Культура средних веков. Эпоха возрождения
движения вообще — Мировую Душу, и, наконец, неоплатонизм
обогатился понятием Единого. Если у Платона это всего лишь абстрактная
всеобщая категория, то у неоплатоников — «максимально конкретное оформление
жизни и бытия». Античный неоплатонизм был в своей основе космологией с
попыткой объяснить правильность космического круговращения, круговорота
веществ и душ в природе. Средневековый неоплатонизм был направлен на теорию
абсолютной личности, существующей выше всякой природы и мира и являющуюся
творцом всякого бытия из ничего. Антропологический возрожденческий
неоплатонизм, с одной стороны, старается возвысить и утвердить материальный
мир при помощи категорий античного неоплатонизма, а с другой — у него много
общего со средневековым неоплатонизмом и, прежде всего, с культом
универсальной и самостоятельной личности. В результате мир, в котором
пребывает человек, предстает насыщенным божественным смыслом, а человек
предстает личностью, стремящейся абсолютизировать, осуществить себя в
«своем гордом индивидуализме».
Постижение человеком мира, наполненного божественной красотой, становится
одной из мировоззренческих задач возрожденцев. Мир влечет человека,
поскольку он одухотворен Богом. А что лучше может помочь ему в познании
мира, чем его собственные чувства. Человеческий глаз в этом смысле, по
мнению возрожденцев, не знает равных. Поэтому в эпоху итальянского
Возрождения наблюдается пристальный интерес к визуальному восприятию,
расцветают живопись и другие пространственные искусства. Именно они,
обладающие пространственными закономерностями, позволяют более точно и
верно увидеть и запечатлеть божественную красоту. Поэтому в эпоху
Возрождения особое внимание уделяется законам искусства, поэтому именно
художники ближе других стоят в решении мировоззренческих задач. В плане
познания мира у художника все преимущества. Поэтому эпоха итальянского
Возрождения носит отчетливо художественный характер.
В эпоху итальянского Возрождения невозможно не заметить другой,
противоположной тенденции — ощущения человеком трагичности своего
существования. Причем эта тенденция не возникает на исходе эпохи
Возрождения, а присутствует на протяжении всего этого периода в творчестве
художников и мыслителей. Понять ее происхождение позволяет обращение к уже
указанному сложному взаимодействию в возрожденческой культуре наследия
античности и христианства. Интересен анализ этой проблемы, сделанный Н.
Бердяевым. Русский философ считал, что в эпоху Возрождения совершилось
небывалое столкновение языческих и христианских начал человеческой природы.
Именно это послужило причиной глубокого раздвоения человека.
Кровь людей эпохи Возрождения была отравлена христианским сознанием
греховности этого мира и христианской жаждой искупления. Великие художники
этой эпохи были одержимы созданием иного бытия, прорывом в иной,
трансцендентный мир. Они были подвержены теургическому заданию.
Возрожденец, особенно одаренный художник, ощущая в себе силы, подобные, как
он считал, самому творцу, ставил перед собой онтологические задачи,
заведомо невыполнимые в мире культуры. Художественное творчество,
отличающееся психологической природой, таких задач не решает. В нем
творится идеальное, а не реальное. Опора художников Возрождения на
достижения эпохи античности и их устремленность в высший мир, открытый
Христом, не совпадают. Это и приводит к глубокой возрожденческой тоске, к
трагическому мироощущению. Бердяев пишет: «Тайна Возрождения — в том, что
оно не удалось. Никогда еще не было послано в мир таких творческих сил, и
никогда еще не была так обнаружена трагедия творчества».
В свое время Кареев заметил, что итальянские историки неоднозначно
относятся к гуманистам. Ренессанс совпал в Италии с самым тяжелым периодом
ее истории — междоусобицами, итальянскими войнами. А гуманисты, которых
прославляли во всем мире, нередко служили тиранам, подавлявшим свободу
Италии, не проявляли особого патриотизма во время вторжения иноземцев и
часто высказывали мысли, носившие явно космополитический характер, и т.п.
Но в мировом масштабе гуманисты характеризуются как новый общественный
слой, где отсутствует сословный признак и где каждый занимает свое место
лишь в силу личного образования и таланта; а сама эпоха Возрождения
оценивается как начало светской цивилизации нового времени.
