Борьба с ведомством в средневековой Европе и в России
едует понимать под
инквизицией и каковы ее хронологические рамки.
Если под инквизицией понимать осуждение и преследование господствующей
церковью инакомыслящих, то хронологические рамки инквизиции следует
расширить на всю историю христианской церкви - от ее возникновения по
настоящее время.
Если же инквизицию понимать в более узком смысле, подразумевая под этим
термином деятельность особых трибуналов католической церкви, преследовавших
еретиков, то ее рамки суживаются от возникновения этих трибуналов в XII-
XIII вв. до их повсеместной отмены в первой половине XIX в. Но и после
этого в системе папской курии в Ватикане вплоть до 1866 г. существовала
конгрегация инквизиции - «священная канцелярия».
Инквизиция не возникла на «пустом месте». Созданию «священных
трибуналов» предшествовала многовековая борьба правящих кругов церкви с
ересью, в процессе которой вырабатывалось также и богословское обоснование
необходимости применения к еретикам различных видов и форм насилия, вплоть
до их физического истребления. Это была нелегкая задача, ибо теологам для
оправдания инквизиции пришлось совершить подмену основного принципа
христианства, превратив ее из религии любви в «религию ненависти». На такую
трансформацию ушли столетия.
Что же все-таки представляет собой инквизиция? Учрежденный папой
Григорием IX между 1231-1233 гг. особый суд, возглавляемый монахами-
доминиканцами, наделенный полномочиями разбираться с очень специфической
сферой преступлений - преступлениями против веры - был фактически создан
для более эффективной борьбы с ересью. Инквизиция, как любой институт,
имела свой чиновничий аппарат, с помощью которого инквизиторы вели суд,
свою армию доносчиков, «поставлявших» все новых и новых еретиков за
приличное вознаграждение, своих советников, присутствовавших при допросе.
Роль советников на допросе была чистой формальностью, поскольку решающее
слово оставалось за инквизитором, который к тому же имел право и не
прислушиваться к мнению советника. На допросе также должен был
присутствовать епископ.
Еретики по существовавшей классификации делились "на условных,
объявленных и заведомых" (14) в зависимости от степени тяжести подозрения.
Паутина плелась очень хитро, и иногда проще было признаться в ереси, чем
защищать свою невиновность.
Итак, инквизиция должна была вырвать из Европы жало ереси. Но есть ли
колдовство ересь? Ведь ересь характеризуется, во-первых, ошибкой в
мышлении, во-вторых, упорством в этой ошибке. Но ведь колдун, веря в
дьявола, не совершает ошибки в мышлении, ибо дьявол действительно
существует, и упорство колдуна не может быть еретическим, так как он
упорствует не в ошибке, а в том, что фактически подтверждено церковью и
всеми ее авторитетами. Казалось, что все виды колдовства, которые так
трудно подогнать под ересь, остаются вне сферы компетенции инквизиционных
судов.
Однако постепенно мысль о тесной связи между колдовством и ересью
начинает проникать в церковную среду, и все настойчиво выдвигают
необходимость включить колдовство в сферу деятельности инквизиции и
отождествить колдунов с еретиками, в частности с катарами и вальденцами,
представляющими серьезную опасность католической церкви.
Уже в первой половине XIII в. против катаров и вальденцев, жестоко
преследуемых и потому, естественно, совершающих свои религиозные обряды
тайком, по ночам, в подполье, было выдвинуто обвинение в устройстве
«синагоги сатаны». Появление сатаны, который прибывал в синагогу для вящего
посрамления истинной веры, дает повод стремиться в эту синагогу и
колдунам, чтобы там вместе с катарами выражать свои чувства дьяволу и
получить от него те или иные указания относительно колдовства. Такие
собрания не могут не сблизить всех поклонников дьявола и не сплотить их в
почти однородную еретическую массу. Так как катары представляли собой
еретиков, то и колдуны не могут не быть еретиками, подлежащим ведению
инквизиции. Они в большей степени грешники, чем преступники; они не должны
пользоваться «льготами» светских и епископальных судов. Сближение колдунов
с катарами, сделанное церковниками в интересах распространения на первых
жестоких норм инквизиционного судопроизводства, вело к тому, что из
индивидуального преступления колдовство превратилось как бы в коллективное,
и возникла мысль о колдовской секте, члены которой, собравшись группой,
совершают общий акт поклонения дьяволу. Разумеется, групповое, сектантское
преступление приобретает в глазах церкви более тяжкую форму, чем
индивидуальное, и с конца XIII в. каждый разоблаченный колдун влечет за
собой розыски его сообщников. Начинаются массовые казни и открытие целых
гнезд колдунов.
