Исследование феномена катарсиса
овесное выражение и
музыкальная композиция. Фабула – это подражание действию или «сочетание
фактов»[11]. Как уже сказано выше, именно «действия и фабула составляют
цель трагедии» (там же) или ее «душу». Суть части фабулы – перипетии и
узнавания. Фабула должна быть изображением одного и притом цельного
действия, и части событий должны быть так составлены, что при перемене или
отнятии какой-нибудь части изменялось и приходило в движение целое. Простой
фабулой Аристотель называет «такое непрерывное действие, в течение которого
перемена [судьбы] происходит без перипетии или узнавания»[12]. Сплетенная
фабула – такая, в которой «перемена происходит с узнаванием или перипетией
или с тем и с другим вместе»[13]. Состав лучшей трагедии должен быть не
простым, а сплетенным. Перипетия – это перемена событий к противоположному,
притом по законам вероятности или необходимости. Узнавание обозначает
переход от незнания к знанию, ведущей к дружбе или вражде, счастью или
несчастью. Возможно также узнавание по отношению к предмету, действию.
Третья часть фабулы – страдание, т.е. действие, причиняющее гибель и боль.
Лосев А.Ф. в своей книге «Очерки античного символизма и мифологии» говорит
о том, что более точно эту часть характеризует слово «пафос», так как здесь
присутствует сильное душевное волнение, приводящее к катастрофе, например,
к преступлению, вызванное той или иной трагической ситуацией, например,
виной, долгом, возмездием и т.д. Такое волнение и есть патетический момент
мифа или пафос.
«По объему» фабула разделена Аристотелем на следующие «подразделения»:
пролог, эписодий, эксод и хоровая часть, разделяющаяся в свою очередь на
парод и стасим. Пролог – целая часть трагедии до появления хора, эписодий –
целая часть трагедии между цельными песнями хора, эксод – целая часть
трагедии, после которой нет песни хора, из хоровой же части парод – первая
целая речь хора, стасим – хоровая песнь без анапеста и трохея. Коммос,
входящий в последнюю часть, - общая печальная песнь хора и актеров.
Как мы видим, Аристотель в Поэтике занимался исключительно техническими
формами трагического мифа как таковыми и не дал в цельной системе всех его
моментов, так чтобы вполне ясна была их связь и взаимозависимость на почве
учения о первоуме и его меональных судьбах. Данную связь рассмотрел Лосев
А.Ф. в своей работе и сформулировал те необходимые содержательно-
мироощутительные моменты в форме трагического мифа, которые вытекают из
самой первоосновы всей философии Аристотеля – учения об умной энергии
Перводвигателя.
Он говорит, что, прежде всего, необходимо «преступление», т.е. «отдание
Умом и умами самих себя во власть инобытия, во власть лишения и материи, во
власть необходимости и случайности»[14]. Необходимо, чтобы Ум выходил из
повиновения самому себе и из блаженной самособранности, и начал
разрушаться, рассыпаться самый факт этого Ума. Другими словами, необходимо
преступление, связанное с рождением или гибелью того или другого живого
существа. Но совершаться это должно в высшем смысле бессознательно. Если бы
преступник действительно знал и помнил то, что он сам собой представляет и
чем в подлинном смысле является его жертва, то, разумеется, он никогда не
смог бы совершить никакого преступления. Преступление, т.е. самоотдание
себя во власть беспредельного самоутверждения и, следовательно,
самораспыления, возможно только в результате забвения себя как момента
всеблаженно-самодовлеющего Ума.
Но рано или поздно «приходит прежняя память о светлой и блаженной
нетронутости и невинности умных энергий самочувствия и – самодовления»[15].
Через те или иные событий приходит преступник, или кто-нибудь другой, к
узрению подлинной тайны преступления и, с припоминанием вечно-нетронутых,
блаженных радостей умного бытия, оценивается все совершенное с
уверенностью, не допускающей никакой условности. С раскрытием преступления
наступает время трагического пафоса. Т.е. «контраст блаженной невинности со
смрадом и суетой преступления, светлого и умного самоутверждения себя – с
мраком и скорбью самораспыления в смутных исканиях стать на место другого,
- этот контраст вызывает потрясение человеческого существа и создает пафос
трагизма»[16], о котором шла речь ранее.
Оценить и опознать преступление с точки зрения утерянного невинного
счастья, значит, начать труд по восстановлению попранного. Светлая
невинность должна восторжествовать. Это может совершаться в виде возмездия
или как-нибудь иначе. И если это сделано, тогда наступает очищение
страстей, «прошедшее через тьму и смрад преступлений и самозабвения»[17].
