Европейская культура эпохи Возрождения
Другие рефераты
Кризиc официального христианского вероучения и самой Церкви,
выразившийся в широко известной Реформации, университетская наука, где
“семь свободных искусств” средневекового образца все более уступали место
естествознанию и вообще опытным наукам, географические открытия и
астрономические наблюдения, кардинально переменившие представления человека
о мире и вселенной, наконец, широко известные успехи техники, развитие
экономических, хозяйственных, культурных связей – все это не только ломало
устои сословного, замкнутого, самодостаточного феодального общества, но и,
что для нас особенно важно, кардинально изменило представления человека о
самом себе. Человек, наконец, обнаружил свои возможности и способности как
самостоятельной и далее самодовлеющей творческой силы. На наш взгляд,
именно эти глубинные факторы, а не по-своему значительные, но все же
второстепенные явления типа новых переводов античных классиков,
способствовали неизбежному в такой ситуации обращении через голову
отбрасываемого и изживаемого средневековья к наследию Греции и Рима.
Появились совершенно новые по характеру поведения и складу мышления
люди, которые стали называть себя “гуманистами” и проводили время в
многочасовых прогулках по садам и городским дворикам прекрасной Флоренции,
услаждая свои неторопливые путешествия бесконечными беседами на самые
разнообразные темы, обсуждая проблемы науки и веры, жизни и смерти,
искусства и общества, прошлого и настоящего. Сам термин “гуманизм”,
приписываемый Л.Бруни, употреблялся в те времена (конец XIV – начало XV
вв.) не совсем в том смысле, в каком мы говорим о гуманизме, гуманности
сегодня.
Для итальянских гуманистов в центре мироздания стоял не человек как
божье творение, но скорее человек естественный, во всем многообразии его
чувств, помыслов, желаний и страстей. Позже, отмечая эту ограниченность
ренессансного понимания гуманизма, Ф.Ницше вздохнет и скажет свое
знаменитое: “Человеческое, слишком человеческое”. Эпоха культивировала и
воспитывала, с одной стороны, человека образованного, учтивого, утонченного
ценителя красоты и всего изящного, свободно рассуждающего и мыслящего
неординарно, но одновременно именно такого человека конституировала как
“идеального придворного” (Б.Кастильоне). В частной жизни вообще
торжествовал аморализм – впрочем, как и в общественной. Причины тому были
естественны и просты: средневековая классическая христианская мораль
оспаривалась или попросту отвергалась, а новые нормы еще не были утверждены
как общеобязательные, Кроме того, исчезало с процессом смешения сословий и
понятие сословной морали, сословных добродетелей.
Крайний аморализм сочетался с искушенным практицизмом и цинизмом (идеал
политика по Маккиавелли – помесь шакала и лисицы и т.д.). Индивидуальность
утверждалась через индивидуализм. Гуманизм обрачивался антигуманностью. Но
в то же время во многом эта неповторимая, свойственная именно эпохе
Ренессанса многосложность составляющих в системе ценностей порождала
невиданный взлет талантов, титанов, дерзнувших соревноваться с Богом и в
науках, и в ремеслах, и в литературе, и в художественном творчестве.
Классические шедевры Леонардо, Микеланджело, Бруналлески, Тициана,
Рафаэля поражают не только гармоническим совершенством – прекрасно
усвоенными уроками античности, но и невиданным ни в античные времена, ни в
какие другие масштабом и дерзновенностью замыслов и свершений – совершенно
исключительной работоспособностью. Имеется в виду и чисто физические
колоссальные усилия вплоть до истощения сил. Столетний Тициан все писал и
писал свои превосходные портреты, так и умерев за работой, равно как и
Микеланджело, который практически ослеп, трудясь в течение нескольких лет в
подвешенном состоянии вниз головой, расписывая потолок Сикстинской капеллы.
Это было время когда человек брал по максимуму от жизни и требовал по
максимуму от себя и в работе, и в развлечениях, и в делах, и в проектах.
