Исследование феномена катарсиса
hellip; Пользовался он и танцами. …
Пользовался он и стихами Гомера и Гесиода, произносимыми для исправления
души»[30].
Катартические особенности выразительных средств мусического искусства,
отдельных приемов ораторского искусства имели вполне определенное
теоретическое основание, главные положения которого были изложены в учениях
античных мыслителей. Свидетельство тому – многочисленные отрывки из их
учений. Вот некоторые из них, актуальность которых не утратила своей
значимости и сегодня.
Так, согласно Платону («Государство»), «ритм и гармония больше всего
проникают в глубину души и сильнее всего захватывают ее, доставляя
благообразие и делая ее благообразной». «И разве не интересно, что древние
предпочитали большие интервалы, а малые интервалы презирали, полагая, что
они отражают душевную мелочность и ничтожество…»[31]. «Благородство же
речи, ее гармоничность, благопристойность и мерность соответствуют
простодушию… действительно благородно и прекрасно сложившемуся образу
мыслей в отношении нравственном»[32].
Ритм, музыка и их воздействие на человека были тесно связаны с
красноречием. Глава риторической школы в Риме Марк Фабий Квинтилиан («О
подготовке оратора». «Ораторские наставления. О пользе музыки») специально
рассматривал вопрос о значении музыки в воспитании и в ораторском
искусстве. Он считал, что и в «речи, так же как и в музыке, порядок и звуки
располагаются, смотря по предметам. Предметы величественные поются
возвышеннее, приятные – нежнее, средние – плавнее; для сего потребно
приличие и голоса, и речей: музыка во всем сообразуется со страстями, какие
выразить хотим. Равно и оратора напряжение, понижение и другие различные
изменения голоса должны быть направлены к возбуждению страстей в
слушателях»[33].
Обобщив свой 20-летний риторический опыт, Квинтилиан, к примеру,
советовал: «… при теме серьезной голос и модуляция становятся
торжественными, при теме приятной – нежными, при обычной – спокойными: так
музыка всем своим строем соответствует тем состояниям души, которые она
выражает. Так и оратор должен пользоваться повышениями, понижениями,
движениями своего голоса, чтобы вызывать у слушателей нужные состояния
души… Телодвижения также должны быть уместными и изящными»[34].
В). Катарсис Аристотеля в интерпретации А.Ф. Лосева.
Одной фразы из «Поэтики» о том, что трагедия через возбуждение страха
и сострадания доставляет очищение страстей мало для того, чтобы понять
Аристотеля. Именно поэтому существует столько много толкований катарсиса.
Одни видят катарсис в превращении порочных наклонностей в добродетельные
установки, сводя «очищение» на моральное удовлетворение и торжество; другие
видят очищение в непосредственном чувстве, сводя его на чисто
гедонистические переживания; третьи сравнивают трагическое очищение с
очищением желудка и серьезно утверждают, что сущность очищения сводится к
облегчению и разгрузке души от ненужного балласта; четвертые вспоминают
историко-религиозные корни понятия очищения, возводят его к практике
мистерий и понимают его у Аристотеля мистически. Но, как заметил А.Ф.
Лосев, комментаторы Аристотеля «не заглядывали в главный труд Аристотеля о
«первой философии», не сравнивали с учениями о сходном предмете там, где
даны все принципы мировоззрения Аристотеля вообще»[35].
В «Метафизике» дано и понятие прекрасного во всей его полноте и описано
то состояние вечного самоудовлетворения и блаженного пребывания в себе
самом, в «эросе» Ума к самому себе. Если прекрасное таково вообще, в
космосе, то таково же оно и в частности, в отдельных субъектах и в
отдельных произведениях искусства. «Это блаженное самодовление, наступающее
после пережитого его разрушения, и есть подлинное «очищение», о котором
говорит Аристотель». Лосев отметил некоторые особенности понятия
«очищения», вытекающие из Аристотелева учения о всеблаженстве умной
первоэнергии, в своей работе «Очерки античного символизма и мифологии».
Он считает, что к понятию «катарсис» не подходит ни одна из
психологических характеристик очищения. Дело в том, что новейшая психология
в корне отличается от античной, предполагая некоторый стационарный субъект
и в нем уже находя сторону интеллектуальную, волевую и сторону чувства. Как
бы психология ни объединяла эти стороны и как бы она не говорила о единстве
психической жизни, все равно субъект для нее – последняя опора всего
психического, и он – носитель всех своих состояний. Совершенно обратное
этому находим в античной психологии (и у Аристотеля, как считает Лосев).
