Происхождений цивилизации
социально–дезинтегративных последствий этого
разделения должна была быть достигнута средствами коллективного, но
непроизводительного потребления. Основным средством коллективного
непроизводительного потребления является поселение городского типа. Город
представляет собой весьма стабильное материальное образование, в
инфраструктуре которого объединены предметные формы существования
отдельных подразделений труда[80]. В раннем городе — это различные
хранилища сельскохозяйственной продукции; мастерские ремесленников, места
приготовления пищи (хлебопекарни и т.п.); рынки и лавки, опредмечивающие
деятельность торговцев; культовые и административные строения, являющиеся
предметной формой функционирования деятелей умственного труда; наконец,
жилища горожан, заключенные нередко в цепь фортификационных сооружений,
также служат целям интеграции дифференцированного общества. Уже на ранних
стадиях существования городов в их метаструктуру включены некоторые
предметные формы сельскохозяйственной деятельности, находящиеся вне
города, но тесно связанные с ним: это поселения сельского типа,
ирригационные сооружения и т.п. Все эти предметные конструкции не были
изобретены в цивилизованную эпоху, поскольку их элементы развивались с
неолитического времени.
С точки зрения здравого смысла, архитектурные и технические сооружения
ранних городов и связанных с ними сел представляются средствами
благоустройства жизни и деятельности селян и горожан, и генезис этих
конструкций как будто не нуждается в специальном объяснении. В
действительности же это далеко не так. В удобствах нуждались и люди
палеолита и мезолита, однако городской культуры у них не было. В неолите-
энеолите появляются элементы городской культуры (Иерихон; Чатал–Хююк;
Мерсин), однако целостной структуры городского типа не возникает.
Сравнение демографического и социального состояния людей доцивилизованной
и цивилизованной эпох заставляет искать социально-философские средства
объяснения природы цивилизации, дефиниция которой сопряжена с рядом
методологических трудностей[81].
На наш взгляд, цивилизация (город) представляет собой предметную форму
структуры общества разделенного труда, призванную жестко связать между
собой жизненные условия весьма разнородных подразделений труда в едином
городском конгломерате, что выполняло важнейшую социально–интегративную
функцию для общества, расщепляемого разделением труда[82]. Цивилизация
(город) — это, по определению, средство коллективного непроизводительного
потребления (если отвлечься от ряда производительных структур). Как
таковое, город образовал своеобразную матрицу социального организма,
диктующую своим обитателям социально–интегративные формы существования.
Важно еще раз подчеркнуть, что социально-дезинтегративное разделение
труда основывалось на последствиях самодвижения средств коллективного
производительного потребления. Поэтому закономерно, что нейтрализация
этих социально-дезинтегративных последствий основывалась на городской
цивилизации как средстве коллективного непроизводительного потребления,
неспособном к самодвижению. В самом деле, структура города с
протогородских неолитических времен до наших дней, в сущности, совершенно
не изменилась. Конечно, город вырос до размеров мегаполиса (в известных
случаях) и его техническое оснащение качественно изменилось, однако
истоки этого изменения лежат отнюдь не в самодвижении городской
структуры, а в самодвижении средств коллективного производительного
потребления, социально-дезинтегративные следствия которого (рост
разделенности труда) успешно нейтрализовались матрицей городской
цивилизации. Иными словами, внешне город, конечно, всегда служил просто
обиталищем цивилизованного социума, но его внутренняя сущность
диктовалась свойственной ему природой средств коллективного
непроизводительного потребления, в чем город был сродни вторичным
общественным структурам, также основанным на различных средствах
коллективного непроизводительного потребления, что объясняет известное
родство природы цивилизации (городской культуры) и культуры вообще
(вторичных общественных структур).
Материальные средства внутренней социальной интеграции цивилизации
распадаются на две основные группы явлений, состоящих в генетической
связи. Первая группа интегративных феноменов связана с предметной формой
структуры цивилизованного общества, которая воплощена в материальных
образованиях поселения городского типа. Как выше отмечалось, инфра– и
метаструктура города является прямым предметным воплощением структуры
цивилизованного общества разделенного труда. Это предметное воплощение
призвано поддерживать целостность социума, а потому отличается известной
консервативностью. Такой социально-консервативной функции хорошо отвечают
материальные средства коллективного непроизводительного потребления,
представленные человеческими жилищами, производственными, торговыми,
культовыми, административными и фортификационными сооружениями. Общество,
обитающее в рамках подобной предметной структуры, должно было испытать
вполне определенные организационные трансформации.
