Константин Паустовский
го повествователя создает в
читательском представлении собирательный образ положительного героя в
творчестве Паустовского.
Повествователь в зрелом творчестве Паустовского приобретает значение
типического лица не только в области его отношений с окружающими, но и в
том, как он проявляет себя, будучи поставлен лицом к лицу с природой.
Паустовскому всегда, с детства, было свойственно обостренное чувство
природы, поэтому она нередко присутствует на страницах ранних произведений.
Если в 20-х годах было заметно его тяготение к экзотическому пейзажу с
характерной для такого пейзажа экспрессией и яркостью красок, то с 30-х
годов, когда Паустовский начинает смотреть на природу не глазами романтика
- отщепенца, а глазами своего современника, она входит в его книги как их
неотъемлемая часть. Она почти целиком вытесняет интерьер, либо полностью
поглощая его (ср. главу «Мой дом» в повести «Мещорская сторона»), либо так
или иначе - особенной игрой солнечного света, палым листом бульвара,
весенним ливнем или букетом цветов - подавая о себе весть даже среди
асфальта улиц и камня городских домов (ср. рассказ «Грач и троллейбусе»,
1953, и аналогичный эпизод с цветами в «Повести о жизни»).
Художник, плохо знакомый с природой, - непонятное для Паустовского,
странное и смешное существо. По его убеждению, «нельзя писать книги и не
знать, какие травы растут на лесных полянах и на болотах; где восходит
Сириус, чем отличаются листья берез от листьев осин, улетают ли на зиму
синицы, когда цветет рожь и какие ветры приносят дожди или засуху,
пасмурность или яркое небо. Нельзя писать книги и не знать, что такое
предрассветный ветер или глухая ночь под открытым небом в октябре.
Писательство несовместимо с изнеженностью, с комнатной скукой, с
пренебрежением к 'природе. У писателя должны быть руки не только покрытые
мозолями от пера, но и потрескавшиеся от речной воды».
Утверждение пейзажа становится одним из краеугольных камней эстетики
Паустовского, приобретая сознательный и программный характер.
В очерках, пейзажных набросках, многочисленных рассказах, связанных с
поэзией среднерусской природы, постепенно вырисовываются, проясняются и
приобретают законченность шедевра - если вспомнить, как в рассказе «Наедине
с осенью» (1963) толкует это слово сам писатель, - черты возлюбленной
«ойкумены» К. Паустовского - «скромной земли под неярким небом», в мягкой
смене времен года, в насыщенной жизнью и красотой протяженности каждого из
«потерянных» дней, в чередовании лугов и перелесков, таинственных речушек,
песчаных косогоров и плакучих ив над тихими заводями. Там, в этой общности
человека с его природным окружением, К. Паустовский обрел наконец одну из
надежнейших опор своего творчества. Захватывающий размах и щемящая красота
просторов России, «ее степей холодное молчанье, ее лесов безбрежных
колыханье, разливы рек ее, подобные морям», вызывают у писателя чувства,
неотрывные от гордости за свой обновленный революцией край. Гражданское
Отечество и культурно - историческая Родина совмещаются в этом волшебном
пункте в единый патриотический образ социалистической Отчизны. Ничего нет
для писателя желанней, чем из любого земного далека, пусть хотя бы
мысленно, вновь и вновь возвращаться сюда ради встреч с застенчивыми
светловолосыми ребятами, вездесущими мальчишками - рыболовами, охотничьими
привалами, шалашами пасечников, избушками лесников, рассказами бывалых
дедов, смешливыми языкатыми колхозницами, с хозяйственным ладом
деревенского дома и с непременной дворовой живностью. Какая-нибудь
приветливая или, напротив, отчаянно свирепая дворняга, надменный красавец
петух, бородатая озорница коза и многочисленные мелкие представители
коварного семейства кошачьих то и дело привносят в повествование частичку
тепла, остро подмеченный штрих неповторимой индивидуальности, неистребимый
комический элемент.
И все это - в привольном раздолье лесов и полей, напоенных прохладой и
влагой. Образы, связанные с животворностью водной среды, играют в книгах
Паустовского особую роль. Беды засушливых земель переживаются им как острое
мучение, трудные заботы гидрологов и оросителей - как подвиг («Героический
юго-восток», 1952-1956). В ненависти своей к пустыне, насылающей на
человека исчадия зноя и пыльных бурь, писатель признавался не раз. Тяга его
к стихии воды с юности питалась многолетними впечатлениями причерноморских
акваторий, она привела его к Балтике и карельским озерам, сделала «бардом»
заболоченной Пры, патриотом Таруски, энтузиастом комариных мещерских мшар,
восторженным созерцателем зловещих грозовых спектаклей и увлеченным
классификатором любых небесных водяных даров, будь то снегопад и метельный
занос или изморось, туман, пушистый иней, торкая наледь или роскошное
изобилие всякого рода дождей - обложных, моросящих, ливневых, грибных и
затяжных «осенних мелких дождичков», едва копошащихся в палой листве.
