Поэтический мир Н.С. Гумилева
ые баллады о Робин Гуде», «поэму
о старом моряке», французские народные песни, сочинения Вольтера, Гейне,
Байрона, Рембо, Роллана); выступает на вечерах с чтением своих стихов,
теоретически осмысляет практику акмеизма; издает в Севастополе сборник
«Шатер», вновь посвященный африканской теме (это была последняя книга,
изданная при жизни автора); создает «Поэму Начала» (1919 – 1921), в которой
обращается к философско-космогонической теме, основывая ее на ассирийском,
вавилонском и славянском эпосе. Поэт подготавливает к печати и новый
значительный сборник стихов – «Огненный столп», отпечатанный в августе
1921г., уже после смерти автора. В него вошли произведения, созданные в
течении трех последних лет жизни поэта, преимущественно философского
характера («Память», «Душа и тело», «Шестое чувство»).
Только змеи сбрасывают кожи,
Чтоб душа старела и росла
Мы, увы, со змеями не схожи,
Мы меняем души, не тела.
Память, ты рукою великанши
Жизнь ведешь, как под уздцы коня,
Ты расскажешь мне о тех, что раньше
В этом теле жили до меня.
Самый первый: некрасив и тонок,
Полюбивший только сумрак рощ,
Лист опавший, колдовской ребенок,
Словом, останавливавший дождь.
Дерево как рыжа собака –
Вот кого он взял себе в друзья.
Память, память, ты не сыщешь знака,
Не уверишь мир, что то был я.
Название сборника, посвящено второй жене Гумилева Анне Николаевне
Энгельгардт, восходит к библейской образности, ветхозаветной «Книге
Неемии». Среди лучших стихотворений новой книги – «Заблудившийся трамвай»,
самое знаменитое и одновременно сложное и загадочное произведение. В этом
стихотворении можно выделить три основных плана. Первый из них – рассказ о
реальном трамвае, который проделывает свой необычный путь. Безостановочно
мчатся вагоны по рельсам. Но вскоре быстрый бег трамвая превращается в
полет (это выражается в глаголах «мчался», «летел»). Реальность
сменяется фантастикой. Не обычно уже то, что трамвай «заблудился».
Шел я по улице незнакомой
И вдруг услышал вороний грай,
И звоны лютни, и дольние громы, -
Передо мною летел трамвай.
Как я вскочил на его подножку,
Было загадкою для меня,
В воздухе огненную дорожку
Он оставлял и при свете дня.
Мчался он бурей темной, крылатой,
Он заблудился в бездне времен …
Остановите, вагоновожатый,
Остановите сейчас вагон.
Поздно. Уж мы обогнули стену,
Мы проскочили сквозь рощу пальм,
Через Неву, через Нил и Сену
Мы прогремели по трем мостам.
И, промелькнув у оконной рамы,
Бросил нам вслед пытливый взгляд
Нищий старик, - конечно, тот самый,
Что умер в Бейруте год назад.
Этот мотив, намеченный в стихотворении «Стокгольм»:получает свое сложенное
развитие и вынесен в заголовок стихотворения.
Стоял на горе я, как будто народу
О чем то хотел поведовать я,
И видел прозрачную тихую воду,
Окрестные рощи, леса и поля.
«О Боже, - вскричал я в тревоге, - что, если
страна эта истинно родина мне?
Не здесь ли любил я, и умер не здесь ли,
В зеленой и солнечной этой стране?»
И понял, что я заблудился на веки
В слепых переходах пространств и времен,
А где-то стремятся родимые реки,
К которым мне путь навсегда запрещен.
Но еще более фантастично то, что трамвай, обогнув стену, выскакивает
из родного для пассажиров города и устремляется к роще пальм, затем – через
Неву – к Нилу и Сене и наконец попадает в «Индию Духа». Пространство и
время прихотью художника оказываются преодоленными. Символика этого
«блуждания» проясняется, когда мы постигаем второй план стихотворения. Эта
поэтическая исповедь литературного героя о самом себе. Жизнь его во многом
совпадает с биографией автора (экспедиции к Нилу, поездки в Париж). И
лирический герой и автор пророчат себе близкую смерть (ее предвидение было
характерно для Гумилева). Буквы вывесок (своеобразных знаков революционных
лозунгов и транспарантов)наливаются кровью, и на станции
Вместо капусты и вместо брюквы
Мертвые головы продают.
