Игоря Ольги (с 945 г.).
В летописных текстах ни слова не говорится о жреческом сословии, о
языческих волхвах на Руси и об их действиях в это время, но без учета этого
общественного элемента, столь хорошо описанного у западных славян, нам
будет трудно осмыслить многие события.
Конфликт Святослава и его языческой дружины с Ольгой начался в тот
момент, когда регентство княгини кончалось. Очевидно, Святослав запретил
публичное проведение христианского культа (молебны, крестных походов,
водосвятия и пр.), отдав главное место «норовам поганьским».
Ольга стала, очевидно, на половину христианкой, исповедуя. Но не
демонстрируя свое православие. При таком понимании событий мы не должны
будем упрекать Иакова Мниха в использовании неточной даты крещения Ольги
(955) - он добросовестно сказал о том, что княгиня 15 лет после крещения
угождала богу добрыми делами. Об отречении от христианства или о запрете
обрядов оратор XI в., естественно, умолчал.
Завершая рассмотрение последнего периода расцвета язычества Киевской
Руси, когда древней религии приходилось совершенствоваться не только в
государственных интересах, но и в противоборстве с проникновением на Русь
христианством, нам следует остановиться на интереснейшем произведении,
отразившем в своеобразной эпической форме это противоборство, - на былине о
Михайле Потоке.
Былина о Михайле Потоке - широко распространенное и самое
значительное по своему объему произведение русского богатырского эпоса: оно
насчитывает свыше 1100 строк, состоит она из двух частей, и каждая часть
равновелика среднему размеру песен Илиады. Литература, посвященная этой
былине, очень обширна; ею занимались В. И. Стасов, А. Н. Веселовский, О.
Миллер, В. Ф. Миллер, Г. Н. Потанин, Б. И. Ярхо, Б. М. Соколов, В. Я. Пропп
и др. И все же в исторической интерпретации былины многое осталось
незавершенным и должно быть изучено в комплексе с русскими и византийскими
историческими свидетельствами и археологическими данными, которые дают
убедительную датировку основному сюжету былины.
Летописцы и церковные писатели со временем стали называть князя
киевского Владимира Святославовича (980 - 1015 гг.) Святым и
равноапостольным, ставя ему в заслугу крещение Руси, но в народном былинном
эпосе он остался архаичным мифологическим эпитетом, как «Володимер-Солнце».
Этот солнечный признак роднил его с далеким мифическим соколотским
(православным) царем Кола-ксаем, «Царем-Солнцем». Владимир был последним
языческим князем Руси и только за ним удержалось это поэтическое, идущее из
больших хронологических глубин прозвище.
Почти два столетия Киевская Русь была языческой державой, которой
требовалось религиозно-идеологическое подкрепление государственности и
власти киевских князей.
Христианство, ставшее государственной религией в Византии уже шесть
веков тому назад и в родственной Болгарии уже более столетия, стало к этому
времени уже не упованием гонимого плебса, а хорошо разработанной религией
классового общества с главным тезисом: «рабы да повинуются господам своим».
Принятие христианства должно было содействовать укреплению
государственности, но в таком акте таилась большая опасность: византийцы
считали, что каждый народ, получивший новую веру из рук греческого
духовенства, тем самым становился вассалом византийского цесаря,
возглавлявшего и светскую и высшую духовную власть.
В конце 980-х годов Русь приняла христианство, как общественную
государственную религию. После осады и взятия столицы византийских владений
- Херсонеса-Корсуни - киевское боярство и князь Владимир могли уже не
опасаться того, что империя будет расценивать принятие веры из рук цесаря и
патриарха как знак приз
| | скачать работу |
Язычество на Руси |