Гоголь
ценным кладезем для
историка и поэта, желающих “выпытать дух минувшего века” и постигнуть
“историю народа”. Из летописных и научных источников Гоголь черпал
исторические сведения, необходимые ему фактические подробности, касающиеся
конкретных событий. Думы и песни же давали ему нечто гораздо более
существенное. Они помогали писателю понять душу народа, Его национальный
характер, живые приметы его быта. Он извлекает из фольклорной песни
сюжетные мотивы, порой даже целые эпизоды. Например, драматическая повесть
о Мосии Шиле, попавшем в плен к туркам и затем обманувшем их и вызволившем
из вражеского плена всех своих товарищей, навеяна Гоголю известной
украинской думой о Самойле Кишке. Да и образ Андрия создан под несомненным
влиянием украинских дум об отступнике Тетеренке и изменнике Савве Чалом.
Гоголь много берёт в народной поэзии, но берёт как писатель, чуткий и
восприимчивый к её художественному строю, со своим отношением к
действительности, к материалу. Поэтика народной песни оказала огромное
влияние на всю художественно-изобразительную систему “Тараса Бульбы”, на
язык повести.
Яркий живописный эпитет, красочное сравнение, характерный ритмический
повтор - все эти приёмы усиливали песенное звучание стиля повести. “Не
достойна ли я вечных жалоб? Не несчастна ли мать, родившая меня на свет? Не
горькая ли доля пришла на часть мне? Не лютый ли ты палач мой, моя свирепая
судьба?” Или: “Кудри, кудри он видел, длинные, длинные кудри, и подобную
речному лебедю грудь, и снежную шею, и плечи, и всё, что создано для
безумных поцелуев”. Необыкновенно эмоциональная, лирическая окраска фразы,
равно как и все другие её художественные приметы, создаёт ощущение
органической близости манеры гоголевского повествования к стилю народной
песни.
В повести чувствуется влияние былинно-песенного приёма распространённых
сравнений:
“Оглянулся Андрий: перед ним Тарас! Затрясся он всем телом и вдруг стал
бледен... Так школьник, неосторожно задравши своего товарища и получивши за
то от него удар линейкой по лбу, вспыхивает, как огонь, бешеный вскакивает
из лавки и гонится за испуганным товарищем своим, готовым разорвать его на
части, и вдруг наталкивается на входящего в класс учителя: вмиг притихает
бешеный порыв и упадает бессильная ярость. Подобно ему в один миг пропал,
как бы не бывал вовсе, гнев Андрия. И видел он перед собой одного только
страшного отца”.
Сравнение становится столь обширным, что вырастает слово в
самостоятельную картину, которая на самом деле нисколько не является
самодовлеющей, а помогает конкретнее, полнее, глубже раскрыть характер
человека или его душевное состояние.
“Тарас Бульба” имеет большую и сложную творческую историю. Он был
впервые напечатан в 1835 году в сборнике “Миргород”. В 1842 году во втором
томе своих “Сочинений” Гоголь поместил “Тарасу Бульбу” в новой, коренным
образом переделанной редакции. Работа над этим произведением продолжалась с
перерывами девять лет: с 1833 года до 1842-го. Между первой и второй
редакциями “Тараса Бульбы” был написан ряд промежуточных редакций некоторых
глав.
В писательском облике Гоголя есть одна весьма примечательная черта.
Написав и даже напечатав своё произведение, он никогда не считал свою
работу над ним законченной, продолжая неутомимо совершенствовать его. Вот
почему произведения этого писателя имеют такое множество редакций. Гоголь,
по свидетельству Н. В. Берга, рассказывал, что он до восьми раз переписывал
свои произведения: “Только после восьмой переписки, непременно собственной
рукою, труд является вполне художнически законченным, достигает перла
создания”.
Интерес Гоголя к украинской истории после 1835 года нисколько ни
ослабевал, а порой даже приобретал особую остроту, как это было, например,
в 1839 году. “Малороссийские песни со мною”, - сообщает он Погодину в
середине августа этого года из Мариенбада. “Запасаюсь и тщусь сколько
возможно надышаться стариной”. Гоголь в это время размышляет об Украине, её
истории, её людях, и новые творческие замыслы будоражат его сознание. В
конце августа того же года он пишет Шевыреву: “Передо мною выясняются и
проходят поэтическим строем времена казачества, и если я ничего не сделаю
из этого, то я буду большой дурак. Малороссийские ли песни, которые теперь
у меня под рукою, навеяли или на душу мою нашло само собою ясновидение
прошедшего, только я чую много того, что ныне редко случается.
Благослови!”.