Здесь все душевные силы, постепенно освобождаясь от потока становления, в
котором они только и возможны, превращаются в некое единое духовное
средоточие, в ум, который не есть интеллектуальная сторона души, но который
выше самой души и представляет собою высшую собранность всего
растекающегося множества психической жизни в некое неподвижное
самодовлеющее пребывание в одной точке. Об умном состоянии нельзя сказать,
что в нем преобладает момент чувства или момент интеллектуальный. Умное
состояние выше самой души со всеми присущими ей отдельными силами. Поэтому
катарсис, как умное состояние – вне характеристики с точки зрения отдельных
психических актов. Следуя из этого, Лосев критикует теорию Э. Мюллера,
который «наряду с моральным и почти религиозным истолкованием излишне
выдвигает в катарсисе момент удовольствия»[36]. Также неправильно, как он
считает, и рассуждение Кока, «который очищение от сострадания видит в
«мысли» о том, что потерпевший не вполне невинен, а очищение от страха – в
«убеждении» в том, что мы не пострадаем, если не будем так ошибаться»[37].
Эту интеллектуалистическую мораль отвергает и Э. Целлер.
Катарсису не подойдет также и никакая нормативная характеристика в
новейшем смысле этого слова. Существуют три рода норм, или оценок, -
логическая, этическая и эстетическая. Катарсис не является достижением
логической нормы. Миф - не система силлогизмов и не отвлеченная диалектика,
а сцепление происшествий. Значит, пережить очищение можно только путем
вживания в самые происшествия и в их собственную логику. Логика очищения не
есть логика силлогизмов, но логика жизни. Иметь очищение не значит вывести
умозаключение из тех или иных отвлеченно данных посылок. Но когда речь
заходит об этической норме, то уже многие «сбиваются и начинают трактовать
очищение как моральное удовлетворение»[38]. В этом, как считает Лосев,
коренная ошибка Лессинга и всех представителей морального понимания
катарсиса.
Моральная норма требует для себя, прежде всего, дифференцированной
области психической жизни и есть норма именно для этой области. Моральная
норма есть норма для воли. Воля обычно действует случайно и
нецелесообразно, увлекаясь чувственными побуждениями, а норма говорит о
том, как нужно было бы поступить в данном случае и как можно и нужно было
бы отнестись к чувственным побуждениям. Ничего этого нет в очищении как
умно-энергийном состоянии. «В очищении нет ни волевого устремления, ни
нормы для этого последнего»[39]. Очищение есть состояние духа, который
поднялся выше волевых актов. Значит, оно не нуждается и в морали. Очищение
есть не моральное, но умное состояние. Если говорить все-таки о морали, то
в трагедии она дана в ужасающем виде. Преступления, смерти, поругания и
всяческие моральные бесчинства здесь на каждом шагу, и никакое возмездие и
месть не в силах восстановить поруганной чести, вернуть к жизни убитого,
преодолеть всю тьму и смрад совершенных преступлений. В морали есть та
отвлеченная справедливость, которая претит просветленно-катарсическому
успокоению. В очищении есть слезы любви и прощения, сострадания и тихого
участия, в то время как мораль никого не любит и никому не прощает, никому
не сострадает и ни в ком не участвует. Свести катарсис на моральное
успокоение добродетелей души – значит вносить тот европейский морализм,
которого совершенно не знала языческая и мистическая Греция.
Точно так же неправильно, как считает Лосев, видеть в катарсисе и
успокоение эстетическое. Эстетическая норма у нас считается выполненной
даже тогда, когда морального вопроса не только не ставится, но когда он
ставится и получает отрицательное решение. Она достигается у нас независимо
от того, в каком фактическом содержании даны эстетические факты. Пусть
убивают безобразно, но можно очень красиво изобразить убийство, и оно будет
нравиться. Это значит, что эстетическая оценка у нас понимается отвлеченно
от жизненной оценки; она есть игра чистого смысла самого по себе,
независимо от того факта, который является носителем этого смысла. Не то у
Аристотеля: умная перво-энергия охватывает и значимость фактов как таковых.
От разной оценки этих фактов зависит и разная оценка их смысловой энергии.
В трагическом очищении дано просветление сознания не только по поводу
смысловых взаимосоотношений вещей, но и по поводу самих вещей. Ведь
трагедия как раз тогда и начинается, к
| |  скачать работу |
Исследование феномена катарсиса |
