Нигилизм Базарова (Отцы и дети Тургенева)
ебе труд
скрыть свои полупрезрительные, полупокровительственные отношения к
тем людям, которые его ненавидят, и к тем, которые его слушаются. Он
никого не любит; не разрывая существующих связей и отношений, он в
то же время не сделает ни шагу для того, чтобы снова завязать
или поддержать эти отношения, не смягчит ни одной ноты в своём
суровом голосе, не пожертвует ни одною резкою шуткою, ни одним
красным словцом.
Поступает он таким образом не во имя принципа, не для того,
чтобы в каждую данную минуту быть вполне откровенным, а потому, что
считает совершенно излишним стеснять свою особу в чём бы то ни
было, по тому же самому побуждению, по которому американцы задирают
ноги на спинки кресел и заплёвывают табачным соком паркетные полы
пышных гостиниц. Базаров ни в ком не нуждается, никого не боится,
никого не любит, и вследствие этого, никого не щадит. Как Диоген, он
готов жить чуть не в бочке и за это предоставляет себе право
говорить людям в глаза резкие истины по той причине, что это ему
нравится. В цинизме Базарова можно различить две стороны – внутреннюю
и внешнюю: цинизм мыслей и чувств и цинизм манер и выражений.
Ироническое отношение к чувству всякого рода, к мечтательности, к
лирическим порывам, к излияниям составляет сущность внутреннего
цинизма. Грубое выражение этой иронии, беспричинная и бесцельная
резкость в обращении относятся к внешнему цинизму. Первый зависит
от склада ума и от общего миросозерцания; второй обусловливается
чисто внешними условиями развития, свойствами того общества, в
котором жил рассматриваемый субъект. Насмешливые отношения Базарова к
мягкосердечному Кирсанову вытекают из основных свойств общего
базаровского типа. Грубые столкновения его с Кирсановым и его дядей
составляют его личную принадлежность. Базаров не только эмпирик –
он, кроме того, неотёсанный бурш, не знающий другой жизни, кроме
бездомной, трудовой, подчас дико-разгульной жизни бедного студента. В
числе почитателей Базарова найдутся, наверное, такие люди, которые
будут восхищаться его грубыми манерами, следами бурсацкой жизни,
будут подражать его грубым манерам, составляющим во всяком случае
недостаток, а не достоинство, будут даже, может быть, утрировать его
угловатость, мешковатость и резкость. В числе ненавистников Базарова
найдутся, наверное, такие люди, которые обратят особенное внимание на
эти неказистые особенности его личности и поставят их в укор
общему типу. Те и другие ошибутся и обнаружат только глубокое
непонимание настоящего дела.
Можно быть крайним материалистом, полнейшим эмпириком, и в то
же время заботиться о своём туалете, обращаться утончённо-вежливо с
своими знакомыми, быть любезным собеседником и совершенным
джентельменом.
Тургеневу пришло в голову выбрать представителем базаровского
типа человека неотёсанного; он так и сделал и, конечно, рисуя своего
героя, не утаил и не закрасил его угловатостей; выбор Тургенева
можно объяснить двумя различными причинами: во-первых, личность
человека, беспощадно и с полным убеждением отрицающего всё, что
другие признают высоким и прекрасным, всего чаще вырабатывается при
серой обстановке трудовой жизни; от сурового труда грубеют руки,
грубеют манеры, грубеют чувства; человек крепнет и прогоняет
юношескую мечтательность, избавляется от слезливой чувствительности; за
работою мечтать нельзя, потому что внимание сосредоточено на
занимающем деле; а после работы нужен отдых, необходимо
действительное удовлетворение физическим потребностям, и мечта найдёт
на ум. На мечту человек привык смотреть как на блажь, свойственную
праздности и барской нежности; нравственные страдания он начинает
считать мечтательными; нравственные стремления и подвиги – придуманными
и нелепыми. Для него, трудового человека, существует только одна,
вечно повторяющаяся забота: сегодня надо думать о том, чтобы не
голодать завтра. Эта простая, грозная в своей простате забота
заслоняет от него остальные, второстепенные тревоги, дрязги и заботы
жизни; в сравнении с этой заботою ему кажутся мелкими, ничтожными,
искусственно созданными разные неразрешённые вопросы, неразъяснённые
сомнения, неопределённые отношения, которые отравляют жизнь людей
обеспеченных и досужих.