Зелень, живность и щедрое на «метеорологические осадки» небо умеренных
широт, не знающих ни полярных, ни тропических крайностей, позволяют
писателю породнить любимые рязанские или костромские края с дубравами
Приднепровья и с подножием синих Карпат:
«Страна эта прекрасна. Она закутана в светлый туман. Кажется, что этот
туман возникает над ее мягкими холмами от дыхания первых трав, цветов и
листьев, от распаханной земли и поднявшихся зеленей.
Маленькие радуги дрожат над шумящими мельничными колесами, брызжут водой
на черные прибрежные ветлы.
Холмы сменяют друг друга, бегут от горизонта до горизонта. Они похожи на
огромные волны из зелени и света. Небо такое чистое и плотное, что невольно
хочется назвать его по-старинному - небосводом. Солнце отливает желтизной.
И с каждым вздохом втягиваешь целебный настой из сосновой коры и снега, что
еще не всюду растаял на вершинах гор».
Если принять во внимание, что этим пейзажем начинается один из военных
рассказов 1944 года («Стеклянные бусы»), то что уж говорить о восторженном,
ненасытном удивлении многообразными проявлениями круговорота природной
жизни, о чувстве слиянности с нею во всем творчестве К. Паустовского. Это
чувство со временем накапливается, возрастает, находит все более
совершенное художественное воплощение.
В последнее десятилетие жизни писателя стойкая радость преисполненных
ликования рассказов, пейзажных зарисовок и путевых впечатлений осложняется
отголосками мирских тревог, что, составляя достаточно характерную черту
сегодняшней жизненной реальности, накладывает заметную печать на литературу
наших дней. Так, в спокойном, величавом завершении «Виллы Боргезе» (1956)
летучие тени тягостных впечатлений пытаются, но все же не могут возобладать
над торжествующим «ощущением ясности и счастья». И неоглядные дали
развернутой в пространстве красочной перспективы «Ильинского омута» (1964)
утоляют обостренное сознание пережитых невзгод, желание вместить в себя как
образ прекрасного целого этот уголок земли «в его ошеломляющем и
таинственном разнообразии». Тот, кому открылась эта удивительная гармония,
приобщен к стройному ладу народной души, вкусившей «состояние глубочайшего
мира». Сходные мотивы и чувства запечатлены и в лирико-патетическом строе
последней поэмы А. Твардовского «За далью - даль».
Чрезвычайно интересно и важно, как свое отношение к природе Паустовский
сверяет с народным опытом и чувством. Он не раз возвращается к мысли о том,
что «образность и волшебность (по словам Тургенева) русского языка
неуловимым образом связаны с природой, с бормотанием родников, криком
журавлиных стай, с угасающими закатами, отдаленной песней девушек в лугах и
тянущим издалека дымком от костра...».
Становится понятным, почему, почти затаив дыхание, писатель
прислушивается к голосам деревенских детей, хорошо знающих неисчерпаемое
богатство «разнотравья», почему с глубоким вниманием относится к словам
ворчливого бакенщика, раскрывающего городским пионерам с детства знакомый
для него мир природы, почему возникает в «Золотой розе» глава «Алмазный
язык», где с таким сочувствием вспоминаются замечательные, подхваченные у
народа словарные находки поэтов.
От «Романтиков» к «Повести о жизни» - таков путь творческого развития
Паустовского. За долгие, годы многосложного жизненного и литературного
опыта его писательский почерк - не без ошибок, спорных экспериментов -
приобрел твердость и уверенность. Время, большой творческий труд
способствовали обогащению и шлифовке его таланта.
Стало привычным находить в тщательно отделанных произведениях писателя
уравновешенность мысли и чувства, отточенность языка и то «легкое дыхание»,
которое сам К. Паустовский в новелле «Умолкнувший звук» (1967) почитал
выражением тончайшего соответствия между «вздохами» жизнетворящих
изначальных стихий и благодетельным ритмом поэтически организованной речи.
Имя К. Паустовского постепенно приобретает некоторый оттенок
легендарности. В воспоминаниях близких людей, случайных спутников,
товарищей по работе воспроизводятся в его человеческом облике черты
благородства и глубокой интеллиген
| |  скачать работу |
Константин Паустовский |
