Генезис и структура символического в структурной киноэстетике Эйзенштейна
й конкретности, которой обладала архаическая вещь.
План символического выражения трансцендентного Бога образуется идеальными
связями вертикальной иерархии. Социальную схему центрирует патриархальная
вертикаль «отец — сын». Оптически — зримая символичность уступает место
идеально, семантико — символической власти Логоса, Имени, как центрального
символа Божества. И здесь вполне подготовлена почва для перевода
бесконечности божественной трансцендентности в бесконечность
трансцендентности математической.
Основание математической символичности совпадает с картезианским
принципом cogito, которым Субъективности делегируются все права на
владения природным и культурным, реальным и идеальным, причем путем их
различения самой инстанцией субъективности, выступающей в то же время
принципом их объединения. Субъект выступает в эпоху Нового времени
центральным символом мира.
В последовательном диспозитиве стихийной массы, символического действия
и автономной личности Эйзенштейн описывает системный характер истории
человеческого духа, и история искусства выступает первичной проекцией такой
истории, причем как проекция наиболее визуальная[xi]. Теория Эйзенштейна и
практический ряд его фильмов в полной мере претворяет синхронную структуру
и диахронию системного генезиса человеческого духа. Его творчество
дублирует генеральную линию истории, каждый поворот которой связан со
структурными элементами познания человечества, этим большим Эдипом, своей
судьбы, и сценарий которой наиболее четко изложил Софокл, а потом
прокомментировал Фрейд[xii].
VI. Психоанализ кино
Когда в статье ««Луч» и «Самогонка» (Опыт определения идеологической
несостоятельности в области техники и формы)» Эйзенштейн противопоставляет
свое творчество творчеству Л.Кулешова и М. Роома, он существенным образом
уточняет структуру психоанализа, показывая, что психоаналитическое учение
основано на введении физиологической метафоры в гегелевский дискурс. Иначе
говоря, психоанализ проецирует структуру символообразования на
физиологическую карту человека.
Чтобы уяснить физиологическую составляющую символического знака,
опосредующего процесс творческой сублимации, необходимо обратиться к
пралогическому генезису самого знака, метки на пути генезиса которого
расставлены психоаналитическим учением.
В процессе субъективации как впадении Sein (универсальное) в Dasein
(индивидуальное) происходит возбуждение тех физиологических границ,
которыми тело непосредственно соприкасается с внешней средой[xiii]. (Эти
границы полагаются как знаки в символической функции тождества и различия
внутреннего и внешнего). Таких пограничных зон оказывается три,
последовательно выступающих сообразно трем основным этапам генезиса
символической структуры:
1) в «оральности» проецируется непосредственная дифференциация,
«раскусывание» и тем самым разрыв целокупного единства бытия, «раздвоение
Единого», «куски» которого складываются в периферию «сырого
материала»[xiv], — на этом этапе происходит интериоризирующая интеграция
человеческого организма в горизонт «съедобного» сущего. В потреблении
простой природной вещи, например, яблока, человек полагает свое
«непосредственное единство» с миром, сакральность которого усваивается в
жертвенном пожирании.
Оральной фазе как таковой соответствует активное вкушение своего права
и щедрого разрешения, переживаемого с радостью и наслаждением, присущих
ребенку, который пребывает в заботливом попечении матери. Эйзенштейн
приписывает изначальной «оральности» взрывной характер, который
становится причиной разрыва линии, и, прежде всего, линии наличного
горизонта, а «раздвоение линии через разрыв создает эффект несовпадения
контуров»[xv], вследствие чего возникает «эффект глубины». Таким образом,
разорванная линия горизонта трансформируется в радиус вертикали как
перпендикуляра, восстанавливаемого к центру той окружности, линией которого
выступает горизонт. Здесь происходит «скачок линии — в глубину», то есть
скачок линии горизонта в глубину радиуса.
2) в «анальности» проецируется та формально — абстрактная связь,
интеграция периферийного содержания вокруг «пустой» центральной формы, —
здесь происходит непосредственное выделение знака как отторгнутой части
тела, — как пишет М. Б. Ямпольский, «первоначальный садизм подвергается
сублимационной символизации»[xvi] и из него буквально выделяется
знаковость.
