Религиозно-культурный конфликт,в Риме. Оргиастические формы культа Диониса - вакханалии
я начатков философской мысли во всем
мире. У греков этот период ознаменовался тягой к мистическим культам.
Человек, путешествующий тогда по Элладе, не мог бы не заметить, что повсюду
происходит нечто странное и непонятное. Горные леса стали временами
оглашаться пением и криками; то были толпы женщин, которые носились среди
деревьев с распущенными волосами, одетые в звериные шкуры, с венками из
плюща на головах; в руках у них были тирсы — палки, обвитые хмелем; они
предавались исступленным пляскам под звуки первобытного оркестра: визжали
флейты, звенели литавры, поднимался дурманящий дым от сжигаемых конопли и
смолы...
Ночью колеблющийся свет факелов освещал фантастические картины
шабаша. Полуголые девушки с остекленным взглядом рвали зубами мясо
трепещущих животных. На этих диких лесных празднествах женщины, слишком
долго жившие взаперти и порабощенные городом, брали реванш: насколько
суровы были к ним общественные законы, настолько велик был энтузиазм их
разнузданных радений. Едва раздавался призывный клич, как они переставали
быть матерями, дочерьми, женами; они покидали свои очаги и прялки и с этого
мгновения всецело принадлежали божеству производительной мощи природы —
Дионису, или Вакху»[76].
Примечательно, что женские оргии в честь Диониса не встречали в народе
осуждения. Напротив, люди верили, что пляски вакханок принесут плодородие
полям и виноградникам. В дни радений служительницы могущественного бога
пользовались покровительством и уважением.
Ничто не могло остановить захлестнувшую Грецию волну дионисизма. В
горной Аркадии и близ торгового Коринфа, в Аттике и Спарте — вспыхивали
новые очаги этой странной религии. Даже за пределы Эллады проник Дионис. У
Еврипида он с гордостью говорит о своих победах:
И вместе грек там с варваром живет.
Всех закружил я в пляске вдохновенной
И в таинства их посвятил свои,
Чтоб быть мне явным божеством для смертных.
Служение Дионису, по определению Вяч. Иванова, было «психологическим
состоянием по преимуществу». В нем грек находил то, чего ему не доставало в
мистериях Элевсина: он был не только зрителем, но и сам сливался с потоком
божественной жизни, в буйном экстазе включаясь в стихийные ритмы
мироздания. Перед ним, казалось, открылись бездны, тайну которых не в силах
выразить человеческая речь. Он стряхивал с себя путы повседневного,
освобождался от общественных норм и здравого смысла. Опека разума исчезала,
человек как бы возвращался в царство бессловесных. Поэтому Дионис почитался
божеством безумия. Ведь он сам — олицетворение иррациональной стихии,
«безумствующий Вакх», как его называл Гомер.
Дионисизм проповедовал слияние с природой, в котором человек всецело
ей отдается. Когда пляска среди лесов и долин под звуки музыки приводила
вакханта в состояние исступления, он купался в волнах космического
восторга, его сердце билось в лад с целым миром. Тогда удивительным казался
весь мир с его добром и злом, красотой и уродством.
Счастлив, если приобщен ты
Оргий Матери Кибелы;
Если, тирсом потрясая,
Плюща зеленью увенчан,
В мире служишь Дионису[77].
Все, что видит, слышит, осязает и обоняет человек, — проявления
Диониса. Он разлит повсюду. Запах бойни и сонного пруда, ледяные ветры и
обессиливший зной, нежные цветы и отвратительный паук — во всем заключено
божественное. Разум не может смириться с этим, он осуждает и одобряет,
сортирует и выбирает. Но чего стоят его суждения, когда «священное безумие
Вакха», вызванное опьяняющим танцем под голубым небом или ночью при свете
звезд и огней, примиряет со всем! Исчезает различие между жизнью и смертью.
Человек уже не чувствует себя оторванным от Вселенной, он отождествляется с
ней и значит — с Дионисом[78].
Вакханки издают пронзительные крики, оглашают горы безумным смехом.
Они убежали от привычной жизни, отвергли человеческую пищу, стали дикарями,
животными. Все влечет их — и объятия первого встречного, и детеныши зверей,
которых они кормят своим молоком.
«Оргии растекались по стране с силой настоящей психической эпидемии.
Но хотя в них действительно было немало болезненного, в основе своей это
явление было куда сложнее простого массового психоза или эротической
патологии. <…> Демонические силы, таящиеся в человеке, легко овладевают им,
когда он бросается в водоворот экзальтации. Упоение бытием у поклонников
Диониса нередко выливалось в упоение кровью и разрушением. Бывали случаи,
когда женщины тащили в лес младенцев и там, носясь по горам, рвали их на
куски или швыряли о камни. В их руках появлялась тогда сверхъестественная
сила»[79].
