Есенин и революция
оей основе факты явились для
ноэта лишь своеобразным эмоциональным детонатором. Ко времени южной поездки
Есенина "Сорокоуст" уже сложился в его поэтической душе и сердце. Все
мучительнее встает перед поэтом вопрос: "Куда несет нас рок событий?"
Ответить тогда на него было нелегко. Всюду были видны следы войны и
разрухи: голодные, опустевшие села, тощие, неухоженные поля, черные паутины
трещин на опаленной засухой, мертвой земле...
Трубит, трубит погибельный рог1
Как же быть, как жо быть теперь нам
На измызганных ляжках да
Ах, не с того ли за селом
Так плачет жалостно гармоника:
Таля-ля-ля, тили-ли-гом
Висит над белым подоконником.
И желтый ветер осенницы
Не потому ль, синь рябью тронув,
Как будто бы с коней скребницей,
Очесывает листья с кленов.
Идет, идет он, страшный вестник,
Пятой громоздкой чащи ломит.
П все сильней тоскуют песни
Под лягушиный писк в соломе.
О, электрический восход,
Ремней и труб глухая хватка,
Се изб древенчатый живот
Трясет стальная лихорадка!
Особенно тяжело, временами трагически, в 1919—1921 годах переживает поэт
революционную ломку старых, патриархальных устоев русской деревни. Глубокий
внутренний смысл имеет в "Сорокоусте" рассказ о том, как паровоз обогнал
тонконогого жеребенка. Именно в этой сцене поэма достигает своего
кульминационного звучания:
Видели ли .вы,
Как бежит по степям,
В туманах озерных кроясь,
Железной ноздрей храпя,
На лапах чугунных поезд?
А за ним
По большой траве,
Как на празднике отчаянных гонок,
Тонкие ноги закидывая к голове,
Скачет красногривый жеребенок?
Милый, милый, смешной дуралей, Ну куда он, куда он гонится? Неужель он не
знает, что живых копей Победила стальная конница?В одном из писем,
относящихся к осени 1920 года, Есенин рассказывает: "Ехали мы от Тихорецкой
на Пятигорск, вдруг слышим крики, выглядываем в окно, и что же? Видим, за
паровозом что есть силы скачет маленький жеребенок. Так скачет, что нам
сразу стало ясно, что он почему-то вздумал обогнать его. Бежал он очень
долго, но под конец стал уставать, и на какой-то станции его поймали.
Эпизод для кого-нибудь незначительный, а для меня он говорит очень много.
Конь стальной победил коня живого. И этот маленький жеребенок был для меня
наглядным дорогим вымирающим образом деревни..." Да, на глазах у поэта
умирала старая, патриархальная Русь. Что придет ей на смену? Что ждет
Россию в будущем? Вот прежде всего чем озабочен поэт и что наполняет его
"Сорокоуст" трагедийным пафосом:
Хорошо им стоять и смотреть,
Красить рты в жестяных поцелуях,—
Только мне, как псаломщику, петь
Над родимой страной аллилуйя.
Это пронзительно-тревожное "чувство родины", потерь озарена вся поэма,
дерзкие, впечатляющие образы "Сорокоуста" сразу же (до появления его в
печати) приковали внимание многих современников поэта. О есенинском
"Сорокоусте" заговорили, заспорили, иные возражали поэту, иные возмущались
его "грубой" лексикой, иные полностью солидаризировались с автором.
Равнодушных не было. В ноябре 1920 года Есенин читает свой "Сорокоуст" на
вечере в Политехническом музее. Один из литераторов, присутствовавших на
этом вечере, рассказывает: "Аудитория Политехнического музея в Москве.
Вечер поэтов. Духота и теснота. Один за другим читают свои стихи
представители различных поэтических групп и направлений. Многие из поэтов
рисуются, кривляются, некоторые как откровения гения вещают свои убогие
стишки и вызывают смех и иронические возгласы слушателей... Пахнет
скандалом. Председательствует сдержанный, иногда только криво улыбающийся
Валерий Брюсов... Выступает Есенин. Начинает свой "Сорокоуст". Уже
четвертый или пятый стих вызывает кое-где свист и отдельные возгласы
негодования... Часть публики хлопает, требует, чтобы поэт продолжал. Между
публикой явный раскол. Брюсов встает и говорит: "Вы услышали только начало
и не даете поэту говорить. Надеюсь, что присутствующие поверят мне, что в
деле поэзии я кое-что понимаю. И вот я утверждаю, что данное стихотворение
Есенина самое лучшее из всего, что появилось в русской поэзии за последних
два или три года".
...Есенина берут несколько человек и ставят его на стол. И вот он...
