Роман Ивана Сергеевича Тургенева Отцы и дети в аспекте современного изучения классики
стественно, для Аркадия часто только поза,
стремление быть похожим на товарища, способ самоутверждения.
И в этом смысле путь молодого Кирсанова в романе - путь к самому себе.
Уже в первом эпизоде романа Тургенева “Отцы и дети” намечаются
важнейшие темы, идеи, художественные приемы Тургенева; попытка
проанализировать их - первый шаг к осмыслению художественного мира
произведения в его системной целостности.
Работа с эпизодами при всем их многообразии имеет важное значение для
понимания всего произведения вцелом. Это помогает выяснить: смысловую и
композиционную роли эпизода (как влияет его содержание на “читательское
знание” о герое, случайно ли его расположение); общие идеи, мотивы,
ключевые слова, объединяющие данный эпизод с последующими и предыдущими;
своеобразие языковых средств, художественных приемов, служащих воплощению
авторской идеи. Важно обратить внимание на расстановку персонажей в
эпизоде, на то, от чьего имени ведется рассказ.
2.4. МИФОЛОГИЧЕСКИЙ И МЕТАФОРИЧЕСКИЙ КОНТЕКСТ РОМАНА
Несмотря на несомненную оригинальность романа “Отцы и дети” мы не
можем не обратить внимание и не провести параллели с произведениями других
авторов, а так же не отметить связь романа со все мировой мифологией. Роман
Тургенева чрезвычайно символичен.
Например, третья глава романа “Отцы и дети” целиком посвящена
разговорам только что встретившихся после долгой разлуки родственников. В
числе прочих новостей упоминается, что умерла няня. Няня в русской
литературе — персонаж весьма примечательный. В “Евгении Онегине”,
“Обломове”, “Войне и мире” добрая старушка оказывает важное благотворное
влияние на главных героев, пересказывает им “преданья простонародной
старины”, а иногда выступает в роли предсказателя судьбы (например, нянина
сказка про Емелю оборачивается моделью поведения взрослого Обломова) или в
роли своеобразного ангела-хранителя (няня в “Войне и мире” зажигает перед
образами венчальные свечи князя Андрея, что, по поверьям, помогает в
тяжелые минуты жизни). И так далее. Но Аркадий же у Тургенева, похоже,
вовсе не склонен видеть в воспоминаниях о няне некую моральную опору,
вспомнив о доброй старушке при виде сшитого ею одеяла, “пожелал ей царствия
небесного” и крепко заснул, чтобы, проснувшись, более не возвращаться к ней
мыслями.
Зачем же тогда Тургенев вводит в свое произведение упоминание о няне?
Посмотрим, в каком контексте упоминается смерть няни в романе
Тургенева. У отца с сыном зашел разговор о любви к родным местам. Аркадий,
восхищающийся пейзажем, вдруг “бросил косвенный взгляд назад” (по
направлению к тарантасу Базарова) и умолк.
Через несколько минут уже не безмолвное, а весьма бесцеремонное
вмешательство Базарова прерывает декламирование Николаем Петровичем стихов
из “Евгения Онегина”. Стихи эти, правда, не о няне, не о родном доме и не
об “отеческих гробах”, а о любви, но смысл эпизода не только в содержании
прерванной цитаты, а именно в решительном приговоре Базарова устаревшим, с
его точки зрения, сентиментальности, “романтизму” и питающим этот романтизм
“старинным былям”, которые Татьяне Лариной или Андрею Болконскому могли
даже объяснить современность.
Упоминание о няне, которая должна, по замыслу автора, ассоциироваться
с народной культурой, поверьями, преданиями и, конечно, такой
первостепенной для русского сознания фигурой, как Пушкин, — один из первых
намеков на вечный, вневременный, или, как писал Н. Страхов, “всегдашний”
аспект романа, посвященного, казалось бы, самым животрепещущим проблемам
современности[9].
Не есть ли эти новые проблемы и новые люди на самом деле новые
воплощения старого мифа? И если для этих новых людей старинные предания
мертвы, погибли вместе с няней, то... Тем хуже для новых людей.
“Отцы и дети” открываются точной датой (20 мая 1859 года). Первым же
персонажем, о котором говорится как о человеке “новейшего,
усовершенствованного поколения”, оказывается лакей Петр. Он копирует
привычки хозяев, как и, например, Яша в “Вишневом саде”. Петр даже носит
“бирюзовую сережку” в качестве “охранительного талисмана”. Вера в талисманы
комически не согласуется с “усовершенствованностью” Петра, но в этом он
подражает Павлу Петровичу, в чьей жизни, возможно, талисманы играют
значительную роль. Более того, материалист, нигилист и атеист, Базаров в
конце концов тоже окажется подвластен приметам, талисманам, “преданьям
простонародной старины” и вообще глубокой мистичности всего сущего, которую
он так яростно отрицал в начале романа.
