Каменные оборонительные сооружения Новгородской земли доогнестрельного периода
вом о строительстве на севере Руси в начале
XII в. каменной крепости. Недаром на закладке стен присутствовал
новгородский князь Мстислав впоследствии последний монарх раннефеодальной
Руси, сын Владимира Мономаха. В передаче В. Н. Татищева именно новгородский
князь был инициатором строительства крепости и делал распоряжения посаднику
Павлу об ее новом местоположении. Чрезвычайность укрепления Ладоги
подчеркивалась тем, что Новгородский детинец, сооруженный с ней
одновременно тем же князем Мстиславом Владимировичем, был деревянным.
Деревянными, а точнее деревоземляными, были в тот период и сотни других
крепостей не только в русских землях, но и за их ближайшими пределами.
В военно-инженерном деле Руси вплоть до XIII в., как полагают, каменные
оборонительные сооружения не могли обладать никакими военными
преимуществами перед деревянными. Было бы, однако, неверным считать, что и
в домонгольский период не велись поиски различных способов долговременной
защиты городов, особенно пограничных. Строительство каменной Ладоги, места
по своему значению вовсе не второстепенного, это подтверждает.
В осуществлении строительства была определенная необходимость, раз его
развернули в городе, где до той поры, видимо, не имелось своей постоянной
артели каменщиков и ломщиков плит. В укреплении города на Волхове сказалась
государственная инициатива, проявленная по отношению к одному из опорных
пунктов, основанному на иноплеменной территории.
В усилении Ладоги следует видеть попытку укрепить окраинную область Руси и
защитить от возможных нападений клин выдвинутых на север земель. Помимо
оборонительных функций новая крепость на берегах Волхова, вероятно,
рассматривалась как главный опорный узел и база для ширящегося освоения
финно-язычных земель. Насколько можно судить, военное строительство в
низовьях Волхова явилось звеном в осуществлении общерусского военного
плана, предложить который могли лишь последние единовластцы Киевской
державы. Как бы дополняя дело отца Владимира Мономаха, организовавшего в
1103— 1111 гг. сокрушительные походы на половцев, его сын Мстислав, по В.
Н. Татищеву, «в воинстве храбр и доброразпорядочен», предпринял на севере
не менее пяти походов на чудь. Исходным пунктом для первого из них в 1105
г. послужила Ладога. Эти походы имели «веерное» направление, они затронули
огромное пространство от Восточного Приладожья до Эстонии и, очевидно,
явились самыми крупными после операций Ярослава Мудрого против чуди и еми в
1030 и 1042 гг.
Начиная с момента постройки и вплоть до конца XV в. Мстиславова крепость
была практически неуязвимой для всех нападавших, что свидетельствует о
таких инженерных решениях, которые, будучи примененными в начале XII в.,
намного опередили свое время. Только единственный раз отмечен ремонт самих
стен. В 1445 г. новгородский архиепископ Евфимий II «в Ладоге стену камену
понови». Судя по контексту, совершенно очевидно, что здесь идет речь лишь о
починке или определенном усилении крепости, но не о капитальной
перестройке. Одновременно с укреплениями Евфимием была «поновлена» и
крепостная церковь св. Георгия, возведенная в XII в., что соответствовало
программе новгородского владыки по восстановлению старых новгородских
святынь — «и бысть хрестьяном прибежище». Когда же Евфимию II приходилось
осуществлять новую постройку, то летописец, как в случае с Ямгородом, писал
не «понови», а «заложиша городок нов».
Поиски летописной каменной крепости 1114 г. привлекали исследователей
нескольких поколений. Однако найти эту постройку оказалось не просто, так
как па ее месте—на мысу (размером 175Х85 м; образованном рр. Ладожской и
Волховом), в 1490-х гг. было сооружено новое укрепление с пятью мощными
башнями, рассчитанными на артиллерийскую стрельбу.
Первый исследователь ладожского мыса — горный инженер Д. Саба-неев. В
1884 г. он провел небольшие раскопки и представил реконструкцию крепости до
и после 1500 г. Основным различием построек этих двух периодов Д. Сабанеев
считал деревянные увенчания стен, действительно возведенные в поврежденных
местах в XVII в. При всей непритязательности подхода автора к воссозданию
архитектурного сооружения его отдельные рисунки и предложенная дата
постройки крепости—1500 г.— не так далеки от истины.
Глубокие и обширные изыскания были проведены на ладожском мысу в
1884—1885 и 1893 гг. Н. Е. Бранденбургом и академиком архитектуры В. В.