читает свои стихи, читает долго, по обыкновению размахивая руками...
А через ноделю-две не было, кажется, в Москве молодого поэта или просто
любителя поэзии, следящего за новинками, который бы не декламировал
"красногривого жеребенка". А потом и в печати стали цитировать эти строки,
прицепив к Есенину ярлык "поэт уходящей деревни". Сегодня особенно очевидна
несостоятельность попыток представить Есенина лишь певцом Руси уходящей.
Вместе с тем очевидно и другое: "крестьянский уклон", с которым Есенин
воспринял Октябрь, сказался в "Сорокоусте" особенно отчетливо. В этой
"маленькой поэме", так же как и в "Кобыльих кораблях", "Песне о хлебе",
"Исповеди хулигана", стихотворениях "Мир таинственный, мир мой древний...",
"Я последний поэт деревни...", "Сторона ль ты моя, сторона..." и др.,
явственно звучит и неподдельная тревога за судьбы "России", которую, по
мнению поэта, готов был прибрать к рукам "железный гость"; и мужицкая
стихийная удаль, идущая на крестьянской Руси от разинских и пугачевских
времен; и мучительный разлад поэта с самим собой; и боль, с которой Есенин
воспринимал тогда ломку старого крестьянского уклада. Все глуше слышны
теперь раскаты буслаевской мужицкой удали, мятежного революционного набата,
еще так недавно громко раздававшиеся в стихах поэта. И рядом с призывными
строками:
Шуми, шуми, реви сильней,
Свирепствуй, океан мятежный...
все чаще появляются теперь строки, полные душевного смятения, тревоги и
грусти:
Я последний поэт деревни,
Скромен в песнях дощатый мост.
За прощальной стою обедней
Кадящих листвой берез.
На тропу голубого поля
Скоро выйдет железный гость.
Злак овсяный, зарею пролитый,
Соберет его черная горсть.
Скоро, скоро часы деревянные
Прохрипят мой двенадцатый час!
Речь здесь идет, конечно, не о физической смерти, а о "гибели" стихов
"последнего поэта деревни" под беспощадной пятой "железного гостя". И
вместе с тем поэт стремится познать смысл происходящего:
О, если б прорасти глазами,
Как эти листья, в глубину.
Он сердцем чувствует, что вся его жизнь в песнях, в стихах, что без
них нет ему места на земле:
Ах, увял головы мой куст,
Засосал меня песенный плен.
Осужден я на каторге чувств
Вертеть жернова поэм.
И опять поэта гложет тревожная дума, сможет лп он петь по-новому. А если
нет? Если "новый с поля придет поэт"? И его "будут юноши петь" и "старцы
слушать". Что тогда? И вся эта сложная гамма чувств проникнута любовью к
Родине, которая всегда томила, мучила и жгла чистую душу поэта:
Я люблю родину,
Я очень люблю родину!
Я все такой же,
Сердцем я все такой же.
Как васильки во ржи, цветут в лице глаза.
Стеля стихов злаченые рогожи,
Мне хочется вам нежное сказать.
Спокойной ночи!
Всем вам спокойной ночи!
Эти есенинские стихи, как и вся его поэзия, по-настоящему гуманистичны.
Они наполнены "грустной радостью" бытия и даже тогда, когда поэту кажется,
что все светлые мечты и надежды — в прошлом. Вспомним одно из самых
проникновенных и человечных лирических стихотворений — "Не жалею, не зову,
не плачу...", написанное им в 1921 году. Как философски мудры в ном
раздумья Есенина о днях быстротекущей жизни, с какой художественной силой
выражена в нем любовь к людям, ко всему живому на земле!
Не жалею, не зову, не плачу,
Все пройдет, как с белых яблонь дым.
Увяданья золотом охваченный,
Я не буду больше молодым.
Дух бродяжий, ты все реже, реже
Расшевеливаешь пламень уст.
О, моя утраченная свежесть,
Буйство глаз и половодье чувств.
Все мы, все мы в этом мире тленны,
Тихо льется с кленов листьев медь...
Будь же ты вовек благословенно,
Что пришло процвесть и умереть.
Когда вчитываешься в позднего Есенина, поражаешься тому, что,
оказывается, почти все, о чем мы только сейчас заговорили вслух после
семидесятилетней безгласности,— почти все это уже былосказано и предвидено
гениальным поэтом. С потрясающей силой запечатлел Есенин то "новое", что
насильственно внедрялось заезжими эмиссарами в быт деревни, взрывало его
изнутри и привело теперь к всем известному состоянию.
"Был в деревне. Все рушится... Надо самому быть оттуда, чтобы понять...
Конец всему"
| |  скачать работу |
Есенин и революция |
