A.C.Пушкин
йти с ним
через цензуру, отчего и пишет "спустя рукава"; но постепенно он увлекается
работой и, по окончании 2-й главы, приходит к убеждению, что это будет
лучшее его произведение (VII, 70). Уезжая из Одессы, он увозит с собою 3-ю
главу и "Цыган" без окончания. Отъезд Пушкина был недобровольный: граф
Воронцов, может быть, с добрым намерением, дал ему командировку "на
саранчу", но Пушкин, смотревший на свою службу как на простую формальность,
на жалование - как на "паек ссыльного", увидел в этом желание его унизить и
стал повсюду резко выражать свое неудовольствие. Граф Воронцов написал 23
марта 1824 года графу Нессельроде (буквальный смысл его письма - в пользу
Пушкина, но в нем нельзя не видеть сильного раздражения вельможи против
непочтительного и самомнительного подчиненного), что, по его мнению,
Пушкина следовало бы перевести куда-нибудь в глубь России, где могли бы на
свободе от вредных влияний и лести развиться его счастливые способности и
возникающий (sic) талант; в Одессе же много людей, которые кружат ему
голову своим поклонением будто бы отличному писателю, тогда как он пока
"только слабый подражатель далеко не почтенного образца", т. е. Байрона.
Этот отзыв Воронцова не имел бы особенно печальных последствий для Пушкина,
если бы приблизительно в то же время не вскрыли на почте письма самого
поэта к кому-то в Москву (№ 6), в котором он пишет, что берет "уроки
чистого афеизма... система не столь утешительная, как обыкновенно думают,
но, к несчастью, более всего правдоподобная". Тотчас же Пушкин был отрешен
от службы и сослан в Псковскую губернию, в родовое имение, причем ему был
назначен определенный маршрут без заезда в Киев (где проживали Раевские).
30 июля 1824 года Пушкин выехал из Одессы и 9 августа явился в Михайловское-
Зуево, где находились его родные. Сначала его приняли сердечно (письмо №
7), но потом Надежда Осиповна и Сергей Львович (имевший неосторожность
принять на себя официально обязанность надзирать за поведением сына) стали
страшиться влияния опального поэта на сестру и брата. Между отцом и сыном
произошла тяжелая сцена (которой много позднее Пушкин воспользовался в
"Скупом рыцаре"): "отец мой, воспользовавшись отсутствием свидетелей,
выбегает и всему дому объявляет, что я его бил, потом - что хотел бить.
Перед тобой (пишет Пушкин Жуковскому) я не оправдываюсь, но чего же он
хочет для меня с уголовным обвинением? Рудников сибирских и вечного моего
бесчестия? Спаси меня!". В конце концов родные Пушкина уехали в Петербург,
и Сергей Львович отказался наблюдать за сыном, который остался в ведении
местного предводителя дворянства и настоятеля Святогорского монастыря. В
одиночестве Пушкин развлекался только частыми визитами в соседнее
Тригорское, к П.А. Осиповой, матери нескольких дочерей, у которой, кроме
того, проживали молодые родственницы (между другими - и г-жа Керн ).
Жительницы Тригорского, по-видимому, больше интересовались поэтом, нежели
интересовали его, так как его серьезная привязанность была направлена к
одесской его знакомой. Как ни значительна была напряженность работы Пушкина
в Кишиневе и в Одессе, в Михайловском, в особенности в зимнее время, он
читал и думал по крайней мере вдвое больше прежнего. "Книг, ради Бога,
книг!" - почти постоянный его припев в письмах к брату. С раннего утра до
позднего обеда он сидит с пером в руках в единственной отапливаемой
комнатке михайловского дома, читает, делает заметки и пишет, а по вечерам
слушает и записывает сказки своей няни и домоправительницы. Под влиянием
обстановки теперь он больше, чем прежде, интересуется всем отечественным:
историей, памятниками письменности и народной живой поэзией; он собирает
песни (для чего иногда переодевается мещанином), сортирует их по сюжетам и
изучает народную речь, чем пополняет пробелы своего "проклятого"
воспитания. Но это изучение родины идет не в ущерб его занятиям литературой
и историей всемирной. Он вчитывался в Шекспира, в сравнении с которым
Байрон как драматург теперь кажется ему слабым и однообразным. В то же
время он воспроизводит с удивительной точностью поэтический стиль и
объективное миросозерцание Магометова Корана. Восток, Шекспир и изучение
исторических источников, вместе с годами и одиночеством, заставляют его
спокойнее смотреть на мир Божий, больше вдумываться, чем чувствовать,
философски относиться к прошлому и настоящему, если только последнее не
возбуждало страстей его. В январе 1825 года Пушкина посетил будущий
декабрист И.И. Пущин [pic], который привез ему "Горе от ума"; он заметил в
поэте перемену к лучшему: Пушкин стал "серьезнее, проще, рассудительнее".
