Женские образы в древнерусских житийных повестях XVII века (Повесть о Марфе и Марии, Повесть об Ульянии Лазаревской)
Марфа и Мария оказываются как бы
«выключенными» из быта. Не удивительно, что «ближницы и сродственницы»
расценивают их поведение как непрактичное: «Слышавше же сия ужики ею
вознегодовавшие и реша к нима: «То како сицево сокровище, паче же Божие
дарование, с небрежением отдаста, а не весте кому! Или не чаяте зде обрести
златара, в сем велицем и многонародном граде на устроение Божия делеси!»
(С. 354).
Та же доверчивая житейская беспомощность движет сестрами и ранее,
когда младшая сестра остановившись на ночлег «на пути близ града Мурома»,
посылает своего слугу узнать, чей стан расположился радом, чтобы
объединиться с женщиной и отделиться от мужчины: «Егда ли будет кая, рече,
жена, и мы вкупе снидемся. Аще ли будет мужеск пол, и мы вдале отидем» (С.
353). Героинь не пугают и не настораживают встречи с путешественниками на
дороге, лишь врожденное женское целомудрие диктует им необходимость
сторониться мужчин.
Отсутствует практический расчет в поведении сестер и при решении
вопроса о том, где должен быть установлен чудотворный крест, хотя во время
совета «со ужиками и с сродники своими» обсуждаются два варианта: оставить
в своем доме или передать в церковь.
Чистота и наивность Марфы и Марии, настолько велики, вера настолько
простодушна, что они не раздумывают и не сомневаются, когда передают золото
и серебро, как это было им велено в сновидение, трем инокам, проходящим
мимо.
Отсутствием житейской сметки, подозрительности и расчетливости героини
выгодно отличаются от других людей. По сути эта отрешенность от быта и
обыденного поведения в сказании прославляется. Истинность и праведность
поступков и душевного состояния сестер санкционируется утверждается свыше.
Если родственники Марфу и Марию «истязуют» (упрекают), если они принимают
решение учинить розыск старцев, получивших драгоценные металлы, то сестры
остаются безмятежны. Вновь явившиеся старцы обнаруживают перед всеми свою
ангельскую природу: они сообщают, что были в Цареграде и покинули его лишь
три часа назад и отказываются от трапезы – «Несмь бо ядущии, ниже пьющии
...»(С. 355). Это качество «мнимых старцев» (известное составителю с самого
начала) открывается и героиням, и их родне только в данный момент, что и
подтверждается перед всеми правильность поведения Марфы и Марии, и лишний
раз подчеркивает их праведность: «Тогда бо познавшие Марфа и Мария с
сродники своими и со градоначальники, яко тии, от Бога послании во образе
инок, ангел суть» (С. 355).
Именно ситуация с драгоценными дарами и «мнимыми старцами» наиболее
очевидно показывает различное отношение персонажей сказания к быту и
житейским категориям. Люди в своей массе опутаны социальными негативными
представлениями друг о друге и об окружающем мире, они увязли в пороках
своего сознания и не могут приблизиться к идеалу, хотя и пытаются соблюдать
внешние приличия.
Праведность сестер Марфы и Марии базируется на сердечном отношении к
миру в целом, на их отрешенности от практического, рационального быта,
который провоцирует порочность поступков и мыслей. Эта теплая,
нерассуждающая вера, наивность добродетели позволяет героиням
соприкоснуться с сакральным миром и стать участницами удивительных событий,
в которых реализуется воля Господа.
§3. Отражение христианских представлений о роли женщины в семье в
«Повести об Ульянии Осорьиной» и «Повести о Марфе и Марии»
Обращаясь к анализу житийно-биографических повестей XVII века А.М.
Панченко отмечает, что «Повесть об Ульянии Осорьиной « и «Повесть о Марфе и
Марии» по-разному относится к изображаемому в них быту. Но тем не менее в
них исследователь находит значительное принципиальное сходство: «Это мысль
о «спасении» в миру, не в подвижничестве, а в семье, в родственной любви, в
кротости и благочестии».[57] Действительно, героини анализируемых повестей
реализуют себя не в последнюю очередь в брачных и семейно-родственных
отношениях.
Следует признать, что христианство установило взгляд на женщину как на
человеческую личность, имеющую одинаковые с мужчиной значение и права с
нравственной, общечеловеческой точки зрения. Отношение мужчины и женщины во
всех случаях должно быть проникнуто этим духом; роль ее в семействе или
обществе не может уже допускать чего-либо унижающего ее человеческие
достоинство. Животный взгляд на женщину, под влиянием которого в ней видят
только предмет чувственного наслаждения, исключительно ценят ее половую
привлекательность, совершенно противен духу христианства, как замечает А.
