Константин Паустовский
лняет ее,
несмотря на все тяжелое и безобразное, чему находится еще место на земле и
о чем невозможно не говорить. Невыразимый ужас ожидания еврейского погрома,
вопль целого города, «обращенный к остаткам человеческой совести» («Крик
среди ночи»), трупы женщин и детей на дорогах войны и полные мрачного
библейского величия проклятия войне в стенах костелов и синагог («Две
тысячи томов», «Местечко Кобрин»), картина принижающего человеческое
достоинство религиозного фанатизма («Поездка в Ченстохов»), бессилие и
беспомощность перед эпидемией черной оспы - над всем этим и рядом с этим,
повсюду - проявление добра и красоты, человечности и труда.
Два разных мироощущения сталкиваются Паустовским не как абстрактное
противопоставление полярных и взаимоисключающих сил и не как неизбежная в
старом романтизме антитеза героя и толпы, личности и среды, по в тех
житейских соотношениях, которые автор наблюдает сам, которые он видит не
только в себе, но и в окружающих. Отсюда неизбежная «многогеройность» и
«эпизодичность» повести, все новые и новые осуществления авторского
замысла: «искать каждый проблеск человечности в окружающих, как бы они ни
казались нам чуждыми и неинтересными» (глава «Гостиница «Великобритания»).
Отсюда и ощутимое деление персонажей на друзей и врагов, на тех, кто
воспитал и сохранил в себе творческое и свободное отношение к миру и
владеет его действительным богатством, и на тех, чьи «богатства» мнимы - на
собственников, случайных людей, хищников и их жертв. Водораздел между теми
и другими - не прямая, а сложная, извилистая, причудливая линия; бывает,
что она разделяет родных людей навсегда и безвозвратно, бывает и так, что
те, кто вчера еще не знал друг друга, случайно встретившись, оказываются по
одну ее сторону. Так расходятся в повести пути автора с его близкими - с
братьями и матерью. Щемящая нота жалости к ней слышится на протяжении всей
книги: душевная слепота матери, скованной ложными понятиями о «приличиях»,
«благопристойности», «интеллигентности», ее неудачно и несчастливо
сложившаяся жизнь печалит автора не меньше, чем слепота и вынужденная
узость интересов его сестры: они ничем не защищены от случайностей жизни и
бессильны перед миром жадных собственников, авантюристов, разъяренных
мещан, перед миром, путь которого «к справедливости, свободе и счастью "был
временами поистине страшен».
Еще в первых частях цикла Паустовский познакомил читателей с настроениями
близкого ему круга художественной и служилой «средней интеллигенции» в
эпоху между двух революций. Благоговейная память о демократических
традициях 60-80-х годов, об идеалах «разумного, доброго, вечного»,
преклонение перед величием гениев русской и мировой литературы, скрытый
конфликт робкой мещанской респектабельности с отвлеченной, но неистребимой
мечтательностью - такова была атмосфера среды, с детства окружавшей
писателя.
Но уже с гимназических лет судьба Паустовского, интеллигента и
разночинца, узнавшего бедность, сиротство и суровость борьбы за кусок
хлеба, столкнула его с широчайшими прослойками городского неимущего люда,
заставила почувствовать родство и солидарность с ними, близко к сердцу
принять их интересы.
И с каждой новой частью автобиографического цикла все с большим правом
входят в пего вереницы представителей «низов» общества - матросов,
горничных, рыночных торговцев, нищих слепцов, балагул-возчиков,
типографских рабочих, разночинцев, инородцев, бродячих музыкантов,
циркачей, рыбаков.
Он любил художников и писателей, которые всматривались в эту среду, с ее
широчайшим диапазоном от пушкинского Гермапна до купринского Желткова, от
судебных крючков, отысканных еще Гоголем в капищах уездных и губернских
присутствий, до канцеляристов, писцов, статистиков и капельмейстеров Чехова-
юмориста. Он чтил ее самоотверженных защитников, ставших на сторону
угнетенных, он избирал героями своих книг ее одаренных детей (а ведь ими
были и Левитан, и Грин, и Пиросманишвили). Ее знатоков - Куприна,
Гиляровского - глубоко уважал. А литературными учителями - при всей широте
своего литературного кругозора - назвал в одной из устных бесед таких
несхожих друг с другом и с ним самим, но зато социально близких ему
писателей, как Горький, Пришвин, Бабель и Багрицкий.