Суд над еретиками проходил следующим образом: инквизитор или викарий
неожиданно врывались в толпу народа, призывая всех, заподозренных в ереси
или чувствующих ее в себе, покаяться и получить прощение. На этом
заканчивалась общая часть инквизиционного суда (14).
Когда спектакль с помилованием завершался, всех задержанных вызывали
повесткой в суд, на котором инквизитор был полновластным судьей,
обвинителем и присяжным. Эта процедура не была публичной, для суда
достаточно было двух свидетелей, и обычно известными становились только
общие пункты обвинений. Имена свидетелей, чье присутствие на суде вызывает
сомнения, хранились также в тайне.
Подозреваемому не разрешалось приглашать адвоката. Суд мог тянуться
годы, в течение которых подозреваемый чах в темнице. Но для обвиненных в
ведовстве темница была еще достаточно счастливым исходом.
Наиболее эффективным средством вырвать признание у обвиняемого были
пытки. Если проводить пытку повторно запрещалось, то ее можно было
растягивать. Палач тщательно осматривал тело ведьмы в поисках «ведовской
печати», за которую сходило любое родимое пятно, любое пятнышко на коже.
Наличие «ведовской печати» считалось железным доказательством виновности.
Палач начинал свой «богоугодный» труд с умеренных - «человеческих» - пыток,
переходя по мере надобности к более рафинированным, утонченным,
бесчеловечным. Наиболее часто практиковавшееся пыточное средство -
связывание рук обвиняемого за спиной и подвешивание за руки; к ногам
привешивали груз, вес которого в случае запирательства увеличивали.
Применялись и иные виды пыток.
Наряду с пыткой, которая должна была заставить жертву процесса признаться
в связи с дьяволом, применялись и другие процедуры установления ее
ведьмовской природы. Например, применялось «испытание слезами»,
заключавшееся в том, что обвиняемой читали отрывок из Библии, и если она не
плакала, то считалась виновной. Подсудимую взвешивали на весах, так как
вера в способность ведьм летать предполагала наличие у них меньшего веса,
чем у честных людей. Весьма распространено было испытание водой: связанную
по рукам и ногам женщину бросали в воду, и если она не тонула, то это
означало, что чистая стихия не принимает ведьму. Наконец, существовали
«специалисты», которые якобы могли отделить ведьм от остальных по внешнему
виду. Такой случай имел место в 1644 г. в Дижонском диоцезе, где "некий
сумасшедший ходил по деревням и с разрешения властей осматривал собранных
для проверки крестьян; обвиненные им в колдовстве были подвергнуты
испытаниям, и часть их была сожжена" (6).
C самого начала процесса в центре внимания судей оказывались не
«малефики» (зловредители), а условия, которые с их точки зрения, только и
могли сделать эффективными магические действия. Судьи уже заранее
располагали развернутым перечнем вопросов, которые они задавали обвиняемым,
добиваясь признания в том, что колдовские акты они осуществляли при
содействии нечистой силы. Их внимание было всецело сосредоточено на
договоре с дьяволом и на обстоятельствах, при которых он был заключен,
посещении обвиняемыми шабаша и его описании, а также на выяснении того, кто
еще в шабаше участвовал.
Неизбежным и вполне объяснимым следствием предъявления такого рода
обвинения было запирательство жертв процесса, которые отрицали связь с
нечистой силой. Однако судьи проявляли в этих случаях исключительное
упорство, во что бы то ни стало, добиваясь нужных им признаний, чаще всего
благодаря пытке.
Запуганные и сбитые с толку жертвы преследований, преимущественно
неграмотные и изолированные от своей среды, подвергаясь изощренному
умственному давлению ученых-юристов, которые руководствовались заранее
подготовленной системой вопросов, нередко заимствованных из признаний,
исторгнутых на более ранних процессах, как правило, не могли им
противостоять.
Возникает естественный вопрос: почему религиозные и юридически
образованные люди, превосходно понимавшие, что применение физических мук
может исторгнуть у жертв любые, и в том числе самые фантастические,
признания, тем не менее, видели в пытке вполне приемлемое и неизбежное
орудие судебного разбирательства при обвинениях в ведовстве?
Прежде всего, сношения с нечистой силой и служение ей рассматривалось
как исключительно серьезное преступление и здесь никакие ограничения в
отношении применения пытки не имели силы.
Но с
| |  скачать работу |
Борьба с ведомством в средневековой Европе и в России |
