Константин Паустовский
зан, сохранились как
безмятежный, почти идиллический островок мира среди военного пожара.
В годы новой всенародной беды писатель по-своему искал в буднях фронта и
тыла, чем поддержать в человеке мужество жить и бороться. Он неизменно
пытался напомнить читателю о реальностях того желанного мира, где возможны
похожие и непохожие друг на друга «счастливые семьи», где люди обладают
талантом приносить радость любимым и не стыдятся добрых порывов сердца.
В тревожном напряжении 1943 года и в победном, но еще оглушенном,
контуженном войной 1945 году написаны две нежнейшие лирические акварели К.
Паустовского - его новеллы «Снег» и «Дождливый рассвет».
И там и там - родные «русские городки, где с крыльца видны заречные луга,
широкие взвозы, телеги с сеном на паромах», где неукоснительны сезонные
перемены в хозяйском саду и ближней роще, где зимой так приятно расчистить
от снега дорожку к беседке, а летом «открыть настежь окна, лечь, укрыться и
слушать, как дождь стучит по лопухам». И там и там офицер-фронтовик, после
перенесенных недавно ран и лишений, на краткое время приобщался к
размеренности «простодушного уюта» в обветшалом деревянном домишке со
скрипучей дворовой калиткой, старинным колокольцем на дверях и жилым теплом
скромного семейного крова.
Негаданная встреча помогает двум людям найти друг в друге что-то
знакомое, как будто уже виденное прежде.
Испытания и пережитые опасности с годами лишь обострили у писателя
чувство ценности иных «незамысловатых вещей» и «веками мучившую людей мысль
о необратимости каждой минуты».
Не от иллюзий неведенья и не от заповедей «красивой неправды», а от
горчайшего опыта собственного прошлого исходил Паустовский, стараясь
напомнить о минутах просвета и передышки, о близких людях, о клочке неба,
завидневшемся из окопа, о кратком затишье, - о чем разливалась тогда на
солдатских привалах гармонь, наигрывая «старинный вальс «Осенний сон» (М.
Исаковский), и пел Марк Бернес в кинофильме «Два бойца», о чем была и
«Землянка» А. Суркова, и стихи и пьесы К. Симонова. К. Паустовский поступал
так же, как работники фронтовых концертных бригад, когда на торопливо
сколоченных эстрадах-времянках, часто под открытым небом они исполняли
ноктюрны Шопена, пели о любви Онегина и Татьяны, о сердечных неурядицах
Марицы и Сильвы.
Изменение основной направленности писательского внимания Паустовского в
годы зрелости определяет эволюцию жанра и характера в творчестве писателя.
Уже в первых набросках, зарисовках, отрывках Паустовский отличался
способностью запомнить и живо изобразить чем-то поразивший его случай,
происшествие» ситуацию.
В ранние годы, мечтая о «большой форме», о масштабном сюжетном романе
(«Блистающие облака» относятся к попыткам такого рода), он пренебрегал этой
своей особенностью. Однако вскоре его субъективные желания пришли в
столкновение с характером дарования, и несколько лет спустя Паустовский
признается: «Сюжетно строить вещь для меня всегда мучительно». В сущности,
уже во времена «Романтиков» он, еще неосознанно, еще только стремясь
наиболее точно выразить свое мироощущение, искал, как теперь видно, контуры
масштабной лирико-прозаической формы с характерной для нее ослабленной
линией сквозного действия и усиленно акцентированным присутствием личности
повествователя. Он бился над своей творческой задачей долгие годы, то
отступаясь от нее, то находя более или менее удовлетворительные варианты ее
решения в ряде последующих книг: «Блистающие облака», «Коллекционер», «Дым
отечества» и других. Архитектоника его больших произведений оказывается тем
более стройной, чем более она тяготеет к «цикличности»,- когда основой,
ядром повествования остается новелла и когда ряд новелл, объединенных общей
мыслью И пафосом повествователя, образует крепко спаянный цикл. Такой
цикличностью отмечены и «Черное море», и «Мещорская сторона», и, наконец,
«Повесть о жизни»,- особенно интересный опыт построения достаточно
монументального романа из отдельных повестей, также подразделяющихся на
относительно самостоятельные рассказы, имеющие свой объект изображения,
свою цель и часто - своего героя. Эта обманчивая простота, незамысловатость
композиции обязывает, однако, с особым вниманием отнестись и к произведению
в целом, и к единственному сквозному его герою - к самой фигуре
повествователя.