Мельком прослушанная комедия вызвала известное письмо Пушкина к Бестужеву
(№ 95), показывающее необыкновенную тонкость и зрелость критического
суждения (написанное двумя месяцами позднее письмо к тому же Бестужеву №
103 - применяет такую же критику ко всему ходу современной ему литературы и
совпадает во многом с наиболее светлыми идеями Белинского). Умственная и
художественная зрелость, ясно сознаваемая поэтом (немного позднее Пушкин
пишет Н.Н. Раевскому: "Я чувствую, что дух мой вполне развился: я могу
творить"), и твердо установившееся миросозерцание, проявляющееся в
стихотворениях этого периода, не мешали ему страшно томиться одиночеством и
выдумывать довольно несбыточные планы для своего освобождения из "обители
пустынных вьюг и хлада". С братом Львом и дерптским студентом Вульфом,
сыном Осиповой, он составил нечто вроде заговора с целью устроить себе
побег за границу, через Дерпт, и одно время настолько верил в возможность
этого дела, что прощался с Россией прекрасным (неоконченным) стихотворением
(I, 333; ср. I, 349). В то же время он испытал и легальное средство: под
предлогом аневризма он просит позволения ехать для операции и лечения в
одну из столиц или за границу. План бегства не осуществился, а для лечения
Пушкину был предоставлен город Псков. Весной Пушкина посетил барон Дельвиг.
На осень он остался совсем один, за временным отъездом соседок. От этого
усиливается и жажда свободы, и творческая производительность: к зиме он
оканчивает IV главу "Онегина", "Бориса Годунова" и поэму "Граф Нулин".
Узнав о 14 декабря Пушкин сперва хотел ехать в Петербург, затем вернулся,
чтобы подождать более положительных известий, а получив их, сжег свои
тетради. С крайне тяжелым чувством следил он за ходом арестов. Успокоившись
и одумавшись, он решил воспользоваться отсутствием своего имени в списках
заговорщиков и начал хлопотать о своем возвращении, сперва частным образом,
потом официально. В июле 1826 года Пушкин послал через губернатора письмо
государю с выражением раскаяния и твердого намерения не противоречить
своими мнениями общепринятому порядку. Вскоре после коронации он был с
фельдъегерем увезен в Москву и 8 сентября, прямо с дороги, представлен
государю, с которым имел довольно продолжительный и откровенный разговор,
после чего получил позволение жить где угодно (пока еще кроме Петербурга,
куда доступ был ему открыт в мае 1827 года), причем император вызвался быть
его цензором. Напряженная работа мысли Пушкина в михайловский период
наглядно выразилась тем, что с этого времени он начал писать и прозаические
статьи: в 1825 году он напечатал в "Московском Телеграфе" очень едкую
заметку "О M-me Сталь и Г-не М." (за подписью Ст. Ap., т. e. старый
арзамасец), где выразил свое уважение и благодарность знаменитой
писательнице за симпатию, с которой она отнеслась к России, - и статью: "О
предисловии г-на Лемонте к переводу басен И.А. Крылова", в которой он дает
глубоко обдуманный очерк истории русского языка и такую умную и точную
характеристику Ломоносова, что ее и до сих пор смело, с великой пользой,
можно вводить в учебник словесности. Эти два года - из самых плодотворных и
для лирики Пушкина. Вначале он обрабатывает мотивы, привезенные с юга,
яркие краски которого видны в "Аквилоне", "Прозерпине", "Испанском романсе"
и др. Затем проявляются в его пьесах вновь созревшие мысли и более прежнего
уравновешенные чувства ("Разговор книгопродавца с поэтом", два "Послания к
цензору"); даже "Вакхическая песня", по исходной точке тождественная с юной
его лирикой, заканчивается глубоко гуманной мыслью. Форма еще совершеннее:
на невольном досуге даже шутливые пьесы, как "Ода графу Хвостову",
отделываются необыкновенно тщательно. К концу периода немногочисленные
лирические произведения выражают лишь скоропреходящие настроения минуты:
Пушкин всецело погружен в поэмы и драму. Еще 10 октября 1824 года он
окончил поэму "Цыганы", начатую в Одессе 10 месяцами раньше. Хотя она
напечатана только в 1827 году, но оказала сильное и благотворное влияние на
публику много раньше, так как сделалась известной в огромном количестве
списков. Имя героя (Алеко-Александр) показывает, что по первоначальному
замыслу он должен был воспроизвести самого поэта; затем, по мере
освобождения Пушкина из-под влияния Байрона, Алеко оказывается первым ярко
и объективно очерченным характером, в обработке которого байронизм
подвергается жестокому осуждению. Трезвость и гуманность содержания,
необыкновенная ясность плана, небывалая простота и живописность языка,
рельефность всех трех действующих лиц и их положений, драматизм главных
моментов, полный реализм обстановки и, наконец, целомудрие при изображении
полудикой, свободной любви - все это черты новые даже в Пушкине, не говоря
о современной ему поэзии. Противопоставление эгоизма грозного обличителя
общественных зол Алеко, который "для себя лишь хочет воли", истинному
свободолюбию и справедливости старого цыгана - первый гражданский подвиг
Пушкина, "смелый урок", который дает поэт черни; лучшее доказ
| |  скачать работу |
A.C.Пушкин |