Понятия «страха» и «сострадания», через которые происходит очищение
души, определены Аристотелем следующим образом.
В). «Страх» и «сострадание».
Событие трагично только тогда, когда оно расценивается с точки зрения
того, что должно было бы осуществиться, но не осуществилось. Только когда в
той или иной форме присутствует эта оценка с точки зрения высшего,
нетронутого и невинного, можно говорить о трагичности случившегося. Эта
оценка, восстанавливающая высшие законы жизни и необходимо оправдывающая их
именно в силу того, что они в данном трагическом случае нарушены, может
быть дана в самых разнообразных формах. Наиболее непосредственная форма
этой оценки – это страх и сострадание, введенные Аристотелем как
необходимый момент самого понятия трагического мифа. В «Риторике» он
говорит: «Пусть будет страх некоторого рода неприятное ощущение, или
смущение, возникающее из представления о предстоящем зле, которое может
погубить нас или причинить нам неприятность»[18]. Человеку страшно то, что
непосредственно может причинить страдание. Страшными могут быть: признаки
вещей и событий, способные разрушить счастье и причинить вред; вражда и
гнев опасных людей; несправедливость, обладающая силой; оскорбленная
добродетель, обладающая силой, и т.д. Не испытывают страха те, кто считает
себя обеспеченными от страдания, а испытывает страх тот, кто, как ему
кажется, может пострадать от тех или иных людей или вещей. С другой
стороны, не переживает страха тот, кто уже перенес все возможные страдания
и несчастья. Значит, для того, чтобы испытывать страх, «человек должен
иметь некоторую надежду на спасение того, за что он тревожится. Тут
происходит размышление о том, как можно было бы его спасти, а о безнадежном
никто не размышляет»[19]. Таким образом, страх, по Аристотелю, есть:
неприятное ощущение, или смятение, возникающее из представления о
предстоящем зле, которое может погубить человека или причинить вред ввиду
своей непосредственной близости, но которое все еще оставляет у него
надежду на минование этого зла. В применении к трагическому мифу страх
делается неприятным ощущением активного выхода из подчинения мировым
законам, так что есть надежда на восстановление попранного и поруганного.
В Риторике Аристотель дает и анализ сострадания. «Пусть будет
сострадание некоторого рода печаль при виде бедствия, которое может повлечь
за собой гибель или вред и которое постигает человека, этого не
заслуживающего, [бедствия], которое могло бы постигнуть или нас самих, или
кого-нибудь из наших, и, притом, когда оно оказывается близким»[20]. Чтобы
почувствовать сострадание, человек должен считать возможным, что сам он,
или кто-нибудь из его близких, может потерпеть какое-нибудь подобное
бедствие. Люди, совершенно погибшие, не испытывают сострадания, так как, по
их мнению, они уже все потерпели и больше им нечего терпеть. Также не
испытывают сострадания и люди вполне счастливые, так как, обладая всеми
благами, они, конечно, обладают благом и независимости от всяких бедствий,
а сострадать – значит вникать в бедствие другого, следовательно, сострадать
может тот, кто считает для себя возможным потерпеть, т.е. люди, уже
пострадавшие и избежавшие гибели. Сюда относятся: и зрелые люди, по опыту
или в силу размышления знающие об опасностях жизни; и люди слабые и
трусливые, обладатели семьи и близких людей; и люди, состоящие во власти
страстей, аффектов и пр., поскольку такие люди, будучи всецело поглощены
своим состоянием, не могут размышлять; и люди, считающие хотя бы некоторых
других людей хорошими и не заслуживающими несчастья. Аристотель дает
длинное перечисление обстоятельств, вызывающих сострадание: все горестное и
мучительное, способное повлечь за собой гибель, бедствия от судьбы,
различные роды смерти, раны, побои, старость, болезни, насильственная
разлука, позор, слабость, увечье и т.д. В итоге можно сказать, что
сострадание, по Аристотелю – это скорбь при виде бедствия, которое может
повлечь за собою гибель или вред и которое постигает человека, этого не
заслуживающего, бедствия, которое могло бы постигнуть или нас самих или
близких нам, и притом, когда оно окажется непосредственным. Сострадание
предполагает в сострадающем средину между страдающим и счастливым
состоянием и сочувственную оценку того, кому сострадают. Сострадание –
также середина между мужественной страстью (гнев, смелость), стремящейся к
о
| |  скачать работу |
Исследование феномена катарсиса |
