Культурно-бытовой облик учащихся начальной и средней школы XIX начала ХХ веков
е урока,
кроме среды и субботы, в сии дни после обеда учения не бывает. По субботам
после обеденного времени желающие могут быть обучаемы церковному пению по
нотам»[306].
Но ещё более нормированный порядок дня имели, конечно же, пансионеры –
учащиеся, живущие в пансионах, на квартирах учителей, в общем, при учебных
заведениях. Так, учившийся в Университетском благородном пансионе М.
Дмитриев описывает царивший там порядок таким образом: «Вставали мы по
звонку в шестом часу; умывшись и одевшись, в шесть часов мы шли в
репетиции, учили и повторяли уроки. В 7 часов по звонку шли, комната за
комнатой, всегда в одном определенном порядке, в столовую пить чай с тремя
сухарями, а по середам и пятницам - сбитень с половиной небольшого белого
хлеба.
При начале читалась одним из полуотличных утренняя молитва, после
которой все садились. Во время же чая один из отличных по очереди читал на
налое, стоящем посредине, нравоучительную книгу, изданную при Новикове, но
которой название я не помню. В девять часов шли в классы, которые
продолжались до двенадцати.
Обедали мы в 12 часов все в одной зале, где было, кажется, девять или
более столов, по числу комнат. Для отличных был круглый стол посредине.
Каждая комната обедала за особым столом под председательством своего
надзирателя, который разливал горячее. За обедом нам не позволяли
разговаривать, а для предупреждения разговоров велено было всякому ходить
за стол с книгой и читать между кушаньями…
После обеда, побегавши до двух часов, в два часа мы опять шли в
классы, до шести. В шесть часов, вместо чаю, раздавали нам куски белого
хлеба. В семь мы шли опять в репетиции, потом в 9-м часу ужинали и слушали
вечернюю молитву, а в десятом ложились спать» [307].
Похожий, но немного отличный порядок существовал в Московском
коммерческом училище и пансионе при нём: «Ровно в 6 часов раздавался
обыкновенно звон небольшого колокола…; звук этого колокола был слышен во
всем доме, и он давал нам сигнал обо всем: о вставаньи, начале и конце
каждого класса, об обеде, ужине, чае и проч… Итак, ровно в 6 часов… все
вставали; старшие воспитанники-надзиратели будили своих подчиненных; затем
все отправлялись в общую умывальную…
После умыванья, то есть около половины седьмого, приходил
надзиратель, и мы поклассно собирались на молитву, где один воспитанник
вслух, очень скоро, а иногда с большими пропусками читал молитвы…
После молитвы ученики попарно отправлялись в столовую пить чай.
Впереди каждого класса шел ученик, занимавший должность спального
надзирателя, за ним шли воспитанники первого класса, меньшие ростом
впереди; потом опять спальный надзиратель и воспитанники второго класса и
так далее. Тот же порядок был соблюдаем, когда мы ходили обедать, ужинать и
вечером спать. Завтрак наш состоял из порядочной кружки довольно скверного
чаю и половины довольно большого ситника. Очень не редко, осенью и весной,
чай отзывался навозом, а в ситниках иногда попадались запеченные мухи и
тараканы…
После чаю мы тотчас отправлялись в классы; до 8 часов здесь иной
приготовлял уроки, другой бил баклуши… В 10 часов бил опять звонок, и
давалось четверть часа отдыху… В 12 часов снова бил благодетельных звонок;
на этот раз он призывал в столовую; мы строились в пары и отправлялись
обедать… После молитвы, на обоих концах… столов, являлись тотчас дядьки с
огромными мисками, и начиналась работа; только и слышен был стук посуды…
По окончании обеда, по звонку надзирателя все вставали из-за скамеек и
прежним порядком возвращались в классы. Здесь до 3 часов давался отдых;
затем, снова начинался класс и продолжался до 5 часов, в том же точно
порядке, что и утром. В 5 часов, по окончании классов, мы отправлялись в
столовую прежним порядком, получали по полуситнику на брата. Это брало
времени не более четверти часа. Затем, снова класс до 7 часов; в 7 часов
ужин, состоявший из двух блюд: щей или какой похлебки, и неизбежной, но
всегда приятной для нас каши; после ужина опять путешествие в классы; и
опять отдых, такой же как и прежний; и наконец в 9 часов отправлялись
спать» [308].
Особенно ненавистным временем для детей было время вставания по
утрам, ведь вставали-то дети очень рано – в 6 часов утра. Об этом часе
пишет в своих воспоминаниях С. Аксаков: «…как все показалось мне противно!