Э. Роде метко сравнивал фракийское служение Дионису с эпидемической
страстью к пляске, которая от времени до времени проявлялась в Европе в
средние века. Впрочем, целью этого дикого влечения было не только
чувственное опьянение, но также экстаз, при помощи которого хотели, подобно
пляшущим волшебникам дикарей и факирами, войти в непосредственное душевное
общение с божественными силами. Таким образом менадство соприкасается с
гаданием и пророчеством. В Греции, где такие проявления религиозного
фанатизма распространялись быстро и беспрепятственно, служение Вакху во
всяком случае причинило страшное зло. Человеческие жизни массами
приносились в жертву этому неистовству, и притом самым отвратительным
образом: менады растерзывали на части маленьких детей и пожирали дымящееся
их мясо; при отправлении фаллических культов было также достаточно
проявлений полового разврата[80].
Постепенно вакханалии превращались в серьезную общественную угрозу.
Легенда связывает это с именем прорицателя Мелампа, мудреца из древнего
Пилоса. Он повел планомерную борьбу против вакхических зверств: по его
приказу отряды сильных юношей смешивались с толпами взбесившихся женщин и,
танцуя вместе с ними, постепенно увлекали их в уединеееые места, где их
отрезвляли и успокаивали при помощи изготовленных Мелампом зелий.
Меламп, если он историческое лицо, жил, вероятно, еще до того, как
дионисизм полонил всю Грецию. Он не отрицал священного характера экстаза
менад, и те, кто потом следовали его примеру, лишь пытались оздоровить
культ Диониса, очистив его от дикости и извращений. По словам
Ф. Ф. Зелинского, реформа Мелампа состояла в том, что он «оргиастический
культ Диониса, опасный для общественной нравственности, ограничил пределами
времени и места: временем стали так называемые триетериды (трехлетия, то
есть, по-нашему, через год), местом — нагорные луга Парнаса; туда греческие
государства посылали своих представительниц-вакханок, которые и должны были
чествовать бога установленными ночными хороводами»[81].
Однако опыт дионисизма имел для Греции не только отрицательные
последствия. Он яснее дал почувствовать человеку его двойственную природу.
Едва лишь затухало пламя экстаза, на смену восторгам приходило тошнотворное
чувство похмелья, горькое сознание своего бессилия. Казалось, будто бы на
человека, в какой-то миг ощутившего радость свободы, надевали цепи; он
вновь становился узником Судьбы, рабом Ананке — необходимости. Когда
радения сменились праздниками, этот контраст исчез. И именно опыт слияния с
Целым и последующего падения во тьму бессилия был осмыслен в первом
греческом религиозном учении — орфизме[82].
Итак, материал, проанализированный в данной главе, позволяет выделить
два разнородных элемента в культе Диониса. С одной стороны, это был древний
сельскохозяйственный культ, связанный с производящими силами природы.
Несмотря на обычную для такого рода культов вольность, он был глубоко
укоренен в традициях гражданской общины и не задевал своей освященной
обычаем распущенностью моральных устоев. Эти формы культа находили свое
выражение в крестьянских праздниках в честь Диониса.
Но параллельно с этими традиционными формами культа в Греции с VII в.
до н.э. получили распространение оргиастические празднества Диониса,
пришедшие с Востока, сопровождавшиеся крайними, зачастую дикими,
проявлениями экстаза. В дионисических оргиях получала выражение темная
сторона человеческой натуры; они, как то показывают некоторые сюжеты цикла
мифов о Дионисе (растерзание Пенфея и т.п.), встретили сильное
сопротивление среди приверженцев традиционной религии, но «административные
меры» не могли остановить его распространения. В этих условиях реформа
Мелампа, устранив крайние проявления дионисизма, ввела его в более
спокойное русло. При помощи этой реформы новый культ был приведен в
гармонию с полисными традициями, которым он первоначально угрожал. Греки,
таким образом, смогли вернуть утраченную было гармонию своей религии.
Глава 2. Дионис, Либер и вакханалии
2.1 Особенности римской религии
Религия римлян составляла необходимое условие процветания государства.
Она сопровождала на всяком шагу как общественную, так и частную жизнь.
Всякое предприятие требовало гадания по полету птиц — ауспиций, всякое
грозящее несчастье — искупительной жертвы. Таким образом, религия была
вместе и государстве
| |  скачать работу |
Религиозно-культурный конфликт,в Риме. Оргиастические формы культа Диониса - вакханалии |
