Набоков
чи»)
(на русском и английском языках).
1972. Выходит роман «Прозрачные вещи» (на английском
языке).
А.И. Солженицын выдвигает Набокова на
Нобелевскую премию.
«В Галлимаре шел обычный в таких случаях кавардак. Щелкали
фотоаппараты, вспыхивали фляши, ноги путались в проводах, бродили
журналисты и техники телевидения, писатели, критики, приглашенные и
вторгнувшиеся незаконно любители таких событий и дарового буфета. В одном
из бюро Владимир давал интервью, и в тесноте и жаре мы ждали, когда он
появится среди нас. Он вошел, и длинной вереницей, толкая друг друга, гости
кинулись к нему. Годы ни его, ни меня, конечно, не украсили, но меня
поразила, пока я медленно к нему приближалась, какая-то внутренняя – не
только физическая – в нем перемена. Владимир обрюзг, в горечи складки у рта
было такое выражение не так надменности, как брезгливости, было и некое
омертвление живого, подвижного, в моей памяти, лица. Настал и мой черед, и
я, вдвойне тронутая радостью встречи и чем-то, вопреки логике, похожим на
жалость, собиралась его обнять и поздравить – но, когда он увидел меня, что-
то в Владимире закрылось. Еле-еле пожимая мою руку, нарочно не узнавая
меня, он сказал мне: «Bonjour, Madame».
Зинаида Шаховская
1974 Выходит роман «Смотри на арлекинов!» (на английском языке).
1975. Признание по-русски романа «Дар» с исправлениями.
1977. 2 июля. Владимир Владимирович Набоков скончался в
Монтре (Швейцария).
Репутация Набокова как одного из величайших мастеров мировой
литературы XX века в 60-70-е годы была столь высока, что в русской
писательской эмигрантской среде сложилось мнение о нем как о писателе-
«космополите», свободном не только от влияния русской культуры, но
«русскости» вообще. Эта версия о «нерусскости» Набокова была активно
поддержана (в основном по политическим причинам) советским идеологическим
аппаратом. Некорректность такой оценки становится очевидной, если судить о
писателе не по отдельным фрагментам его произведений. А учитывать весь
объём созданного им. С русской культурой Набоков связан не только
собственно художественным творчеством: его перу принадлежат и серьёзнейшие
работы по истории русской словесности.
Главными вершинами мировой литературы Набоков считал Шекспира и
Пушкина. Если в этом и сказалось «западничество» мастера, то оно,
несомненно, обнажает его взгляд на русскую литературу как литературу
общемирового уровня.
ПИСАТЕЛИ РУССКОГО ЗАРУБЕЖЬЯ О ВЛАДИМИРЕ СИРИНЕ(НАБОКОВЕ)
КОНСТАНТИН ВАСИЛЬЕВИЧ МОЧУЛЬСКИЙ(1892-1948),
КРИТИК, ЭССЕИСТ, ИСТОРИК ЛИТЕРАТУРЫ
Сирин – один из последних потомков знатного рода. За ним стоят великие
деды и отцы: и Пушкин, и Тютчев, и Фет, и Блок. Несметные скопили они
сокровища – он чувствует себя их богатым наследником. На исходе большой
художественной культуры появляются такие преждевременно зрелые, рано
умудренные юноши. Культурой этой они насквозь пропитаны и отравлены. Навыки
и приемы передаются им по наследству: ритмы и звуки мастеров – в их крови.
Их стихи сразу рождаются уверенными: они в силу своего рождения владеют
техникой и хорошим вкусом. Но наследие давит своей тяжкой пышностью: все, к
чему ни прикасается их живая рука, становится старым золотом. Трагизм их в
том, что им, молодым, суждено завершать. Они бессильны пойти дальше,
сбросить с себя фамильную порчу. У них отнят дар непосредственности –
слишком стары они в восемнадцать лет, слишком опытны и сознательны.
И вот, восходит стих, мой стих нагой и стройный
И наполняет прохладой и огнем,
И возвышается, как мраморный…
Конечно, это говорит не молодой поэт, создающий чуть ли не первый свой
сборник, это – голос предков.
Осознание себя, как поэта, размышление о поэзии, о творчестве – симптом
зрелости, идущей к закату.
Только подойдя к цели, оглядываются на пройденный славный путь и с
законной гордостью отмечают содеянное.
Так мелочь каждую – мы дети и поэты,
Умеем в чудо превратить,
В обычном райские угадывать приметы,
И что не тронем – расцветить.