Вставанье по звонку, задолго до света, при потухших и потухающих ночниках и
сальных свечах, наполнявших воздух нестерпимой вонью; холод в комнатах (тут
С. Аксаков отмечает: «В спальнях держали двенадцать градусов тепла, что,
кажется, и теперь соблюдается во всех казенных учебных заведениях и что, по-
моему, решительно вредно для здоровья детей. Нужно не менее четырнадцати
градусов»), отчего вставать еще неприятнее бедному дитяти, кое-как
согревшемуся под байковым одеялом; общественное умыванье из медных
рукомойников, около которых всегда бывает ссора и драка; ходьба фрунтом на
молитву, к завтраку, в классы, к обеду и т. д.;. завтрак, который состоял в
скоромные дни из стакана молока пополам с водою и булки, а в постные дни -
из стакана сбитня с булкой; в таком же роде обед из трех блюд и ужин из
двух... Чем все это должно было казаться изнеженному, избалованному
мальчику, которого мать воспитывала с роскошью, как будто от большого
состояния?»[309].
А. Афанасьев вспоминает о вечернем времени на квартире у учителя:
«…для воспитанников своих отводил 2-3 комнаты, где они жили и приготовляли
свои уроки все вместе; кровати стояли одна подле другой, в комнатах теснота
и вечный содом, особенно когда начинали учить свои уроки, что всегда
делалось вслух, громко. Один заглушал другого, и каждый мешал всем другим…
Надзора за ученьем никакого не было; никто нам не объяснял уроков; мы
зубрили их, выкрикивая разные фразы из учебных книг и тетрадок. Вся выгода
житья в доме учителя ограничивалась только тем, что наблюдали за нашим
поведением, то есть не позволяли воспитанникам никуда без спросу ходить,
смотрели чтобы не дрались, не делали шалостей и были бы послушны; но и это
исполнялось слишком плохо… Сколько шалостей совершалось ежедневно и сколько
непозволительных вещей пропускалось сквозь пальцы! Стесненные в одной
комнате мы естественно, для развлечения затевали шалости и все участвовали
в них»[310].
Как видно, даже в пансионах в распорядке дня могли существовать
различия, особенно в специальных пансионах, вроде Немецкого Пансиона,
распорядок дня которого очень подробно описывает А. Фет: «Вечером, для
старших классов в 10 часов, по приглашению дежурного надзирателя, все
становились около своих мест и, сложивши руки с переплетенными пальцами, на
минуту преклоняли головы, и затем каждый, сменив одежду на халат, а сапоги
на туфли, клал платье на свое место на стол и ставил сапоги под лавку;
затем весь класс с величайшей поспешностью сбегал три этажа по лестнице и,
пробежав через нетопленые сени, вступал в другую половину здания,
занимаемого… темными дортуарами. В дортуарах вдоль по обеим стенам стояли
шкафы; дверка такого шкафа скрывала складную кровать, которую стоило
опустить, чтобы она при помощи отворенной дверки представила род отдельной
корабельной каюты. Всякие разговоры в постели строго воспрещались... В 6
часов утра дежурный надзиратель безмолвно проходил вдоль кроватей, стуча
рукою по громозвучным их дверцам, и тогда - о горе! - приходилось из
нагретой постели, накинув халат, бежать по холодным сеням в свою палату,
где неуклюжий на вид чухонец Мерт успевал уже, дурно ли хорошо ли,
перечистить платье и сапоги. Равным образом толстые, белокурые и в кружок
остриженные чухонки в отсутствие учеников успевали вынести подставную в
умывальнике лохань с грязной водой и наполнить деревянный над ним резервуар
свежею. По окончании туалета такие же корпулентные чухонки приносили на
одном подносе кружки с молоком, а на другом ломти домашнего ситного хлеба;
затем каждый старался окончить приготовление к предстоящим урокам. Ровно в
8 часов внизу в коридоре раздавался громогласный звонок, по которому все
устремлялись в большую залу на утреннюю молитву, продолжавшуюся минут пять
и состоявшую из лютеранских стихов, пропетых общим хором под мастерскую
игру на органе… Затем до 11-ти час. следовали три утренних урока, по
окончании которых до половины двенадцатого на завтрак в палаты приносились
такие же ломти ситного хлеба, весьма тонко и прозрачно намазанные маслом. С
половины двенадцатого до половины первого шел четвертый утренний урок для
старших классов; а в половине первого снова по звонку все бежало в общую
залу к двойному ряду столов, где всякий за обедом занимал свое обычное
место […]
В час вставали из-за стола и, невзирая ни на какую погоду,
отправлялись под надзором дежурного учителя гулять. Учителями этими
являлись через день иностранцы, т. е. в один день француз, а в другой
русский, и соответственно этому на прогулках было обязательно говорить не
иначе как по-французски или по-русски. Прогулка длилась час, в два часа все
садились за приготовительный получасовой урок, а от половины третьего до
половины пятого шли два послеобеденных урока в младших классах; а в двух
старших присо
| |  скачать работу |
Культурно-бытовой облик учащихся начальной и средней школы XIX начала ХХ веков |
