Исследование феномена двойничества в культуре серебряного века в аспекте изучения творчества Сергея Александровича Есенина
собственное
отчуждение от этой жизни. В стихотворении «Русь советская» (1924год) он
горько осознает:
« … Язык сограждан стал мне как чужой,
В своей стране я словно иностранец …» /60/.
Ощущение того, что жизнь идет мимо него, ощущение одиночества,
ненужности, мучает и терзает Есенина на протяжении всей его недолгой жизни.
Также не дает покоя ему вопрос о роли и значении его творчества. С
одной стороны, Есенин уверен в правильности избранного им пути. В начале
1920 –х годов он сам очень высоко оценивал значение своей поэзии, называя
себя «суровым мастером» и «самым лучшим поэтом» России («Исповедь
хулигана», 1920год), а также, позднее – «первокласнейшим поэтом … в
столице» («Мой путь», 1925год). В своем стихотворении «Стансы» (1924год),
Есенин гордо заявляет:
« … Я вам не кенар!
Я поэт!
И не чета, каким – то там Демьянам.
Пускай бываю иногда я пьяным,
Зато в глазах моих
Прозрений дивный свет …» /60/.
С другой стороны, Есенин ощущает ненужность своей поэзии в стране, ее
несоответствие действительности. В стихотворении «Русь советская», он с
горечью осознает:
« … Моя поэзия здесь больше не нужна.
Да и, пожалуй, сам я тоже здесь не нужен …» /60/
Поэт винит себя за чуждость, бесполезность народу. С новыми критериями
подходит он теперь к своему творчеству: «Стишок писнуть, пожалуй, всякий
может …» («Стансы»). Такие стихи поэт с презрением отвергает, и выносит
приговор своей поэзии и себе за то, что ничего не поняв «в развороченном
бурей быте», замкнулся в своих собственных переживаниях. В стихотворении
«Мой путь» (1925год) Есенин с горечью заявляет:
« …На кой мне черт,
Что я поэт!..
И без меня в достатке дряни.
Пускай я сдохну,
Только …
Нет,
Не ставьте памятник в Рязани»! /60/.
Все эти душевные разлады, мучения, сомнения приводят С. Есенина к
отчуждению его от жизни и от самого себя. Творчество Есенина связано,
прежде всего, с отражением кризисного сознания современного человека. Оно
отражает объективные духовные процессы, связанные с феноменом отчуждения и
самоотчуждения личности, переживающей драму утраты корней, единства с
природой, миром, людьми.
На протяжении всего творческого пути С. Есенина можно проследить
творческий феномен самоотчуждения, двойничества. Поэт ощущает себя все
более и более чужим самому себе, своей собственной сущности, воспринимает
себя как кого – то другого, на которого он смотрит как бы со стороны. Так,
например, в стихотворении «Проплясал, проплакал дождь весенний …» (1917год)
есть следующие слова:
« …Скучно мне с тобой, Сергей Есенин
Подымать глаза …» /60/.
В стихотворении «Метель» (1924год), Есенин признается:
« … Нет!
Никогда с собой я не полажу,
Себе, любимому,
Чужой я человек …» /60/.
Также в стихотворении «Я усталым таким еще не был …» (1923год) разрыв
между сущностью и существованием поэта очевиден:
« …Я устал себя мучить бесцельно,
И с улыбкою странной лица
Полюбил я носить в легком теле
Тихий свет и покой мертвеца …» /60/.
Отстраненное восприятие себя как «другого» с иной, «странной», не
своей улыбкой, ощущение своего тела лишь как вместилища уже чужой, давно
мертвой души – таковы, по мнению О.Е. Вороновой, характерные симптомы
разорванного сознания /12/.
Есенин тяжелее, чем кто – либо другой переживал в самом себе духовную
болезнь самоотчуждения, осознание существования своего «двойника», поэтому
его лирика столь трагически – исповедальная.
Кульминацией трагического накала душевных страстей поэта, наибольшего
проявления его раздвоенности, отчуждения от самого себя является его поэма
«Черный человек», окончательно завершенная им в ноябре 1925 года, незадолго
до гибели. Здесь уже не завуалировано, а очень отчетливо проявляется его
«черный двойник», который не давал ему покоя на протяжении многих лет. По
мнению А.А. Волкова, есенинский Черный человек – это часть самого поэта,
его двойник, которому он отдает самое дурное, уродливое, что есть в нем
/10/.