Таким образом пролетарий-труженник самым процессом своей жизни,
независимо от процесса размышления, доходит до практического
реализма; он за недосугом отучается мечтать, гоняться за идеалом,
стремиться в идее к недостижимо высокой цели. Развивая в труженике
энергию, труд приучает его сближать дело с мыслью, акт воли с
актом ума. Человек, привыкший надеяться на себя и на свои
собственные силы, привыкший осуществлять сегодня то, что задумано
было вчера, начинает смотреть с более или менее явным
пренебрежением на тех людей, которые, мечтая о любви, о полезной
деятельности, о счастии всего человеческого рода, не умеет
шевельнуть пальцем, чтобы хоть сколько-нибудь улучшить своё
собственное, в высшей степени неудобное положение. Словом, человек
дела, будь он медик, ремесленник, педагог, даже литератор (можно быть
литератором и человеком дела в одно и то же время), чувствует
естественное, непреодолимое отвращение к фразистости, к трате слов, к
сладким мыслям, к сентиментальным стремлениям и вообще ко всяким
претензиям, не основанным на действительной, осязательной силе. Такого
рода отвращение ко всему отрешённому от жизни и улетучивающемуся в
звуках составляет коренное свойство людей базаровского типа. Это
коренное свойство вырабатывается именно в тех разнородных
мастерских, в которых человек, изощряя свой ум и напрягая мускулы,
борется с природою за право существовать на белом свете. На этом
основании Тургенев имел право взять своего героя в одной из таких
мастерских и привести его в рабочем фартуке, с неумытыми руками и
угрюмо-озабоченным взглядом в общество фешенебельных кавалеров и
дам. Но справедливость побуждает меня выразить предположение, что
автор романа «Отцы и дети» поступил таким образом не без
коварного умысла. Этот коварный умысел и составляет ту вторичную
причину, о которой я упомянул выше. Дело в том, что Тургенев,
очевидно, не благоволит к своему герою. Его мягкую, любящую натуру,
стремящуюся к вере и сочувствию, коробит от разъедающего реализма;
его тонкое эстетическое чувство, не лишённое значительной дозы
аристократизма, оскорбляется даже самыми лёгкими проблесками цинизма;
он слишком слаб и впечатлителен, чтобы вынести безотрадное
отрицание; ему необходимо помириться с существованием если не в
области жизни, то по крайней мере в области мысли или, вернее,
мечты. Тургенев, как нервная женщина, как растение «не тронь меня»,
сжимается болезненно от самого лёгкого соприкосновения с букетом
базаровщины.
Чувствуя, таким образом, невольную антипатию к этому направлению
мысли, он вывел его перед читающей публикой в возможно
неграциозном экземпляре. Он очень хорошо знает, что в публике нашей
очень много фешенебельных читателей, и, рассчитывая на утончённость
их аристократического вкуса, не щадит грубых красок, с очевидным
желанием уронить и опошлить вместе с героем тот склад идей,
который составляет общую принадлежность типа. Он очень хорошо знает,
что большинство его читателей скажут только о Базарове, что он
дурно воспитан и что его нельзя пустить в порядочную гостиную;
дальше и глубже они не пойдут; но, говоря с такими людьми,
даровитый художник и честный человек должен быть в высшей степени
осторожен из уважения к самому себе и к той идее, которую он
защищает или опровергает. Тут надо держать в узде свою личную
антипатию, которая при известных условиях может превратиться в
непроизвольную клевету на людей, не имеющих возможности защищаться
тем же оружием.
Аркадий Николаевич Кирсанов – молодой человек, неглупый, но
совершенно лишённый умственной оригинальности и постоянно нуждающийся
в чьей-нибудь интеллектуальной поддержке. Он, вероятно, лет на пять
моложе Базарова и в сравнении с ним кажется совершенно не
оперившимся птенцом, несмотря на то, что ему около двадцати трёх
лет и что он кончил курс в университете. Благоговея перед своим
учителем, Аркадий с наслаждением отрицает авторитеты; он делает это
с чужого голоса, не замечая таким образом внутреннего противоречия
в своём поведении. Он слишком слаб, чтобы держаться самостоятельно в
той холодной атмосфере трезвой разумности, в которой так привольно
дышится Базарову; он принадлежит к разряду людей, вечно
| |  скачать работу |
Нигилизм Базарова (Отцы и дети Тургенева) |
