Экзистенциальные проблемы в творчестве Ф.М.Достоевского (Дневник писателя, Сон смешного человека, Идиот)
скому проникновению в
нее, которому она сама ответно и свободно раскрывает себя»[12].
О том, что образу Ипполита Достоевский придавал большое значение,
говорят первоначальные замыслы писателя. В архивных заметках Достоевского
мы можем прочитать: «Ипполит – главная ось всего романа. Он овладевает даже
князем, но, в сущности, не замечает, что никогда не сможет овладеть им»
(IX; 277). В первоначальном варианте романа Ипполит и князь Мышкин должны
были в будущем решать одни и те же вопросы, связанные с судьбой России.
Причем Ипполит рисовался Достоевскому то сильным, то слабым, то бунтующим,
то добровольно смиряющимся. Какой-то комплекс противоречий остался в
Ипполите по воле писателя и в окончательном варианте романа.
1.2. Ипполит Терентьев: «заблудшая душа».
Потеря веры в вечную жизнь, по мысли Достоевского, чревата
оправданием не только любых безнравственных поступков, но и отрицанием
самого смысла существования. Мысль эта нашла отражение и в статьях
Достоевского и в его «Дневнике писателя» (1876г.). «Мне показалось, - пишет
Достоевский, - что я ясно выразил формулу логического самоубийцы, нашел ее.
Веры в бессмертие для него не существует, он объясняет это в самом начале.
Мало-помалу, мыслью своею о собственной бесцельности и ненавистью к
безгласности окружающей косности он доходит до неминуемого убеждения о
совершенной нелепости существования человеческого на Земле» (XXIV, 46-47).
Достоевский понимает логического самоубийцу и уважает в нем его поиски и
мучения. «Мой самоубийца и есть именно страстный выразитель своей идеи, то
есть необходимости самоубийства, а не индифферентный и не чугунный человек.
Он действительно страдает и мучается… Для него слишком очевидно, что ему
жить нельзя и – он слишком знает, что прав, что опровергнуть его
невозможно» (XXV, 28).
Практически любой персонаж Достоевского (Ипполит тем более), как
правило, действует на самом пределе заложенных в нем человеческих
возможностей. Он почти всегда во власти аффекта. Это герой с мятущейся
душой. Мы видим Ипполита в перипетиях острейшей внутренней и внешней
борьбы. Для него всегда, в каждый момент слишком многое поставлено на
карту. Именно поэтому «человек Достоевского», по наблюдению М.М.Бахтина,
нередко поступает и говорит «с оглядкой», «с лазейкой» (то есть оставляет
за собой возможность «обратного хода»).[13] Неудавшееся же самоубийство
Ипполита является ничем иным как «самоубийством с лазейкой».[14]
Этот замысел верно определил Мышкин. Отвечая Аглае, предполагающей,
что Ипполит хотел застрелиться только для того, чтобы она потом прочла его
исповедь, он говорит: «То есть, это… как вам сказать? Это очень трудно
сказать. Только ему наверно хотелось, чтобы все его обступили и сказали
ему, что его очень любят и уважают, и все стали бы его очень упрашивать
остаться в живых. Очень может быть, что он вас больше всех имел в виду,
потому что в такую минуту о вас упомянул… хоть, пожалуй, и сам не знал, что
вас имеет в виду» (VIII, 354).
Это отнюдь не грубый расчет, это именно «лазейка», которую оставляет
воля Ипполита и которая в такой же степени путает его отношение к самому
себе, как и его отношение к другим. И это верно угадывает князь: “…к тому
же, может быть, он и не думал совсем, а только этого хотел…ему хотелось в
последний раз с людьми встретиться, их уважение и любовь заслужить”. (VIII,
354). Поэтому голос Ипполита имеет некоторую внутреннюю незавершенность.
Недаром его последние слова (каким должен быть по его замыслу исход) и
фактически оказались не совсем последними, так как самоубийство не удалось.
Достоевский знакомит нас с новым типом двойника: одновременно
мучитель и мученик. Вот как пишет о нем В.Р.Переверзев: «Тип двойника
философствующего, двойника, поставившего вопрос об отношении мира и
человека, впервые является перед нами в лице одного из второстепенных
персонажей романа «Идиот» Ипполита Терентьева”[15]. Самолюбие и ненависть к
себе, гордость и самооплевывание, мучительство и самоистязание являются
лишь новым выражением этого основного раздвоения.
