Язвы армейско-офицерского мира и пути избавления от них. (по повести Куприна Поединок)
ющих в людях одну и ту же брезгливость. И хотя
это сознание одинаковости положений и внушало Ромашову колючий стыд и
отвращение, но в нем было также что-то необычайное, глубокое, истинно
человеческое. ”Гуманистическая направленность повести выражается, прежде
всего, в призыве увидеть в серых Хлебниковых“ с их однообразно-покорными и
обессмысленными лицами “живых людей“. Не механические величины, называемые
ротой, батальоном, полком“. Необходимо почувствовать себя на одной доске с
несчастным человеком из народа, испытать к нему чувство гражданской любви.
“ Брат мой ! “ – говорит Ромашов затравленному, избитому, грязному и
жалкому Хлебникову, припавшему к ногам офицера. Эту сцену “Ромашов -
Хлебников“ Л.Н. Толстой назвал “фальшивой“. Но она нужна была Куприну:
“виноватую жалость“, стыд, скорбь, ужас – вот что должны испытывать
офицеры, доведшие солдата до такого состояния. Эти чувства испытывает
Ромашов, но, по мнению писателя, эти чувства должны разделять с героем вся
Россия.
4
Разоблачая пороки военной среды и ужасы царской казармы,
Куприн отмечал и некоторые положительные явления в армии. В образах
корпусного генерала и капитана Стельковского художник стремился показать,
что сквозь мертвящую рутину пробиваются какие-то новые взгляды. Как это
установил в своем исследовании П.Н. Берков, прототипом корпусного генерала
послужил генерал Драгомилов, командовавший Киевским военным округом.
Генерал Драгомилов отнюдь не был народолюбцем, но он был противником
прусских методов военного обучения и сторонником суворовского воспитания
солдат. Он был за развитие в солдатах инициативы, умения разбираться в
обстановке. Однако описание этих положительных явлений занимает в повести
ничтожное место. Армейская действительность была слишком бедна отрадными
фактами. И если корпусной генерал изображен Куприным колоритно, то капитан
Стельковский получился довольно абстрактной фигурой. Мы не знаем, как он
внешне выглядит, как говорит. Его не видно среди солдат. В моральном
отношении он не лучше других. У него репутация тайного развратника. Значит,
и этот способный офицер не избежал морального распада, который разъедал всю
армию. Подполковника Рафальского в полку считают чудаком и окрестили именем
Брема, потому что он самозабвенно изучает жизнь зверей и содержит у себя в
доме целый зверинец. В его лице мы видим человека, сумевшего внутренне как-
то уйти от полковой жизни. Со своей научной страстью и бескорыстием этот
чудак кажется привлекательным. Но и он способен ударить солдата. Он лишь
внешне оторвался от военной касты, но не преодолел в себе бурбонского духа,
презрения к солдатской массе.
С наибольшей полнотой воплотились черты Купринского героя –
правдоискателя, гуманиста, одинокого мечтателя – в подпоручике Ромашове. В
противоположность другим офицерам, Ромашов относится к солдатам по-
человечески, он проявляет трогательную заботу о забитом солдате Хлебникове,
хотя в его отношении к Хлебникову сказывается не столько подлинный
демократизм, сколько “опращенство“ в толстовском духе.
Вместо ложной “чести мундира“ у Ромашова высоко развито
настоящее чувство человеческого достоинства. Брезгливо относясь к грязным
любовным связям, процветающим в полку, Ромашов мечтает о подлинной любви, и
сам любит горячо и бескорыстно. В размышлениях Ромашова много утопического
и наивного, но нельзя не симпатизировать ему, когда он борется с
общественной несправедливостью, когда он протестует против пошлости и сам
показывает примеры человечности в отношениях к людям. Его охватывает
негодование, когда он видит, как унтер-офицеры жестоко бьют своих
подчиненных “за ничтожную ошибку в словесности“, за “потерянную ногу” при
маршировке. Ромашов протестует всей душой против этого кошмара, именуемого
“военной службой“. Он приходит к мысли, что “вся военная служба, с ее
призрачной доблестью, создана жестоким, позорным, всечеловеческим
недоразумением“. “Каким образом может существовать сословие, - спрашивал
сам себя Ромашов, - которое в мирное время, не принося ни одной крошечки
пользы, поедает чужой хлеб и чужое мясо, одевается в чужие одежды, живет в
чужих домах, а в военное время – идет бессмысленно убивать и калечить таких
же людей, как они сами? “
Примерно такого же взгляда придерживается Назанский, сравнивающий
военную касту с монашеской, ибо “и те и другие живут паразитами“. “Там ряса
и кадило, здесь – мундир и гремящее оружие; там – смирение, слащавая речь,
лицемерные вздохи, здесь – наигранное мужество, гордая честь, которая все
время вращает глазами: “ а вдруг меня кто-нибудь обидит?”- выпяченные
груди, вывороченные локти, поднятые плечи“.