Оба намеченных плана сближаются. В своих духовных исканиях и в своей
семейной жизни поэт заблудился так же, как и его трамвай, на подножку
которого он вскакивает.
Третий план стихотворения носит философско-обобщенный характер. Жизнь
предстает то в буднях («А в переулке забор дощатый …»), то в праздничном
сиянии («Мы проскочили сквозь рощу пальм …»), то она выглядит прекрасной,
то безобразной, то идет по прямым рельсам, то вращается по кругу и
возвращается к исходной точке(вновь появляется покинутый ранее Петербург с
образами Исаакия и Медного всадника). В эту жизнь важным достоянием входит
культурное прошлое, и вот в тексте стихотворения появляется Машенька, то
есть Маша Миронова, и императрица из Пушкинской «Капитанской дочки».
Все три плана этого стихотворного шедевра удивительно переплетены в
единое целое, делая произведение удивительно богатым по содержанию,
напряженным по мысли и художественно совершенным по форме.
Поразительное предсказание Гумилева «своей» необычной смерти:
И умру я не на постели,
При нотариусе и враче,
А в какой-нибудь дикой щели,
Утонувшей в густом плюще ,-
Тема романтического отъединения поэта в этом стихотворении относится
не только к смерти, но и ко всей жизни, к художественным вкусам, занятиям,
любви. Гумилев неожиданно (как и во всех его поздних стихах) сближается с
эпатажем футуристов и их предшественников – французских «проклятых» поэтов,
но во всем противостоит буржуазной прибранности и правильности:
… И мне нравится не гитара,
а дикарский напев зурны.
И действительно его предсказания подтвердились. 3 августа 1921г. он
был арестован ЧК, обвинен в участии в контрреволюционном таганцевском
заговоре и 24 августа расстрелян вместе с еще шестьюдесятью привлеченному
по этому делу. Ныне стало известно, что основанием для обвинения «послужили
только никем не проверенные и не доказанные показания одного человека»
(Хлебников С. Шагреневые переплеты. Дело Гумилева. – Огонек. 1990, №18.
с.16). Не было заговора ученых, не было участия в них поэта. Это был
трагический день «черного/ Месяца русской поэзии» (Г.Иванов). После гибели
поэта вышли его лирический сборник «К синей звезде» (1923), книга
гумелевской прозы «Тень от пальм» (1922), а много позже – собрания его
стихотворений, пьес и рассказов, книги о нем и его творчестве. Гумилев внес
огромный вклад в развитие русской поэзии. Его традиции продолжили
Н.Тихонов, Э.Багрицкий, В.Рождественский, В.Саянов, Б.Корнилов,
А.Дементьев. По словам М.Дудина, Гумилев необыкновенно «расширил наш мир
познания неизвестного».
III. АНАЛИЗ ТВОРЧЕСТВА ГУМИЛЕВА.
Образы мировой культуры. В своих теоретических построениях и творческой
практике акмеисты утверждали идею, согласно которой при всей необратимости
времени это его свойство можно художественно преодолеть. На этой основе
представители течения часто возвращались к прошлому, отстаивая
ретроспективность и историчность творчества. Они тяготели к прошлым эпохам
и умели передавать их обаяние и сущность, следили за «прорастанием времени»
и выходом его из одной эпохи в другую. Выражением этой ретроспекции стала
тема культурной памяти, сохранения «праха столетий», «тоска по мировой
культуре» (О.Менднльштам). И для Гумилева было чрезвычайно характерно это
стремление восстановить связь культурных эпох.
Мы уже видели, как часто Гумилев осмысляет образы Библии. В «Чужом
небе» евангельские темы нашли свое отражение в «Отрывке» («Христос сказал:
«Убогие блаженны…»), в поэме «Блудный сын». В «Колчане» он интерпретирует
основной эпизод библейской «книги Юдифи» и тему рая («Юдифь» и «рай»). Эти
темы поэт сопрягает со своей автобиографией, говоря о собственных
скитаниях, поиске рая на земле и любви, и подводит читателя к осмыслению
вечных философских и этических вопросов жизни («Вечное»).
Перед нами уже прошли многочисленные образы Африки, где поэт пытается
проследить трудные судьбы народов этого континента.
Чрезвычайно устойчивой в творчестве Гумилева стала итальянская тема,
осмысленная чрезвычайно глубоко – начиная от Древнего Рима и кончая
современной Ит
| |  скачать работу |
Поэтический мир Н.С. Гумилева |
