Особенности религии древних славян
антах птица уносит на тот свет с последующим
возвращением не настоящего, а лишь "мнимого покойника". Готовность же к
подобному переходу символизирует всегда однозначно – заворачивание в шкуру
животного. Это сказочная интерпретация о душе-птице, покидающей пределы
этого мира, соединенных реликтовыми формами тотемных представлений о
приобретении покойным облика своего тотема.
Итак, смерть, по древним представлениям, - это всегда метаморфоза.
Славяне уподобляли смерть жизни, она была для него лишь границей. После
которой начиналась "новая жизнь" в "новом мире". Раз после смерти жизнь
будет продолжена в другом месте, то для человека "пал ужас смерти"
существование человека на земле оказалось только одним из звеньев в цепи
всех отошедших поколений. "Переходный" период умершего заканчивался на
земле его уходом в иной мир, но он мог вернуться на землю вновь в любом
другом облике, в том числе и в лице своего потомка. Поэтому могилы и
курганы предков располагались бок о бок с усадьбами живых: то были даже не
два разных мира, а единый мир, в котором прошедшее, настоящее и будущее
оказывались расположенными и тесно сосуществующими.
Предки и потомки составляли единую сакральную общину. Мир по ту и по
эту сторону мало чем отличался один от другого. Он мог совпадать полностью,
быть тождественным земному. Тогда покойный, покинув этот мир находит своих
ранее умерших сородичей и начинают жить вместе с ними. Поскольку загробный
мир подобен земному, то и там возможно умирание с последующим возрождением
на земле.
Тайна смерти и посмертного существования была одной из определяющих
идей языческого мировоззрения. Не случайно "со времени появления человека и
до настоящего времени ни одно явление не вызывало в нем столько сильных
эмоций и такого напряженного процесса мысли, как смерть, это странное,
непонятное явление.
Похоронный обряд.
Похоронный обряд оказался одним из наиболее консервативных элементов
культуры благодаря устойчивости определяющих представлений, на базе которых
он сформировался. Не случайно христианизация именно в этой области не
принесла сколько-нибудь существенных результатов. В центре погребального
ритуала оказался страх, причем не страх перед смертью, а страх пред
мертвым, он-то и поддерживал строгость соблюдения и поразительную
устойчивость данного ритуала в течение многих веков. Чувство страха привело
к рождению целой сети взаимосвязанных ритуалов. Эти обряду имели
предохранительную цель, они должны были способствовать тому, чтобы оградить
живых от злого, подчас губительного влияния мертвых.1
Особое место среди языческих обрядов занимал обряд погребения. На
протяжении длительного периода сильно колебалось соотношение двух основных
видов погребального обряда - сожжения (особенно у восточных и частью у
западных славян) и трупоположения ( с 10-12 вв. повсеместно), часто
хоронили или сжигали в лодке (пережиток водяного погребения). Первобытное
погребение скорченных трупов, которым искусственно придавалось положение
эмбриона в чреве, было связано с верой во второе рождение после смерти.
Поэтому умершего и хоронили подготовленным к этому второму рождению.
Праславяне еще в бронзовом веке поднялись на новую ступень и отказались от
скорченности Вскоре появился совершенно новый обряд погребения, порожденный
новыми воззрениями о душе человека, которая не воплощается вновь в каком-
либо другом существе (звере, человеке, птице...), а перемещается в
воздушное пространство неба. Культ предков раздвоился: с одной стороны,
невесомая, незримая душа приобщалась к небесным силам, столь важным для тех
земледельцев, у которых не было искусственного орошения, а все зависело от
небесной воды. С другой стороны, благожелательных предков, "дедов",
необходимо было связать с землей, рождающей урожай. Это достигалось
посредством закапывания сожженного праха в землю и постройки над
погребением модели дома, "домовины".
Умершие делились на две категории. Это "чистые" покойники, умершие
естественной смертью: от болезни, старости, - их называли обычно,
безотносительно к возрасту и полу, родителями; другая – "нечистые" умершие
( мертвяки, заложные), те, кто погиб неестественной, насильственной или
преждевременной смертью: убитые, самоубийцы, утопленники, опойцы (те, кто
умер от пьянства), колдуны. Отношение к этим двум категориям умерших было
также различно: "родителей" почитали, смотрели на них как на покровителей
семьи, а "мертвяков" боялись и старались обезвредить.