В сущности “Отцы и дети”, роман о нигилисте, можно было бы назвать
романом о талисмане. Чрезвычайно важную роль в поэтике тургеневского романа
играют предметно-символические детали, а среди этих деталей особо
выделяются два типа: символ-талисман и зоологические или растительные
параллели, связанные персонажами. Причем детали того и другого типа могут
пониматься и как средства социально-психологической характеристики
персонажей, даже приметы времени (если читать “Отцы и дети” как роман о
современности), и как указание на тайные силы, управляющие миром (если
рассматривать роман как произведение о причинах вечного повторения древних
сюжетов в жизни ушедших, современных и будущих поколений).
Что означает “одинокий опал” Павла Петровича? Утонченность и
продуманность туалета, несколько смешную в деревне и противопоставленную
демократическим вкусам Базарова, или нечто большее? А может быть, это
талисман Павла Петровича? Опал был излюбленным украшением римских
патрициев, а в средние века существовало поверье, что этот камень делал
людей меланхоликами. “Камень одиночества, символ разрушенных иллюзий и
обманутых надежд”[10], а также замкнутости и аристократизма весьма подходит
Павлу Петровичу. Но возникает вопрос: сознательно ли Павел Петрович
избирает камень с подобными свойствами. Некоторый свет на это проливает
история перстня-талисмана со сфинксом.
У талисмана этого был прототип. “От графини Воронцовой, вызвавшей к
жизни несколько прекраснейших страниц русской поэзии, Пушкин получил в дар
заветный перстень с восточными письменами. Когда Пушкин был убит, Жуковский
снял этот перстень с остывшей руки волшебника, и в свой час он достался
Тургеневу, и в свой час от лучшего чарователя русской художественной прозы
этот перстень достался Полине Виардо, любимой женщине. От женщины — к поэту
и от поэта — к женщине, круг завершился. Восточные письмена талисмана
осуществили свою ворожбу не напрасно”. Так писал Константин Бальмонт в
замечательном эссе о Тургеневе “Рыцарь Девушки-Женщины”[11].
Свободен ли от мифов и талисманов “отрицатель” Базаров?. Чем
решительнее отрицание, чем менее обнаруживает оно колебаний и сомнений, тем
лучше, тем могущественнее авторитет, тем возвышеннее идол, тем
непоколебимее вера. Не только идол, но и талисман есть у Базарова. Это, по
замечанию Каткова, книжка Бюхнера, играющая роль какого-то талисмана. Ту же
мысль высказывают и современные исследователи: “Нетрудно заметить, что
книга Бюхнера имеет для Базарова особенное значение. Герой часто носит ее с
собой и, при случае, пусть несколько пренебрежительно, но рекомендует
читать окружающим, словно новоявленный проповедник. Действительно, уже
вскоре после своего появления сочинение Бюхнера воспринималось
современниками, вследствие необыкновенной популярности, в качестве своего
рода “библии материализма”. И несмотря на то, что все в романе, включая
самого автора, подчеркивают, будто Базаров ни во что не верит, нельзя не
заметить, что именно в свою “библию” силы и материи он как раз верит,
причем верит неутомимо и даже идеально, почти по-шиллеровски”. Интересно,
что Базаров недоволен почти молитвенным отношением Николая Петровича к
Пушкину и неизменно прерывает неоднократные попытки Кирсанова обратиться к
авторитету великого поэта. Однако неудача Базарова в попытке заменить томик
Пушкина в руках Николая Петровича сочинением Бюхнера приобретает
символический смысл. Пушкинская поэзия освещает весь роман — от цитируемых
Николаем Петровичем стихов из “Евгения Онегина” (3-я глава) до перифраза в
последней главе строк из стихотворения “Брожу ли я вдоль улиц шумных...»
(«...о том великом спокойствии “равнодушной” природы...»). Получается, что
никакая наука не заменит веру и искусство, никакая польза не заменит любовь
и поэзию. Вспомним, что позже, в эпизоде разговора Базарова с Фенечкой
“ученая книга, мудреная” со статьей “о креозоте” “скользнула со скамейки на
землю” как раз в тот момент, когда Базаров увлеченно говорил комплименты
Фенечке... Наконец, в последних словах умирающего Базарова не поминается
никакая наука. Слова “Дуньте на умирающую лампаду” звучат романтично, а
фраза “Теперь... темнота...” не случайно перекликается с гамлетовской “The
rest is silence” (“Дальше – т
| |  скачать работу |
Роман Ивана Сергеевича Тургенева Отцы и дети в аспекте современного изучения классики |