Мотив пушкинского памятника – лейтмотив поэзии Сирина. Он называет свой
стих «простым, радужным и нежным», «сияющим», «весенним»; в нем его
возлюбленная обретет бессмертие. Напев его изыскан, ритмы торжественны,
образы благородны. Но это блеск не рассвета, а заката. У стихов Сирина
большое прошлое но никакого будущего. Не верится, что «азбуке душистой
ветерка учился он у ландыша и лани». Эта азбука не дается так легко…
чувствовалась бы мука, было бы косноязычие. Не из гербария ли Фета эти
ландыши?
ГЕОРГИЙ ВИКТОРОВИЧ АДАМОВИЧ (1892 – 1972),
КРИТИК, ПОЭТ, ЭССЕИСТ
Публикуются отрывки из его статей в газете «Последние новости» (Париж).
Две из них – «Сирин» и «Перечитывая «Отчаяние» были посвящены
непосредственно творчеству Набокова.
13 февраля 1930.
Сирину удается почти что литературный фокус: поддерживать напряжение, не
давать ни на минуту ослабеть читательскому вниманию, несмотря на то, что
говорит он чуть ли не все время о шахматах. Именно в этом его мастерство
проявляется. Когда дело доходит до состязания Лужина с итальянцем Турати,
читатель по-настоящему взволнован, - хотя что ему шахматы, этому читателю?
Но у Сирина есть дар обобщения. Шахматы у него вырастают в нечто большее,
более широкое, и лишь самого немногого, какого-то последнего штриха
недостает, чтобы показалось, что он говорит о жизни.
Роман в общем удачен и интересен. Некоторая искусственность ему не
вредит. Это – выдуманный, надуманный роман, но выдуманный отлично, как
давно уже у нас не выдумали.
15 мая 1930.
Мало ли что бывает на свете? Бывает, что и знаменитый шахматист сходит с
ума и выбрасывается из окна на мостовую. Нужна огромная творческая сила,
чтобы читатель перестал быть «безучастным зрителем» этого странного и
редкостного происшествия. Мне думается, что такой силы у Сирина нет. Но
доказательством его таланта может служить то, что даже и в этом трудном,
похожем на какую-то теорему романе отдельных удач, отдельных первоклассных
страниц у него не мало. ...Последние новости.
4 июня 1931.
...если Сирину суждено «остаться» в нашей литературе и запомниться ей,
— о чем сейчас можно еще только гадать и догадываться, — то это будет,
вероятно, наименее русский из всех русских писателей.
11 февраля 1932.
Бесспорно, Сирии — замечательное явление в нашей новой литературе.
Замечательное — и по характеру своему довольно сложное. Он соединяет в себе
исключительную словесную одаренность с редкой способностью писать,
собственно говоря, «ни о чем».
4 января 1934. СИРИН.
Лунатизм... Едва ли есть слово, которое точнее характеризовало бы
Сирина. Как у лунатика, его движения безошибочно-ловки и находчивы, пока
ими не руководит сознание, — и странно только то, что в стихах, где эта
сторона его литературного дара могла бы, кажется, найти свое лучшее
выражение, он рассудочно-трезв и безмузыкален.
...Удивительно, что такой писатель возник в русской литературе. Все
наши традиции в нем обрываются. Между тем, это все-таки большой и подлинный
художник, значит, такой, который «из ничего» появиться не мог... Не
повлияла ли на него эмиграция, т. е. жизнь «вне времени и пространства»,
жизнь в глубоком одиночестве, которое мы поневоле стараемся чем-то населить
и наполнить? Не повлияли ли наши единственные за всю русскую историю
условия, когда человек оказался предоставлен самому себе и должен был
восстановить в сознании все у него отнятое? Не является ли вообще Сирин
детищем и созданием того состояния, в котором человек скорей играет в
жизнь, чем живет? Не знаю. Да и кто это может сейчас решить? Если бы это
оказалось так, «национальная» сущность и призвание Сирина получили бы в
общем ходе русской литературы неожиданное обоснование.
...Едва ли найдется у нас сейчас больше одного или двух писателей, от
чтения которых оставалось бы впечатление такой органичности, такой
слаженности, как у Сирина. Некоторые его страницы вызывают почти физическое
удовольствие, настолько все в них крепко спаяно и удачно сцеплено..
Но у Сирина все красиво сплошь, у него читателю нечем дышать. Хорошо,
конечно, если это у него выходит само собой, без всякого литературного
кокетства... Но не должно бы так выходить у писателя, который способен
увлечься чем-либо другим, кроме ритма фраз. Да если и этим он увлечен,
неужели внезапный перебой вдруг не способен взволновать пишущего и
заставить его сорваться? Неужели вообще резиновую гладкость стиля
предпочтет он всему? Душно, странно и холодно в прозе Сирина, — заглянем ли
мы внутрь ее, полюбуемся ли на нее поверхностно, все равно.
8 ноября 1934.
Русская литература, — по известной формуле, — вышла из «Шинели&r
| | скачать работу |
Набоков |