Если покойник, по народным верованиям, был чем-то обделен во время
похорон (например, не был соблюден обычай обязательной жертвы ему), то он
"не простит, а свое возьмет". "В быличке рассказывается, что когда умер
отец, бычка по традиции не закололи – тощий он был после зимы ошло:то
подавится скотина, то сдохнет"1
В. Я. Пропп, рассматривая происхождение сказочного дерева, отметил, что
в любом случае – посажено ли дерево на могилу ил же оно вырастает из нее –
могила всегда поливается.
Поминальный пир, в котором возлиянию (поливанию) отводилась одна из
основных ролей, был известен почти всем народам мира. Для славянских
язычников, если следовать рассказам "Повести временных лет", было
характерно его совершение как до, так и после погребения (тризна).
Возлияние до погребения служило, по-видимому, символом скорого
неизбежного перехода в мир иной. У угорских словенцев, когда человек умирал
ему лили на лицо воду. 2Во многих местах Старой Руси умирающего омывали
заживо, что должно было способствовать легкому и безболезненному переходу в
из жизни в смерть.
Если сведения о допогребальном языческом возлиянии отрывочны и не до
конца прояснены, то представления о посмертной жертве мертвому в форме
погребального пира сохранились значительно полнее. Поминальный пир, который
совершался после погребения был многоплановым по своей сути. Цель языческой
тризны состояла в необходимости отогнать злые силы от живущих.
Благодаря сохранившемуся описанию погребальных обрядов, радимичей,
вятичей, северян, кривичей, сделанному в свое время Нестором, мы
располагаем достаточными сведениями. "Б. А. Рыбаков в статье "Нестор о
славянских обычаях" воспроизводит и комментирует текст Нестора. Понятие
"тризна" сводилось к представлениям о боевых играх, ристаниях, т. е. Особых
обрядах, призванных отогнать смерть от оставшихся в живых,
демонстрировавших их жизнеспособность"3.
Таким образом, языческую тризну нужно рассматривать прежде всего как
оберег. Если допогребальные возлияния должны были облегчить переход в
"новую" жизнь (и служили символом этого перехода), то послепогребальная
тризна способствовала тому, чтобы уберечь живущих от злого влияния мертвых.
Со временем обе формы объединились в послепогребальный поминальный пир.
Земля, что рожает, была для древнерусского народно-языческого сознания,
"доподлинной матерью" ей и мертвым (тем для кого земля стала новым домом)
приносились жертвы. Обрядовая устойчивость "кормления" мертвого и творимых
в его честь возлияний, сохранение цели ритуала (дух мертвого нужно
задобрить, чтобы получить от него желаемое) характерна для славян. "В
"Повести временных лет" под 983 г. рассказывается о жертвоприношениях в
Киеве: "И сказали старейшины и бояре: "Бросим жребий на отроков и девиц, на
кого падет он, того и зарежем в жертву богам".1
Существовали также обряды "мнимых" похорон, которые часто выполняли
матери у которых болело дитя. Обряд часто заключался во вхождении в контакт
со смертью. Этот контакт осуществлялся в разных формах – это могло быть
охраняющее действие, слово или песня. Оберег возник как следствие более
раннего оберега от злого влияния, которое способно оказать существо,
находящееся в стадии "перехода". Страх перед вредоносной силой
новорожденного вызвал к жизни самые различные формы противодействия этой
силе.
Священный характер имела пляска смерти и ритуальные танцы вокруг нее.
Танцуя у колыбели умирающего ребенка, мать вступает в контакт со смертью,
отгоняет и убивает ее. У белорусов в момент приступа родимца "мать
покрывает дитя белым покровом и, держа над ним зажженную свечу, курит
ладаном. Устраивается обстановка, при которой кажется, что кто-то
скончался.
Свадебный обряд и его связь с поминальным обрядом.
"М. Фасмер возводит слово "невеста" к единственному значению –
"неизвестная" от не-вед (ведать), видя в данном слове только табуистическое
название, которое должно было защитить женщину, вступающую в брак, от злых
сил."1
С момента просватывания невеста оказывается на особом положении: она
становится в своем доме гостьей, ничего не делающей и обязанной казаться
грустной.
Существует достаточное число внешних и даже весьма показательных данных,
которые, если не прямо, то во всяком случае косвенно свидетельствуют в
пользу предположения об общих представлениях, лежащих в основе свадебного и
похоронного ритуалов. К ним относится, например, хорошо известный факт, что
в досвадебный период невеста ходит в темной, "печальной" одежде,
т.е.совершенно так, как того тр
| |  скачать работу |
Особенности религии древних славян |