По Ромашову и Назанскому, зло не в общественной структуре, а в
армии вообще. Отсюда пацефистское отрицание военной службы, которая
развращает и портит людей, которая даже самых нежных из них, прекрасных
отцов и внимательных мужей, делает “низменными, трусливыми, злыми, глупыми
зверюшками“, как утверждает Назанский. “Вряд ли нужно доказывать, - пишет
исследователь творчества Куприна А.Волков, - наивность и ошибочность
подобного рода пацифистской точки зрения, абстрактного отрицающей всякую
военную службу, всякие войны“. [2,стр.153 ]
Не уяснив истинных причин изображаемого им зла, писатель вместе с
героем не смог найти пути его преодоления. Один из путей, обдумываемых
Ромашовым, таков: “Вот я служу… А вдруг мое Я скажет: не хочу! Нет – не мое
Я, а больше… весь миллион Я, составляющих армию, нет- еще больше – все Я,
населяющие земной шар, вдруг скажут: “Не хочу!“ И сейчас же война станет
немыслимой…” Конечно, и Куприн , и Ромашов не могут не ощущать
несбыточности своих предложений.
На протяжении всей повести Ромашов предстает как неудачник,
как слабый человек, но как бы ни были смешны и наивны его фантазии, это не
фантазии сытого и спокойного Манилова. Ромашов страдает за себя и за всех
“униженных и оскорбленных“, он проделывает определенную духовную эволюцию,
которая проходит под знаком растущего критицизма, внутреннего сближения с
простыми людьми в серых шинелях. “Этот страдающий правдоискатель, - пишет
А. Волков, - именно потому, что он правдоискатель, - оказался белой вороной
в мертвом мещанском царстве, и оно раздавило его “.[ 2, стр.160 ]
Еще один очень интересный и своеобразный тип интеллигентного и
одаренного офицера – Назанский. Это философ, умеющий размышлять, но не
умеющий жить. Пассивностью, безволием Назанский напоминает Ромашова,- он
вовсе опустился, капитулировал перед жизнью. Но его страстные речи
представляют большой интерес, т.к. в них сконцентрированы размышления
самого Куприна в связи с изображаемой им темой “армия – война – человек“
Вот рассуждение Назанского, которое как будто бы созвучно пылким дифирамбам
Осадчего старой войне : “Было время кипучего детства и в истории, время
буйных и веселых молодых поколений. Тогда люди ходили вольными шайками, и
война была общей хмельной радостью, кровавой и доблестной утехой. В
начальники выбирался самый храбрый, самый сильный и хитрый, и его власть,
до тех пор, пока его не убивали подчиненные, принималась всеми истинно как
божеская. Но вот человечество выросло и с каждым годом становится все более
мудрым, и вместо детских шумных игр его мысли с каждым днем становятся
серьезнее и глубже. Бесстрашные авантюристы сделались шулерами. Солдат не
идет на военную службу, как на веселое и хищное ремесло. Нет, его влекут на
аркане за шею, а он упирается, проклинает и плачет. И начальники из
грозных, обаятельных, беспощадных и обожаемых атаманов обратились в
чиновников, трусливо живущих на свое нищенское жалованье“.
Осадчий и Назанский – типы прямо противоположные. И вместе с
тем в чем-то их мысли сближаются. Неужели Назанский духовно столь близкий
автору, воспевает войну? И как это можно было бы согласовать с общим
характером “Поединка“ – произведения антивоенного, разоблачающего пороки
военной машины ?
Дело в том, что Куприн был ярым противником войны. Но, человек
сильный, азартный, он любил опасные спортивные упражнения, любил подвиги.
Мощь, гибкость, красота человеческого тела неизменно вызывали в нем
восхищение. Куприну были глубоко ненавистны чувства и мироощущение офицеров
провинциального гарнизона. Он знал, что они, за исключением немногих,
становятся на службе “низменными, трусливыми, злыми, глупыми зверюшками“.
И против этих жалких, трусливых и слабых людей, не могущих вести за собой
солдат, были направлены слова, воспевающие бесстрашных и гордых
военачальников прошлого.
Панегирик силе, с которой выступает Осадчий, основан на
антигуманистической философии. Сила и смелость нужны Осадчему лишь для
кровавой военной оргии.
Иной смысл обретают мысли о войне прошлого, о сильных и смелых
людях, высказанные Назанским. Устами Назанского Куприн осуждает скудость
| |  скачать работу |
Язвы армейско-офицерского мира и пути избавления от них. (по повести Куприна Поединок) |