Человек убежден, что действительность не соответствует его идеалам, а
значит, он может требовать иной жизни, значит, он имеет право обвинять мир
и буйствовать против него.[16] В противоречии со скрытой установкой на
признание другими, определяющей весь тон и стиль целого, находятся открытые
провозглашения Ипполита, определяющие содержание его исповеди:
независимость от чужого суда, равнодушие к нему и проявление своеволия. “Не
хочу уходить, - говорит он, - не оставив слова в ответ, - слова свободного,
а не вынужденного, - не для оправдания, - о, нет! Просить прощения мне не у
кого и не в чем, - а так, потому что сам желаю этого” (VIII, 342). На этом
противоречии построен весь образ Ипполита, им определяется каждая его
мысль, каждое слово.
С этим “личным” словом Ипполита о себе самом переплетается и слово
идеологическое, которое обращено к мирозданию, обращено с протестом:
выражением этого протеста и должно быть самоубийство. Его мысль о мире
развивается в формах диалога с когда-то обидевшей его высшей силой.
Дойдя до “предела позора” в сознании собственного “ничтожества и
бессилия”, Ипполит решил не признавать ничьей власти над собой – и для
этого свести счеты с жизнью. “Самоубийство есть единственное дело, которое
я еще могу успеть начать и окончить по собственной воле моей” (VIII, 344).
Для Ипполита самоубийство и есть протест против бессмысленности
природы, протест “жалкой твари” против всемогущей слепой, враждебной силы,
которой является для Ипполита окружающий его мир, в процессе столкновения с
которым и находится герой Достоевского. Он решает застрелиться при первых
лучах солнца, чтобы этим выразить главную свою мысль: “Я умру прямо смотря
на источник силы и жизни, и не захочу этой жизни” (VIII, 344). Его
самоубийство должно стать актом высшего своеволия, ибо своей смертью
Ипполит хочет возвеличить себя. Он не приемлет философии Мышкина из-за ее
основного принципа – признания решающей роли смирения. “Говорят, смирение
есть страшная сила” (VIII, 347) – отметил он в исповеди, и он с этим не
согласен. Бунт против “бессмыслицы природы” противоположен признанию
смирения как “страшной силы”. По убеждению Достоевского, выход из тех мук и
страданий, которые испытывает Ипполит, способна дать только религия, только
то смирение и христианское всепрощение, которое проповедует князь Мышкин.
Свои размышления на эту тему представил В.Н.Захаров: «В библиотеке
Достоевского был перевод книги Фомы Кемпийского «О подражании Христу»,
изданный с предисловием и примечаниями переводчика К.Победоносцева в 1869
году. Заглавие книги раскрывает одну из краеугольных заповедей
христианства: каждый может повторить искупительный путь Христа, каждый
может изменить свой образ – преобразиться, каждому может открыться его
божественная и человеческая сущность. И у Достоевского воскресают «мертвые
души», но умирает «бессмертная», забывшая Бога, душа. В его произведениях
может воскреснуть «великий грешник», но не исправился бы «настоящий
подпольный», чья исповедь не разрешается «перерождением убеждений» –
покаянием и искуплением»[17].
И Ипполит и Мышкин тяжело больны, оба одинаково отвергнуты природой,
но в отличие от Ипполита, князь не застыл на ступени той трагической
разорванности и разлада с собой, на которой стоит юноша. Ипполит не сумел
перебороть свои страдания, не сумел достичь внутренней ясности. Ясность и
гармонию с собой князю дали его религиозные, христианские идеалы.[18]
1.3. Бунт Ипполита.
Бунт Ипполита Терентьева, нашедший свое выражение в его исповеди и
намерении убить себя, полемически направлен против идей князя Мышкина и
самого Достоевского. По мысли Мышкина, сострадание, являющееся главным и,
возможно, единственным «законом бытия» всего человечества и «единичное
добро» способны привести к нравственному возрождению людей и, в будущем, к
общественной гармонии.
Ипполит же имеет на это свой взгляд: «единичное добро» и даже
организация «общественной милостыни» не решают вопроса о свободе личности.
Рассмотрим мотивы, приведшие Ипполита к «бунту», высшим проявлением
которого должно было стать самоубийство. По нашему мнению, их четыре.
Первый мотив, он лишь намечен в «Идиоте», а продолжение будет иметь в
«Бесах», - бунт ради счастья. Ипполит говорит о том, что хотел бы жить ради
счастья всех людей и для «возвещения истины», что ему хватило бы всего
четверти часа, чтобы говорить и убедить всех. Он не отрицает «единичное
добро», но если для Мышкина оно – средство организации, изменения и
возрождения общества, то для Ипполита эта мера не решает главного вопроса –
о свободе и благосостоянии человечества. Людей он обвиняет в их бедности:
если они мирятся с таким положением, то они виноваты сами
| |  скачать работу |
Экзистенциальные проблемы в творчестве Ф.М.Достоевского (Дневник писателя, Сон смешного человека, Идиот) |