Именно в отрицании этого физиологического остатка идентифицируется
человек, однако идентификация эта происходит по способу негативной
экстериоризации или отвращения, переживаемого в чувстве вины, унижения и
страха. Дефекация переживается как наказание, причем преимущественно за
нарушение отцовского запрета. Отторжение фекального остатка, как результата
физиологического процесса снятия потребленного яблока и тем самым убогого
возмещения нанесенного ущерба, — это редукция природного разнообразия мира
к формальному однообразию, в котором происходит отрицание природного.
В этой фазе человеческая телесность путем вытеснения из организма того,
что было изъято извне и, таким образом, очищения обретает новый,
неприродный, культурный статус, то есть благодаря фекальному остатку
человек познает свою культурность и выясняет, что она обладает
катарсическим свойством.
Фекальный излишек представляет инстанцию принципа рассудочной
системности как формальной гомогенности, то есть фекальная прибавка
выступает, как сказал бы Гегель, во «всеобщей форме рефлективного
единства».
3) «генитальность» позиционируется как проекция синтеза центральной
формы и периферийной материи — содержания. Генитальное возбуждение являет
полный знак единства идентифицирующего отторжения, лежащего в основе
эндогенного «инстинкта самосохранения» и интегрирующего принятия, на
котором базируется экзогенный «инстинкт продолжения рода».
Здесь осуществляется парадоксальный синтез орального наслаждения и
анальной боли, «естественного» права и «искусственной» вины, материнской
любви и отцовской ненависти, агрессии и нежности и т.д. В генитальной фазе
происходит воссоединение выступившей на анальной стадии формы и орального
содержания, то есть коитальная система «фаллос-в-вагине» фиксирует
единство природного, реального содержания и интеллектуальной, идеальной
формы, тождество фаллической экстериоризации по способу анальной
идентификации и вагинальной интериоризации по способу оральной интеграции.
Генитальная фаза выявляет «средний термин» полного физиологического
силлогизма, который приводит к единству термины оральной интеграции и
анальной идентификации.
Здесь важно то, что благодаря знаку как телесному остатку человек
получает цель и средство своей идентификации, в результате которой он
получает и осваивает свою телесность, более того само тело выступает знаком
его бытия, и значит «его тело есть им же созданное выражение его самого и
вместе с тем некоторый знак, который не остался непоосредственной сутью
дела, но в котором индивид дает только знать, что он есть в том смысле, что
он осуществляет свою первоначальную природу в произведении»[xvii]. Однако,
чтобы знак стал подлинным знаком, в котором является человеческое
существование, он должен быть воспринят другим, для кого он собственно и
предназначен, поскольку только другой наделяет его в признании значением
как значением интерсубъективным.
Нарциссческий знак как граница внутреннего мира (Innenwelt) и мира
внешнего (Umwelt) последовательно переносится, — сначала он полагает
объективный горизонт «конкретной» и содержательной потребности, который он
затем центрирует вокруг «абстрактности» фекального остатка, являющего
негативную и «всеобщую» форму пустого желания как разницы от вычитания
горизонта потребности из бытия, чтобы выступить напоследок в виде
фаллического знака как формы наполненного желания. То есть, желание
генерируется как экономия обмена между бытием как энергией и
субъективностью как формой. Этот обмен результируется в знаке на первом
этапе как отрицательном остатке, а затем – как положительном остатке от их
вычитания.
Содержанием знака как символической прибавки от выгодного обмена
является наслаждение. Собственно знак и является главной целью всякого
обмена, — отсутствие знака делает обмен бесполезным, невыгодным и
неуспешным. Всякое наслаждение — избыточно, и именно эро-генная, то есть
«доставляющая наслаждение», прибавка, будучи выгодным результатом экономии
физиологического обмена, переживаемым в наслаждении, выделяет человека из
бытия. И если непосредственное удовлетворение, сохраняющее энергетический
гомеостаз и целиком следующее природному закону сохранения не выводит
человеческое существо из природного круга его бытия, то именно эрогенной
прибавкой человек прорывает круг бытия, и выходит в мир чисто
| |  скачать работу |
Генезис и структура символического в структурной киноэстетике Эйзенштейна |
