Большевики и церковь
мельян
Щелчков из хутора Муравьевки, в прошлом иподиакон митрополита Антония
(Храповицкого).
Отказавшись от всякого влияния на политческую жизнь страны, признав
советскую власть, Патриарх возвышал свой голос в защиту Церкви-Матери,
когда давление на нее становилось особенно нестерпимым. Так, 30 сентября
1924 г. Патриарх Тихон направил во ВЦИК заявление: “Церковь в настоящее
время переживает беспримерное внешнее потрясение. Она лишена материальных
средств существования, окружена атмосферой подозрительности и вражды,
десятки епископов и сотни священников и мирян без суда, часто даже без
объяснения причин, брошены в тюрьму, сосланы в отдаленнейшие области
республики, влачимы с места на место; православные епископы, назначенные
нами, или не допускаются в свои епархии, или изгоняются из них при первом
появлении туда, или подвергаются арестам; центральное управление
православной Церкви дезорганизовано, так как учреждения, состоящие при
Патриархе Всероссийском, не зарегистрированы, и даже канцелярия и архив их
опечатаны и недоступны; церкви закрываются, обращаются в клубы и
кинематографы или отбираются у многочисленных православных приходов для
незначительных численно обновленческих групп; духовенство обложено
непосильными налогами, терпит всевозможные стеснения в жилищах, и дети его
изгоняются со службы и из учебных заведений потому только, что их отцы
служат Церкви". Архиепископ Серафим (Мещеряков) писал митрополиту Антонию,
что Святейший Патриарх Тихон “сильно ослабел и страшно переутомился. Он
часто служит и ежедневно делает приемы. К нему едут со всех концов России.
У него заведен такой порядок: он принимает каждый день не более пятидесяти
человек, с архиереями говорит не более десяти, а с прочими не более пяти
минут. Иногда вследствие изнеможеия принимает лежа на диване. Он сильно
постарел и выглядит глубоким старцем. Около него нет ни Синода, ни
канцелярии. Письменных распоряжений он избегает делать во избежание
осложнений с властями..."
9 декабря 1924 г. на Святейшего обрушилось тяжелое несчастье: был убит
самый близкий ему человек — его келейник Яков Сергеевич Полозов. В покои
Патриарха ворвались бандиты, один из них остановился на пороге, а другой
бросился к Патриарху. Верный келейник стал между бандитами и Святейшим.
Раздался выстрел, и Полозов рухнул на пол. Бандиты выскочили в переднюю и,
прихватив с вешалки шубу, помчались вниз по лестнице. Несмотря на
возражения Тучкова, Патриарх Тихон настоял на том, чтобы останки его
почившего друга были погребены у наружной стены малого Донского собора.
Отпевали почившего 8 епископов и сонм священников, при большом стечении
православных, провожавших в последний путь мученика. В “Известиях” же
появился фельетон “О краже патриаршей шубы”, где не было ни слова о
совершенном при этом убийстве.
Убийство Полозова вызвало самые горестные опасения и предчувсвия, и
Патриарх счел необходимым составить завещание, в котором на случай своей
кончины патриаршие права и обязанности до законного выбора нового
предоставлял высокопреосвященному митрополиту Кириллу, “если же он не
сможет вступить в отправление их, то таковые переходят к
высокопреосвященному митрополиту Агафангелу; если же и ему не представится
возможности осуществить это, то к высокопреосвященному Петру (Полянскому),
митрополиту Крутицкому”.
После убийства Якова Полозова здоровье Патриарха заметно ухудшилось: к
хроническим болезням добавились мучительные приступы грудной жабы. “Лучше
сидеть в тюрьме,— сетовал Патриарх,— я ведь только считаюсь на свободе, а
ничего делать не могу. Я посылаю архиерея на юг, а он попадает на север,
посылаю на запад, а его привозят на восток". Врачи, наблюдавшие Патриарха,
настойчиво советовали ему лечь в больницу. Но когда 13 января Святейший уже
готов был переехать в частную клинику Бакуниной на Остоженке, профессор-
кардиолог Плетнев в последний момент стал умолять его не делать этого, ведь
неизвестно, в чьи руки он попадет.
В клинику Бакуниной Патриарх Тихон приехал на извозчике. Больного положили
в просторной светлой комнате, с видом на сад Зачатьевского монастыря.
Патриарх Тихон привез с собой иконы, поставил их на столик, затеплил пред
ними лампаду. В больничную книгу его записали как гражданина Белавина и
лечили его сама Бакунина, два врача больницы, профессор Плетнев и его
ассистент. В клинике Святейшему Патриарху стало спокойнее, чем в монастыре,
у него даже находилось время на чтение не только духовных книг, но и
Тургенева, Гончарова, писем Победоносцева, однако посетители не оставляли
Святейшего и здесь. Не говоря уже о митрополите Петре и других ближайших
помощниках по управлению Церковью, приходили за благословением, особенно
перед операцией, простые верующие, больные, лежавшие в той же клинике.
Группа рабочих подарила ему сафьяновые сапоги на заячьем меху, которые
очень понравились Патриарху.