Конечно же, дело вовсе не в том, что Колумб открыл не то, что хотел
открыть, а Коперник не совсем правильно рассчитал форму движения планет –
ошибки и заблуждения эпохи лишний раз подчеркивали ее неисчерпаемый
творческий дух. Универсализм мастеров эпохи Высокого Возрождения вовсе не
был дилетантским, он означал лишь стремление вырваться на просторы мысли и
оттолкнуться от средневековой схоластики.
Зарождающаяся наука ориентировалась на опытное знание, чувственное
восприятие, доверяла человеческому разуму, глазомеру, вкусу, таланту.
Открывавшийся мир поражал своей непредсказуемостью, многогранностью,
бесконечными тайнами и загадками, которые чрезвычайно интересно было
разгадывать. Интересно было впервые вскрывать человеческое тело и
разбираться в его устройстве, интересно проектировать необычные летательные
аппараты и колдовать с ретортами и пробирками в поисках эликсира молодости
и философского камня, интересно было с цифрами в руках рассчитать идеальный
женский портрет и, что тоже вполне в духе эпохи, отведать все мыслимые и
немыслимые наслаждения жизни, пуститься в рискованное путешествие вокруг
света, а то и примкнуть к веселой компании морских пиратов. Однако, эти
новые знания, новые интересы, новые открытия диктовали и новое, отнюдь не
гармоническое мироощущение. Чем больше познавал человек, тем дальше он
уходил от гармоничных идеалов античности, тем более нарастало трагедийное,
страстное, мятущееся начало в культуре, нашедшее свое стилевое выражение в
так называемом барокко.
Барокко неправильно рассматривать лишь с искусствоведческой точки
зрения, т.е. как чисто художественное направление, характерное
причудливостью, вычурностью формы, сложными композиционными изысками и
трагическим, смятенным настроением. Все это присутствовало и в загадочных
нагромождениях стихотворных и языковых фантазий испанского волшебника
поэзии Л.Гонгора-и-Арготе или в грандиозных по напряжению страстей и ярких
по колориту, утонченных религиозных исступлениях другого великого испанца –
художника Эль Греко, или же в беспрерывном нагромождении объемов и
прихотливости складок одеяний у скульптурных мадонн великого Л.Бернини. Но
главное заключалось в другом. Весь мир представлялся человеку эпохи
Позднего Возрождения порочным, в нем не было ожидаемой и чаемой гармонии,
его раздирали войны, междоусобицы, эпидемии, продолжавшийся террор
инквизиции и религиозные и социальные конфликты. В нем было очень трудно
ориентироваться человеку, лишенному привычного социального, сословного
знака, религиозных установок и жаждущего просвещенным умом объяснить
непросвещенную реальность.
Великолепно выразил это кризисное по сути мироощущение замечательный
английский поэт Джон Донн: “Все в новой философии – сомнение. Огонь былое
потерял значение. Нет солнца, нет земли – нельзя понять, где нам теперь их
следует искать. Все говорят, что смерть грозит природе, раз и в планетах и
на небосводе так много нового: мир обречен, на атомы он снова раздроблен.
Все рушится и связь времен пропала, все относительным отныне стало”. То,
что настроение Донна не исключительно, но типично для передовых людей
эпохи, доказывает весьма схожее по духу высказывание шекспировского героя.
В одном из переводов Гамлет утверждает очень схожую мысль, делая из похожей
по форме мысли вывод совершенно в духе человека эпохи Ренессанса, человека
не размышляющего, но действующего: “Век расшатался, и страшней всего, что я
рожден восстановить его”. Формулировка очень интересна, ибо она включает и
очень важный момент личной ответственности за несовершенство мира,
несовершенство века. Наступала какая-то новая эпоха. Контуры ее
просматривались пока еще очень туманно.
Литература
Брагина Л.М. и др. Культура эпохи Возрождения. М., 1997.
Баткин Л.М. Итальянское Возрождение: люди и идеи. М., 1994.
Бурхард Я. Культура Италии в эпоху Возрождения. М., 1996.
Кертман Л.Е. История культуры стран Европы и Америки. М., 1987.
Красильщиков В.А. Превращения доктора Фауста. М., 1994.
Лосев А.Ф. Эстетика Возрождения. М., 1974.
Оссовская М. Рыцарь и буржуа: исследования по истории морали. М., 1987.
| |  скачать работу |
Другие рефераты
| 