Книга создавалась много лет спустя после описанных в ней событий, на
волне того интереса к революционным истокам формирования национально-
патриотического и гражданского сознания советских людей, который получил
особо широкое развитие в нашей литературе после Великой Отечественной
войны.
Всеохватным чувством словно бы второго рождения народа и еще неизбытой
радости отчасти объясняется, по-видимому, в тот период обращение советских
писателей - Ф. Гладкова, В. Кожевникова, В. Смирнова, М. Пришвина, К.
Федина - к начальным страницам собственной жизни, к ранним детским
впечатлениям, к .важнейшим урокам долгой работы в литературе.
Повесть Паустовского - одна из позднейших в этом ряду и одна из первых в
другом: в ряду литературных и житейских воспоминаний, в которых прошлое
оценивается с высот, открывавшихся нам накануне вступления страны в новую
полосу истории - период зрелого социализма. Это мемуары К. Чуковского, Н.
Тихонова, Ю. Либединского, В. Лидина, И. Эренбурга, В. Каверина, В.
Кетлинской, М. Шагинян. Тогда же, в 1945 году, К. Паустовский задумывает
свою «Золотую розу» - художественное исследование психологии искусства, его
природы. Этого рода книги впоследствии также были значительно преумножены в
нашей литературе.
В автобиографическом цикле Паустовский, пожалуй, меньше, чем кто-либо
другой, стремится доподлинно рассказать о своей жизни и больше всего - о
виденном в жизни. По этой причине искушённый автор, давно уже ставший
уверенным «режиссером» наших читательских эмоций, властной рукой мастера
выбирает, компонует, соотносит факты былого в соответствии с замыслом
повествования: человеческая песчинка, взрослеющий мечтатель, юная
«демографическая единица» неблагополучной Российской империи, с еще не
определившимся в ней уделом, ввергается в самумы и смерчи грозного
исторического времени. Кажущаяся статичность и малое внимание к процессу
созревания героя проистекают в «Повести о жизни» из того, что «Костик»,
автобиографический прототип К. Паустовского, не рассматривается автором как
главное действующее лицо, это в большой степени позиция наблюдателя-
рассказчика, будущего художника, со всей страстью и жаждой познания
отдающегося на волю могучего «потока жизни», как назвал он позднее одну из
своих статей. Поэтому как действующее лицо он остается большей частью в
тени.
Действительно, разве о нем и ради него написаны «Розовые олеандры»,
«Брянские леса», «Пустынная Таврида» и другие главы? Разве не дядя Юзя,
бродяга, искатель приключений, никогда не знавший покоя, но зато знавший,
что такое врожденное чувство справедливости, герой «Шариков из бузины»?
Точно так же не автору посвящена новелла «Вода из реки Лимпопо» - об
учителе Черпунове. «Дедушка мой Максим Григорьевич», «Великий трагик Кип»,
«Преподаватели гуманитарных наук» - уже сами заглавия называют героев.
Но эта «тень» рассказчика незаметно вырастает, постепенно раскрывая
богатейшую содержательность образа .самого повествователя, превращая весь
цикл повестей в один из протяженных и емких «романов воспитания» XX века.
Константин Паустовский пишет художественное произведение, а не подробную
биографическую анкету; он подчиняет отбор впечатлений, их трактовку
собственным представлениям о целях творчества. Оттого он так равнодушен к
хронологии, к строгой последовательности событий и так неравнодушен к
лирическим размышлениям и воспоминаниям, прямо не связанным с действием и,
как иногда кажется, более близким к новеллам «Золотой розы». Таковы,
например, главы «Рассказ ни о чем», «О записных книжках и «памяти»,
«Материалы к истории московских особняков», «О фиринке, водопроводе и
мелких опасностях».
До- и пореволюционная русская действительность, воссоздаваемая
Паустовским через призму личного опыта героя, оценивается им с точки зрения
заложенных в ней элементов будущего. Главное во всей автобиографической
книге Паустовского - это сопоставление и столкновение двух отношений к
жизни и двух ее толкований. С одной стороны, жизнь - как радость, как
счастье и творчество, как непрерывное духовное обогащение, с другой - как
неизменные отношения господина и раба, как мещанское прозябание, как вечный
страх и унизительная зависимость от стихии, от власти слепого случая, от
социальных катастроф, от тысячи условностей и предрассудков. Непоколебимая
вера юности автора - вера в торжество радости и победу разума, можно даже
сказать, своего рода «философия счастья» - обусловливает общий
эмоциональный тон книги, то упоение жизнью, которое перепо
| |  скачать работу |
Константин Паустовский |