По словам С.Н. Кирьянова, «поэма является собой поэтический вариант
духовной автобиографии поэта, опыт его трагически глубокого
самопознания»/30/.
О.Е. Воронова считает, что в центре поэмы оказывается трагический
феномен «самоотчуждения», принимающий характер раздвоение личностного
сознания. /12/ Есенин строит свое произведение, как исповедальный диалог,
персонифицируя темные, болезненные стихии души лирического героя в образе
его демонического двойника – «Черного человека», который терзает свою
жертву, обвиняя ее во всех смертных грехах: лицемерии, расчетливости,
распущенности.
Разрыв между сущностью и существованием начинается для героя с
болезненного, отчужденного восприятия своего внешнего «я»:
« …Голова моя машет ушами
Как крыльями птица.
Ей на ноги
Маячить больше невмочь …» /59/.
И заканчивается смертельной дуэлью со своим внутреннем alter ego,
явившемся к нему из темных глубин зазеркалья:
« … Я взбешен, разъярен,
И летит моя трость
Прямо к морде его,
В переносицу …» /59/.
В поэме «Черный человек» Есенину, благодаря своему двойнику,
приходиться заглянуть за грани реального, ощутить себя отпеваемым заживо,
увидеть «мерзкую книгу» своих проступков и прегрешений:
« … Черный человек
Водит пальцем по мерзкой книге
И, гнусавя надо мной,
Как над усопшим монах,
Читает мне жизнь
Какого – то прохвоста и забулдыги,
Нагоняя на душу тоску и страх …» /59/.
Именно в эти минуты, по мнению О.Е. Вороновой, демонизм внешних сил
бытия сталкивается со своим внутренним проявлением – двойничеством, вызывая
в человеке поистине мистический ужас перед натиском иррациональной стихии
/11/.
Есенинский «Черный человек» представляет собой фонтом «не подлинного»
существования, которому лирический герой отчаянно пытается противостоять,
вступая в бескомпромиссный поединок с «черным» призраком.
«Черный человек» – двойник самого поэта, обвиняет его в двоедушии,
лицедействе, самообольщении, иронизирует над его жизненными принципами:
« … Счастье – говорил он, -
Есть ловкость ума и рук.
Все неловкие души
За несчастных всегда известны.
Это ничего,
Что много мук
Приносят изломанные
Лживые жесты…» /59/.
Также двойник Есенина с пренебрежением отзывается о даровании поэта,
оценивая его поэзию, как «дохлую, томную лирику». Для Есенина, который
готов был «всю душу выплеснуть в слова» – это горькое признание.
Ночной гость в своих обвинениях уличающе-беспощаден:
«…Словно хочет сказать мне,
Что я жулик и вор,
Так бесстыдно и нагло
Обокравший кого – то…» /59/.
Важно подчеркнуть: «черный человек» не произносит подробных слов, их
договаривает за него сам лирический герой, «вычитывая в его обличающих
монологах некий недосказанный, лишь им двоим ведомый смысл» /39/. И это
неслучайно, ибо, по словам В.К. Махлина: «…переживание Двойника … тесно и
остро связано с сомопереживанием, отношением человека к самому себе, к тому
в себе, что он знает, но не любит и не может признать, стремится вывести за
порог сознания…» /43/.
Феномен двойничества, проявляющийся в персонификации тёмных сторон
сознания Есенина, в поэме «Черный человек» выражен наиболее ярко,
отчетливо. Ночной гость является лирическому герою не как бесплотный
призрак его больного, раздвоенного сознания, а как вполне самостоятельный
субъект. Лишь постепенно, финалу поэмы выясняется что это «двойник –
самозванец», оптический подлог зеркального отражения.
Важно заметить, что выявлению природы духовного конфликта героя
произведения со своим двойником способствует эффект «двойного узнавания»
/12/. Лирический герой вначале с чувством внутреннего протеста узнаёт себя
в неком третьем – «прохвосте и забулдыге», в «авантюристе», о котором ведёт
речь ночной визитёр. В финале, когда в разбившемся зеркале исчезнет
дьявольское наваждение, произойдет еще одно – на этот раз действительно
трагическое узнавание своего второго «Я» в облике исчезнувшего в зазеркалье
недавнего оппонента. При свете утра станет очевидным, что навязчивый ночной
гость не противник, пришедший из в
| |  скачать работу |
Исследование феномена двойничества в культуре серебряного века в аспекте изучения творчества Сергея Александровича Есенина |