20 марта в клинике Бакуниной Патриарху была произведена стоматологическая
операция, которая привела к воспалению десны, глотки и миндалевидной
железы. Общее состояние его заметно ухудшилось, но еще 23 марта / 5 апреля,
за три дня до своей кончины, он участвовал в хиротонии во епископа Сергия
(Никольского) в храме Большого Вознесения на Никитской и произнес
напутственное слово. Тем временем Тучков в переговорах с Синодом требовал,
чтобы Патриарх издал послание, в котором должен был безоговорочно признать
советскую власть и отмежеваться от эмигрантского духовенства, призвав к
этому и верующих. В свою очередь, митрополит Петр, возглавлявший церковную
сторону в этих переговорах, настаивал на том, чтобы власти юридически
оформили положение духовенства, разрешили преподавание Закона Божия и дали
согласие на открытие духовной академии. Переговоры были невероятно
трудными, был выработан проект воззвания, но уговорить Святейшего Патриарха
подписать этот документ оказалось нелегким делом, хотя Тучков с угрозами
требовал, чтобы документ был подписан как можно скорее.
В праздник Благовещения тяжело больной Патриарх вынужден был ехать на
экстренное заседание Синода по выработке окончательного текста документа.
Отредактированный документ митрополит Петр повез Тучкову, а оттуда опять в
клинику на Остоженке. Рукой Тучкова в воззвание были внесены поправки и
дополнения, неприемлемые для Патриарха. Разговор с митрополитом Петром был
мучителен для святителя, и, когда митрополит вышел от больного, ему стало
плохо. Около 10 часов вечера Патриарх Тихон попросил келейника Константина
Пашкевича помочь ему умыться. Вдруг он пошатнулся, сделав рукой движение
как при острой сердечной боли. Келейник предложил поскорее лечь и заснуть.
Тогда Патриарх Тихон “очень строгим, серьезным тоном, к которому я не
привык,— вспоминал келейник,— сказал: “Теперь я усну... крепко и надолго.
Ночь будет длинная, темная-темная”. Больной то бредил, то лежал в забытьи.
Без четверти двенадцать он открыл глаза и начал креститься: “Слава Тебе,
Господи!” — повторил он дважды и поднял руку, чтобы в третий раз осенить
себя крестным знамением. Рука бессильно упала"191. Святой Патриарх Тихон
отошел ко Господу в Благовещение 1925 г., в 23 часа 45 минут, в Москве, в
клинике Бакуниной на Остоженке, на 61 году своей многострадальной и
праведной жизни.
Через неделю после преставления святого Тихона, 15 апреля 1925 г., газета
“Известия” напечатала послание, подписанное Патриархом в день его кончины,
озаглавив его “предсмертным завещанием Тихона” и сопроводив краткой
запиской митрополитов Крутицкого Петра и Уральского Тихона.
Документ этот посвящен теме церковно-государственных отношений:
“В годы великой гражданской разрухи,— говорится в нем,— по воле Божией, без
которой в мире ничто не совершается, во главе Русского государства встала
советская власть, приняшая на себя тяжелую обязанность — устранение жутких
последствий кровопролитной войны и страшного голода. Вступая в управление
Русским государствам, представители советской власти еще в январе 1918 г.
издали декрет о полной свободе граждан веровать во что угодно и по этой
вере жить. Таким образом, принцип свободы совести, провозглашенный
Конституцией СССР, обеспечивает всякому религиозному обществу и в том числе
и нашей православной Церкви права и возможность жить и вести свои
религиозные дела согласно требованиям своей веры, поскольку это не нарушает
общественного порядка и прав других граждан. А поэтому мы в свое время в
посланиях к архипастырям, к пастырям и пасомым всенародно признали новый
порядок вещей и рабоче-крестьянскую власть народов, правительство коей
искренне приветствовали.
Пора понять верующим христианскую точку зрения, что судьбы народов от
Господа устрояются, и принять все происшедшее как выражение воли Божией...
Призываем и церковноприходские общины, и особенно их исполнительные органы
не допускать никаких поползновений неблагонамеренных людей в сторону
антиправительственной деятельности, не питать надежд на возвращение
монархического строя и убедиться в том, что советская власть —
действительно народная рабоче-крестьянская власть, а потому прочная и
непоколебимая... Деятельность православных общин должна быть направлена не
в сторону политиканства, совершенно чуждого Церкви Божией, а на укрепление
веры православной, ибо враги святого православия — сектанты, католики,
протестанты, обновленцы, безбожники и им подобные — стремятся использовать
всякий момент в жизни Православной Церкви во вред ей... Не благо принес
Церкви и народу так называемый Карловацкий Собор, осуждение коего мы снова
подтверждаем и считаем нужным твердо и определенно заявить, что всякие в
этом роде попытки впредь вызовут с нашей стороны крайние меры, вплоть до
запрещения священнослужения и предания суду Собора. Во избежание тяжких кар
мы призываем находящихся за границей
| |  скачать работу |
Большевики и церковь |