Усилившийся осенью 1839 года интерес Гоголя к истории и к фольклору был
связан с задуманной им драмой из украинской истории “Выбритый ус”, а также
с работой над второй редакцией “Тараса Бульбы”. Пришлось снова обратиться к
написанным а различное время черновым наброскам новой редакции, заново
многое переосмыслить, устранять некоторые случайно вкравшиеся
противоречия[1] и т. д. Интенсивная работа продолжалась в течение трёх лет:
с осени 1839 года до лета 1842.
Вторая редакция “Тараса Бульбы” создавалась одновременно с работой
Гоголя над первым томом “Мёртвых душ”, т. е. в период наибольшей идейно-
художественной зрелости писателя. Эта редакция стала глубже по своей идее,
своему демократическому пафосу, совершеннее в художественном отношении.
Чрезвычайно характерна эволюция, которую претерпела повесть. Во второй
редакции она значительно расширилась в своём объёме, став почти в два раза
больше. Вместо девяти глав в первой редакции - двенадцать глав во второй.
Появились новые персонажи, конфликты, ситуации. Существенно обогатился
историко-бытовой фон повести, были введены новые подробности в описании
Сечи, сражений, заново написана сцена выбора кошевого, намного расширена
картина осады Дубно и т. п.
Самое же главное в другом. В первой, “миргородской”, редакции “Тараса
Бульбы” движение украинского казачества против польской шляхты ещё не было
осмыслено в масштабе общенародной освободительной борьбы. Именно это
обстоятельство побудило Гоголя к коренной переработке всего произведения. В
то время как в “миргородской” редакции “многие струны исторической жизни
Малороссии” остались, по словам Белинского, “нетронутыми”, в новой редакции
автор исчерпал “всю жизнь исторической Малороссии”. Ярче и полнее
раскрывается здесь тема народно-освободительного движения, и повесть в ещё
большей мере приобретает характер народно-героической эпопеи.
Подлинно эпический размах приобрели во второй редакции батальные сцены.
Вышколенному, но разобщённому воинству польской шляхты, в котором
каждый отвечает только за себя, Гоголь противопоставляет сомкнутый,
железный, проникнутый единым порывом строй запорожцев. Внимание писателя
почти не фиксируется на том, как сражается тот или иной казак. Гоголь
неизменно подчёркивает слитность, общность, мощь всей Запорожской рати:
“Без всякого теоретического понятия о регулярности, они шли с изумительною
регулярностию, как будто бы происходившею от того, что сердца их и страсти
были в один такт единством всеобщей мысли. Ни один не отделяется; нигде не
разрывалась эта масса”. То было зрелище, продолжает Гоголь, которое могло
быть достойно передано лишь кистью живописца. Французский инженер,
воевавший на стороне врагов Сечи, “бросил фитиль, которым готовился
зажигать пушки, и, позабывшись, бил в ладони, крича громко: “Браво, месье
запороги!”.
Этот яркий, о несколько театральный эпизод претерпел затем существенную
эволюцию. Он развёртывается в большую батальную картину, эпическую по своей
широте. В первой редакции французский инженер, о котором сказано, что он
“был истинный в душе артист”, восхищается красотой казацкого строя, который
в едином порыве несётся на пули врага. Во второй редакции подробно
изображается уже самый бой, а иноземный инженер дивится не строю казаков, а
их “невиданной тактике” и при этом произносит уже совсем иную фразу: “Вот
бравые молодцы-запорожцы! Вот как нужно биться и другим в других землях!”.
Подвергается серьёзной переработке образ Тараса Бульбы: он становиться
социально более выразительным и психологически цельным. Если в
“миргородской” редакции он перессорился со своими товарищами из-за
неравного дележа добычи - деталь, явно противоречившая героическому
характеру Тараса Бульбы, - то в окончательном тесте повести он
“перессорился с теми из своих товарищей, которые были наклонны к варшавской
стороне, называя их холопьями польских панов”. Подобное усиление идейно
акцента мы находим и в ряде других случаев. Например, в “миргородской”
редакции: “Вообще он был большой охотник до набегов и бунтов”. В
окончательной же редакции 1842 года мы читаем: “Неугомонный вечно, он
считал себя законным защитником православия. Самоуправно входил в сёла, где
только жаловались на притеснения арендаторов и на прибавку новых пошлин с
дыма”. Таким образом, из “охотника до набегов и бунтов” Тарас Бульба
превращается в “законного” защитника угнетённого народа. Усиливается
патриотическое звучание образа. Именно во второй редакции Тарас произносит
свою речь
| |  скачать работу |
Гоголь |