Сусловым. Оба исследователя отнесли раскопанные, описанные и зачерченные
ими остатки Ладожской крепости к постройке XII в., сохранившейся, по их
суждению, «почти в первоначальном виде». Монография Н. Е. Бранденбурга по
обилию сведений, безупречной документации и поныне не утратила своего
значения. Автор, в частности, объективно воспроизвел в ней то, что сам
никак не истолковал, а именно — разностильные и, видимо, разновременные
кладки. Только в наши дни удалось придать новый смысл этим тщательно
зафиксированным данным, привлеченным в ходе нового цикла археологических
раскопок на мысу.
Раскопки Н. Е. Бранденбурга обнажили значительные части сооружения, что
ускорило их разрушение. Не помогли и деревянные подпорки, сделанные для
поддержки сводов и арок, впрочем, вскоре выломанные на дрова. В
предреволюционные годы велось много разговоров о защите «гибнущего
памятника военной старины» на Волхове. В этих выступлениях принял участие
археолог Н. И. Репников. Он первым, между прочим, обратил внимание на
артиллерийские приспособления Ладожской крепости и в противоположность Н.
Е. Бранденбургу заявил, что «перед нами не сооружение посадника Павла, а
лишь более позднее по времени видоизменение постройки XII в.».
Защищавший ладожский мыс первоначальный вал был создан, по-видимому, около
1000 г., а в начале XII в. его надстроили песчано-каменистой насыпкой
(возможно, она и есть летописная «приспа», если только это слово не
относится ко всему валу) и увенчивающей ее стеной, которая представляла, в
сущности, брустверное завершение гребня вала. Напольные укрепления усилили,
судя по керамике XI в., оказавшейся в нижних частях подсыпки под стену,
скорее всего в начале XII в., а поводом тому послужил пожар деревянных
стен, находившихся наверху первоначального вала.
Следовательно, датировка обнаруженной на ладожском валу стены началом XII
в. обосновывается всей совокупностью технических (система кладки с грубым
отколом камня), планировочных (криволинейность изгиба с коленчатым уступом
примерно на середине прясла), стратиграфических (последовательное
строительство напольного вала, начиная с конца Х в.), летописных
описательных («камением на приспе») и сравнительных (Боголюбово) данных.
Такие приемы постройки ладожской стопы, как значительная откосность
наружной части, наличие рыхлой забутовки, плавный изгиб по контуру вала,
уступ на его перегибе, расположение на гребне вала, наконец, косая верхняя
подрезка швов кладки, явно не применялись в XIV—XV вв. и должны быть
отнесены к более раннему времени. Предложенная выше датировка сооружения
подтвердилась всеми последующими работами, во время которых не было
обнаружено никаких других остатков, претендующих называться Мстиславовой
крепостью, кроме как описанных выше.
Возвышавшаяся на мощном (20-метровом в основании) валу «брустверная»
стена оказалась настолько практичной и долговечной, что без изменений была
включена в систему укреплений огнестрельного периода. При этом совершенно
совпали и уровни боевого хода стен XII и конца XV в.
Глава 3. Крепость Орешек.
Остров на истоке Невы, кажется, впервые упомянут летописью под 1228г.,
когда новгородцы во время похода на финское племя емлян “отступиша в
островълець”. На островке размером 200 * 300 м (современные измерения),
отстоящем от обоих берегов Невы примерно на 400 м, действительно можно было
укрыться, особенно ввиду вражеского войска. Этот кусочек суши, вероятно,
издревле использовался для стоянки торговых караванов, остановки и ночевки
ратей и был, так сказать, ничейной землей.
В течение всего XIIIв., на острове не было постоянного населения. При
первом упоминании он еще не имеет названия. Остров использовали как
наблюдательный пункт, естественное убежище, безопасную станцию и уходили с
него «без боя» так же легко, как и приходили. Несомненно, что во время
летучих посещений были оценены географические преимущества острова. Так, в
1284 г., по-видимому, в этом месте новгородцы и ладожане, «сташа на усть
Невы», разбили шведов, намеревавшихся «на кореле дань взяти».
В 1323 г. «ходиша новгородци с князем Юрьем и поставиша город на усть
Невы, на Ореховом острове, туто же приихавше послы великы от свейского
короля и доконцаша мир вечный с князем и с Новымъгородом по старой
пошлине». Из этого сообщения видно, что заложение внуком Александра
Невского великим московским князем Юрием Даниловичем повой крепости
мыслилось как важная политическая акция, связанная с заключением
Ореховского мира. Так, в эпоху могущества Великого Новгорода на берегах
Невы появился порубежный форпост. Возникновение повой крепости было вызвано
рядом причин, причем основными были военно-стратегические и торго
| |  скачать работу |
Каменные оборонительные сооружения Новгородской земли доогнестрельного периода |