Дело в том, что древнее человеческое общество сохраняло
организационные структуры, генетически связанные с универсальными формами
организации сообществ высших приматов (см. гл. I, 2). Так, у нас нет
оснований отрицать, что основные формы кровно-родственных отношений
первобытных людей (эндогамия и экзогамия, матрилинейность и
патрилинейность) сохраняли преемственность с соответствующими аналогами,
известными у высших приматов. Отметим также, что в ранних цивилизованных
обществах имелись пережитки первобытных кровно–родственных отношений. В
древнем Египте практиковались внутридинастические браки фараонов на своих
сестрах (система просуществовала до конца греческой династии Птолемеев),
что справедливо рассматривается как пережиток эндогамии (браки внутри
родственной популяции). Такие же пережитки были характерны для царских
семей Элама[83]. Это позволяет предполагать, что в предцивилизованную
эпоху человеческие общины могли обладать определенным набором вариантов
кровно-родственных отношений, истоки которых уходили в питекоидную эпоху,
т.е. во времена наших обезьяноподобных предков (австралопитек афарский).
Такое положение вещей было достаточно закономерным.
Палеолитические и мезолитические общины основывались на потребляющей
форме хозяйства, а в неолитическую эпоху элементы потребляющей экономики
(охота и собирательство) образовывали значительную составляющую в
хозяйственном укладе, содержащем уже признаки земледелия и скотоводства.
Сообщества охотников и собирателей находились в экологическом равновесии
со средой, а локальный уровень ее биопродуктивности благоприятствовал
какому-то определенному варианту кровно–родственных отношений,
свойственных приматам (матрилинейный эндогамный промискуитет,
матрилинейная экзогамия, патрилинейная иерархическая эндогамия и
некоторые другие варианты, включая парную семью и пр.). Не исключено, что
ближневосточные обитатели субтропиков с их значительной
биопродуктивностью могли обладать матрилинейными кровно–родственными
структурами, в то время как их соседи в менее продуктивных регионах
(например, праегиптяне в пустыне Негев) имели скорее склонность к
патрилинейной иерархической эндогамии (с тенденцией к организации
гаремов), послужившей архетипом организации, вероятно, традиционных
семейных отношений египетских фараонов (патриархальная гаремная семья с
элементами эндогамии). Центрально–семитские племена, переселившиеся из
Леванта в пустынные районы Аравии, где низкая биопродуктивность
благоприятствовала патрилинейной гаремной структуре кровно–родственных
отношений, усвоили именно такую организацию, доставшуюся в наследство
историческим арабским племенам. Протоэламиты, обитавшие в субтропиках
Восточной Месопотамии, имели дело с относительно высокобиопродуктивной
экосредой, благоприятной для матрилинейной эндогамии. Кровно–родственные
традиции в царских семьях Элама (браки на сестрах и левират, т.е.
женитьба на вдове брата, что одновременно свидетельствует об эндогамии и
матрилинейности) сохраняли преемственность с вероятными кровно-
родственными обычаями протоэламитов. Шумеры доцивилизованной эпохи уже
имели, возможно, патриархальный уклад жизни[84], который должен был
развиться в регионе с меньшей биопродуктивностью среды, чем та, что была
свойственна Южной Месопотамии, где шумеры без признаков местного развития
появились уже на стадии древнего керамического неолита. В Южной
Месопотамии шумерам предшествовал народ “прототигридского” или
“бананового” языка, послужившего субстратом для языка шумеров, откуда
следует, что шумеры не были аборигенами Южного Двуречья.
С установлением господства сельского хозяйства в экономике
экологическая зависимость цивилизующихся общин от окружающей экосреды
сокращалась. В этих условиях сохранение прежнего разнообразия кровно-
родственных отношений было невозможно, и в принципе ранние цивилизованные
общества, обладающие сходно
| |  скачать работу |
Происхождений цивилизации |