Среди представителей культуры Возрождения есть личности, наиболее полно
выразившие черты того или иного ее периода. Крупнейший представитель
периода Проторенессанса Данте Алигьери — легендарная фигура, человек, в
творчестве которого проявились тенденции развития итальянской литературы и
культуры в целом на века вперед. Перу Данте принадлежат оригинальная
лирическая автобиография «Новая жизнь», философский трактат «Пир», трактат
«О народном языке», сонеты, канцоны и другие произведения. Конечно, Данте
более всего известен как автор «Илиады средних веков» (по выражению В. Г.
Белинского) — «Комедии», названной потомками Божественной. В ней великий
поэт использует привычный для средневековья сюжет — изображает себя
путешествующим по Аду, Чистилищу и Раю, в сопровождении давно умершего
римского поэта Вергилия. Однако, несмотря на далекий от повседневности
сюжет, произведение наполнено картинами жизни современной ему Италии и
насыщено символическими образами и иносказаниями.
Первое, что характеризует Данте как человека новой культуры, это его
обращение в самом начале творческой жизни к так называемому «новому
сладостному стилю» — направлению, полному искренности эмоций, но в то же
время углубленного философского содержания. Этот стиль отличается
разрешением центральной проблемы средневековой лирики — взаимоотношений
«земной» и «небесной» любви. Если религиозная поэзия всегда призывала
отказаться от земной любви, а куртуазная, напротив, воспевала земную
страсть, то новый сладостный стиль, сохраняя образ земной любви,
максимально его одухотворяет; он предстает как доступное чувственному
восприятию воплощение Бога. Одухотворенное чувство любви несет с собой
радость, чуждую религиозной морали и аскетизму.
У Данте любая идея — «мысль Бога».
Все что умрет, и все, что не умрет, —
Лишь отблеск мысли, коей Всемогущий
Своей любовью бытие дает.
Данте был убежден в высшей обусловленности творческого акта. Если природа
лишь в незначительной степени отражает божественное совершенство, то
художник, по мысли поэта, призван уловить божественную идею, «гений чистой
красоты», и максимально точно выразить ее в своем произведении. Задача
приближения к миру вечных сущностей, к божественной идее стоит перед всеми
художниками Возрождения, и тот факт, что Данте тяготеет к символизму,
подчеркивает это стремление. Для того чтобы раскрыть божественную идею,
необходимо понять символический смысл произведения:
О вы, разумные, взгляните сами,
И всякий наставленье да поймет,
Сокрытое под странными стихами.
Хотя образы, данные в «Божественной комедии», крепко связаны со
средневековым мировоззрением, о возрожденческом характере творчества автора
говорят яркость языка и индивидуальность ее героев. У Данте «действие
развивается не в глубинном, перспективном пространстве, а как бы в тесных
узких пределах плоского рельефа, что вообще сближает Данте с живописцами
Возрождения, которые рельефно выделяют лишь предметы первого плана», —
писал М. Алпатов. Как тут не провести аналогию между творчеством Данте и
Джотто, великого живописца Проторенессанса.
У Данте в «Божественной комедии» личностное отношение к грешникам
расходится с принятыми нормами божественного правосудия. Великий поэт
практически переосмысливает средневековую систему грехов и наказания за
них. Данте обращается к аристотелевской классификации пороков и
преступлений, согласно которой поступок объявляется греховным не по смыслу,
а по действию. Данте удалось показать, что наказание таится, по сути, в
самом преступлении, в общественном его осуждении. Практически эта мысль
наводит мост к теории нравственности, не нуждающейся в загробном воздаянии.
У Данте иной взгляд и на гордость. Он не отрицает, что гордость —
«проклятая гордыня сатаны», соглашаясь с христианским толкованием этой
черты. Не выносит поэт и спеси. Он осуждает этот порок в аллегорическом
образе льва:
...Навстречу вышел лев с поднятой гривой.
Он наступил как будто на меня,
От голода рыча освирепело
И самый воздух страхом цепеня.
Осуждая гордыню сатаны, Данте, тем не менее, принимает гордое
самосознание человека. Так, богоборец Капаней вызывает сочувствие Данте:
Кто это, рослый, хмуро так лежит,
Презрев пожар, палящий отовсюду.
Его и дождь, я вижу, не мягчит.
А тот, поняв, что я дивлюсь как чуду,
Его гордыне, отвечал крича:
| |  скачать работу |
Культура средних веков. Эпоха возрождения |