О себе он говорил: «Да, я принадлежу к этой «гуще народа». Я чувствую
себя своим среди этих мастеровых, крестьян, рабочих, солдат, среди того
великого простонародья, из которого вышли и Глеб Успенский, и Лесков, и
Никитин, и Горький, и тысячи талантливых наших людей».
Характерно, что и в рассказах, и в повестях зрелого периода его
творчества он остался в основном верен тому же кругу героев: ведь это они
или их дети стали органической частью массы советских трудящихся -
агрономов, актеров, гидрологов, строителей, включив и тех из них, кто
заново осел в деревне, будь то медработники, библиотекари, учителя,
промысловики, лесоводы. С ними писатель охотнее всего общался, их
непритязательный жизненный уклад - его неторопливый ритм, нецеремонные
манеры, обстоятельные чаепития, немудрящее, но обжитое хозяйство - считал
для себя наиболее благотворным. В их домах ему лучше всего работалось и
жилось.
Смолоду он хотел создавать свои книги для этих людей. И когда он понял,
что Россию ожидают «невиданные перемены», он был нищ, как его народ, и, как
он, баснословно богат. В этом было его счастье - в совпадении интересов тех
прослоек, к которым он принадлежал, с целями надвигающегося общественного
переворота и с индивидуальными творческими планами писателя.
«Повесть о жизни» и другие произведения позднего периода создают весьма
отчетливое представление о том, как именно автор решил для себя проблему
положительного героя.
Поставленный лицом к лицу со своим современником, наблюдая его в труде, в
творчестве, в тяге к знанию, к искусству, Паустовский увидел широкую
народную основу талантливости и героизма. «Героизм - явление народное, -
писал он. - Народ создает героев так же, как создает замечательные легенды,
сказы, песни. Он создает героев, любит их и преклоняется перед ними потому,
что в героях справедливо видит образ будущего человека».
На собственном житейском и писательском опыте убеждается Паустовский, что
стена, отделяющая «замечательного» человека от «толпы», разрушена. Гуманизм
и душевное богатство народа оказываются почвой талантов и питающей их
средой. Писатель называет Мещору «родиной талантов» и вспоминает в «Повести
о лесах» «знаменитых уроженцев среднерусской области».
В рассказах Паустовского простые люди из народа - мальчик Ленька с Малого
озера, деревенская девочка Аннушка, впоследствии ставшая известной
артисткой, застенчивый стекольный мастер - мечтательны, талантливы, чутки
ко всему прекрасному. В свою очередь, каждый герой - «замечательная
личность» - есть только наиболее концентрированное выражение лучших
народных черт, их носитель, что и позволяет ему «с наибольшей полнотой
выразить свое время и свой народ». Целью писателя делается отыскание в
каждом отдельном простом человеке его «потенциальной способности быть
гениальным», а в каждом герое - его человеческого, его народного. Растет по-
горьковски сочувственный интерес Паустовского к «замечательным людям», кто
бы они ни были, вне зависимости от размеров их славы. «Собирательность» и
многоликость героя обязала писателя использовать специфические способы
изображения характера. Он прибегает к однолинейному сюжетному
повествованию, где судьба героя прослеживается с начала и до конца, он
обращается к формам «воспоминаний», рецензии, вступительной статьи:
«Молодость» - о Багрицком, «Малышкин. (Памяти писателя)», «Константин
Симонов», «Алексей Толстой», «Жизнь Грина» и т. д., он создает и
разрабатывает самостоятельный жанр своеобразного романтического портрета.
Характеры в новеллах и последних повестях Паустовского - это чаще всего
сжатые портреты, основные принципы создания которых неоднократно
декларированы автором и осуществлены на практике. Паустовский достигает
краткости своих портретов и единства впечатления, извлекая из каждой
личности ее высшие человеческие и творческие потенции и отбрасывая все
прочее. Характеризуя в одном из творческих портретов некоторые особенности
Пришвина - художника, писатель очень верно формулирует также и собственные
принципы изображения героя: «Пришвин пишет о человеке, как бы чуть
прищурившись от своей проницательности. Его не интересует наносное. Его
занимает та мечта, что живет у каждого в сердце, будь он лесоруб, сапожник,
охотник или знаменитый ученый».
Благодаря сосредоточенности Паустовского на «самом заветном» в его
героях, отпадает необходимость их подробного и детализированного
изображения. Портрет приобретает сжатость, не теряя выразительности. Таким
способом писатель достигает своей цели: разнообразие портретируемых им
индивидуальностей в совокупности с чертами само
| |  скачать работу |
Константин Паустовский |