Надеждин, автор сочинения «Права и значение женщины в христианстве».[58]
Союз супружеский, а отсюда – и семейная жизнь, установлены и освящены самим
Господом еще в раю. Пришедший на землю Сын Божий подтвердил закон
супружества. Адам и Ева обладали как бы единой плотью, и Адам взглянул на
женщину как на часть своего существа. Единство осмысляется и на уровне
духа. Даже твари, созданные Творцом, стояли ниже человека и не могли
отвечать его стремлениям. «Не хорошо быть человеку одному, - говорит
Господь, - сотворим ему помощника соответственно ему» (Быт 2, 18).
С появлением человека «в его полном составе» явился и закон
супружеской жизни. Муж и жена получили заповедь о размножении своего рода,
о господстве над всеми тварями и обладании всею землею, а также и заповеди
о пище в раю, с известными ограничениями (Быт. 1, 28-29; 2, 17, 3, 2).
Таким образом, первобытная чета должна была жить одной жизнью. Она была
тесно связана не только внешней, плотской, но и внутренней, нравственной
связью. Выражение Бытия «Будут два одна плоть» (Быт. 2, 24) указывает не на
односторонность связи первой четы, но на ее близость и неразрывность, в
силу которых муж не может, например, унизить жену, не унижая самого себя,
не может отделить своих интересов, своей жизни от нее. Такое же поведение
должно быть свойственно и жене.
Если мужчина и женщина составляют собственно две необходимые и равные
по своей природе половины целого человеческого существа (Быт, 1, 27), то
соединение их в браке вполне нормально, равноправно и не может вести к
подавлению той или другой половины. Вспомним слова из Евангелия от Матвея:
«… и прилепится к жене своей и будут два одной плотью, так что они уже не
двое, но одна плоть» (Мф. 19, 5-6). Супружеская связь обязывает ко
взаимному согласию, общению и неразъединению. По словам апостола Павла, ни
муж без жены, ни жена без мужа немыслимы (1 Кор. 11, 11), уклоняться им
друг от друга уже нельзя без взаимного согласия (1 Кор. 7, 4-5).
По христианскому учению, брак не только тесный, единый и нерасторжимый
супружеский союз, совершаемый по требованию природы, согласно Божественному
установлению, но это еще союз такого рода, который имеет высшее религиозное
освящение и таинственное значение – это есть образ союза Христа с Церковью.
Евангельская нравственность вообще отличается характером религиозного
освящения. Нравственное совершенство здесь возводится к высшему идеалу, к
совершенству отца Небесного (Мф. 5, 45-48). Такое высшее освящение сообщает
особую силу и жизнь нравственности. Так как естественными силами человеку
невозможно осуществить в себе указанные ему идеалы (Ин. 15, 5; Рим. 5, 1-
2), то и является нужда в силе благодати, которая укрепляет человека на
поприще нравственной жизни. Осуществление супружеского идеала
обусловливается помощью благодати. Брак получает значение Таинства.
Указывая на это особенное значение христианского брака, апостол Павел в I
послании коринфянам говорит, что брак должен быть в Господе (1 Кор. 7, 39),
то есть согласно с заповедью Господа о чистоте и святости брака, по
благословению Божию, а не по влечению плоти, как это свойственно язычникам.
С древних пор христиане признавали брак союзом высоконравственным, идеал
которого находится в духовном союзе Христа с Церковью и без помощи
благодати не достигается.
В повестях о сестрах Марфе и Марии и Ульянии Осорьиной женщины (и
авторы-составители), несомненно, относятся к браку с христианских позиций,
рассматривая его как высшее Таинство и высший долг. Особенно замечательно,
что преподобная Ульяния внимает поучению священника Потапия: «Сей поучи их
[супругов] по правилам святости закону Божьего; она же послуша учения и
наказания внятно и делом исполнение» (С.346). В отношениях с супругом
героиня достигает полной гармонии и взаимопонимания. Еще в молодости муж и
жена совместно творят утренние и вечерние молитвы: «По вся же вечеры
довольно Богу моляшеся и коленопреклонения по сту и множае, и вставая рано
по вся утра, такоже творяше и с мужем своим» (С.347).
Совместным и обоюдным является и решение супругов о жизни без плотской
близости. Это происходит в довольно зрелом возрасте героев повести, когда у
них уже родились сыновья и дочери, то есть была выполнена заповедь Господа
о продолжении рода. «Потом моли мужа отпустити ю в монастырь; и не отпусти,
но совещастася вкупе житии, а плотнаго совокупления не имети» (С. 348).
Таким образом супруги прожили, как свидетельствует автор повести, в течение
10 лет вплоть до благочестивой кончины Георгия Осорьина.
В «Повести о Ма
| |  скачать работу |
Женские образы в древнерусских житийных повестях XVII века (Повесть о Марфе и Марии, Повесть об Ульянии Лазаревской) |
