Главная    Почта    Новости    Каталог    Одноклассники    Погода    Работа    Игры     Рефераты     Карты
  
по Казнету new!
по каталогу
в рефератах

Роман Пути небесные как итог духовных исканий Ивана Сергеевича Шмелева

еке  из  ресторана»  как  об
«общественной сатире».
      Среди не принявших шмелевскую повесть был и Ал. Ожигов, расценивший ее
как не очень удачную «имитацию Горького». Не очень удачную потому,  что  она
изрядно  подпорчена  «демократическим  гневом  лубочного  рисунка».   Однако
прямые сопоставления с горьковским  творчеством  не  выглядели  убедительно.
Скороходов, конечно  же,  не  Кожемякин,  в  чем  пытался  уверить  читателя
Ожигов,  ему  не  присущны  ни  «мертвенное  многословие»,   ни   угнетающая
окружающих рассудительность.
      Критики пытались выявить творческую индивидуальность Шмелева.  Но  все
же в большинстве  своем  склонялись  к  тому,  что  он  принадлежит  к  типу
писателей-бытовиков. Так, Колтоновская хвалит художника главным  образом  за
умение «рельефно и живо» передавать «яркий  колорит  быта».  Но  были  среди
критиков и такие, кто настаивал на том, что даже повествуя, казалось бы,  об
обыденном  и  незначительном,  писатель  говорит  о  вечном.  В  Скороходове
увидели «почти национальный» тип. Символическая  трактовка  была  дана  даже
месту действия – ресторану, который был воспринят  как  «сама  Россия».  Эти
критики подчеркивали, что после прочтения жизнеподобных  рассказов  писателя
возникает,  словно  бы  при  соприкосновении  с   лирикой,   «сочувственное,
возвышенное, творческое волнение», душа  соприкасается  с  безбрежным  миром
жизни, страстей, природы,  за  бытовой  повседневностью,  раскрывается,  как
писала  Колтоновская,   бесконечность.   Она   пишет   о   Шмелеве   как   о
внерассудочном,  стихийном,  почвенном   художнике,   воплощающем   в   себе
иррациональное  чувство  жизни.   Поэтому   для   нее   столь   естественной
оказывается параллель Шмелев – Вересаев, чью повесть «К жизни»  она  считала
наиболее   ярким   образцом   интуитивно-творческого    постижения    бытия.
Центральным  вопросом  при  обсуждении   особенностей   творчества   Шмелева
становилось направление, в  котором  развивалось  и  будет  развиваться  его
дарование. «Рисовать жизнь он умеет … чудесно, образно,  ярко,  выпукло»,  -
писал И. Василевский и добавлял,  что  поскольку  исключительна,  необычайна
живопись  картин  этого  художника,  он  свободно  обходится   без   фабулы,
сюжетного движения.
      Постепенно размышления о творчестве Шмелева  переросли  в  разговор  о
путях развития  русской  литературы.  Что  она  предпочтет?  Какой  ориентир
выберет? Путь изобразительность, игры со словом,  живописания  деталей?  Или
будет углублять проблемно-социальный  аспект  произведений?  Шмелев  в  этом
плане давал повод для далеко идущих размышлений. Часть критиков  утверждала:
писатель не захочет, да и не сможет оставаться только беллетристом.  В  этом
смысле особенно много пищи для разговоров дала «Пугливая тишина»,  поскольку
не   каждый,   как   А.   Бурнакин,   смог   обнаружить   в   ней    сгусток
безнравственности, а также восхитившая З. Гиппиус «Поденка»,  с  которой  по
мнению этого критики, наметилось «чудное превращение» Шмелева  из  скромного
беллетриста в «писателя – описателя», дающего «образцы модерна».  А.  Редько
разглядел за претенциозностью «Пугливой  тишины»  гуманитарное  переживание.
Тайное тайных этого рассказа, считал критик, - стремление не  дидактическими
средствами,  не  нравоучительными  сентенциями,   а   чисто   художественным
способом вызвать в читателе «отвращение» к «пробуждению  звериного  элемента
в людях».
      Таким  образом,  можно  говорить  о  пристальном  внимании  критики  к
произведениям Шмелева в дореволюционный период. Но  как  бы  ни  были  порой
резки и суровы высказывания  рецензентов,  критическая  мысль  того  времени
сходилась в одном весьма определенном:  Шмелев  –  писатель  своеобразный  и
талантливый.

                  И.С. Шмелев в критике русского зарубежья.

                                Ты Русский – именем и кровью,
                                Ты Русский – смехом и тоской,
                                Хозяин словом и присловью,

                                Но мы здесь – песней за рекой

                                К далеким зыблем звук тугой,
                                Но слышит Кто-то нас Другой,
                                В свой час Он кликнет к нам с любовью:
                                «Пора. Пришел возврат домой,
                                В наш верный край, в дом Отчий мой».
      В  последнее  десятилетие  русские   читатели   получили   возможность
познакомиться с некоторыми зарубежными критическими  работами,  посвященными
творчеству И.С. Шмелева. Их авторы –  русские  эмигранты:  Г.  Адамович,  Г.
Струве, И. Ильин, А.В. Карташов, К. Бальмонт.
      В годы эмиграции Шмелев  опубликовал  довольно  много  произведений  и
русская эмигрантская критика  откликалась  на  них  рецензиями  и  статьями.
Характерна позиция философа И. Ильина, друга Ивана Сергеевича.  Вот  как  он
пишет: «Россия творится ныне более всего в кельях. В их сосредоточенности  и
ясновидении,  в  их  молчании,  в  их  скорбных  молитвах…  Вот  перед  нами
творческая келья Ивана Сергеевича Шмелева, где он сам,  страдая  и  терзаясь
вместе с Россией и о России, созерцает ее муку как явление  мировой  скорби»
(29,6,110-111). Касаясь вопросов творческого метода и  вдохновения  писателя
Ильин пишет: «Грянет гром, налетит и осенит вдохновение – тогда все горит  и
цветет, тогда в нем стоны, вздохи и вопли, и молитва,  и  ликование.  …  это
означает, что Шмелев творит в некоторой художественной  одержимости.  Именно
поэтому тот, кто прочитал  одно  из  завершенных  произведений,  никогда  не
сможет забыть его».
      Не оставили равнодушным исследователя и самые вершинные произведения –
«Лето Господне», «Богомолье»: «И чуется мне, что эту книгу написала  о  себе
сама Россия пером Шмелева; выговорила о себе глубинную  правду  …  утвердила
себя навек…» («О Лете Господнем»). Ильин  воспринимал  «Лето  Господне»  как
подлинно  новаторское  произведение.  В  нем,  по  его  мнению,  впервые   в
художественной литературе произошла встреча «мироосвящающего  православия  с
разверстой и отзывчиво-нежной детской душой», но  встреча  состоялась  не  в
догмате, не в таинстве, не в богослужении,  а  в  быту,  «ибо  быт  насквозь
пронизан токами православного созерцания». Ильин  считает:  цель  Шмелева  –
показать, как быт взрослого народа превращается в эпическую поэму  о  России
и об  основах  ее  духовного  бытия.  «Так  Шмелев  показывает  нам  русскую
православную душу в момент ее  пробуждения  к  Богу,  в  период  ее  первого
младенческого  восприятия  Божества»  (  29  )  –  Шмелев  показал  в   этом
произведении «православную Русь из сердечной глубины верующего ребенка»
      И ныне на наших глазах после  всего  испытанного  и  поведанного  Иван
Сергеевич Шмелев дал новый ответ, по-новому. И ответ в этот  раз  –  древен,
как сама Русь Православная, и юн, как детская  душа  или  как  раннее  Божие
утро. И в этой древности – историческая правда его ответа, а в  этой  юности
– несравненная религиозная и лирическая прелесть поэмы (о «Богомолье»).
      Критика русского зарубежья дала  анализ  таких  произведений  писателя
таких  произведений  писателя,  как  «Солнце  мертвых»,   «Лето   Господне»,
«Богомолье», «Пути небесные».  В  работах  критиков  русского  зарубежья  на
первый   план   выходили   вопросы   творческой   индивидуальности,   стиля,
художественного  метода,  жанровой   системы   писателя.   Особое   внимание
исследователи уделяли языку писателя. Вот  как  писал  в  1933  г.  в  своей
работе, посвященной 60-летию И.С. Шмелева  А.И.  Куприн:  «Шмелев  теперь  –
последний и единственный из русских писателей, у которого еще можно  учиться
богатству о мощи и свободе русского языка». Будучи сам  прекрасным  мастером
русского стиха, Бальмонт особенно ценил великолепный русский  язык  Шмелева.
Поздравляя писателя с юбилеем, он писал о «славном служении Русскому  Слову,
России и тому глубинному Русскому языку, желаннее которого нет для  меня  на
земле ни одного языка». Оценивая «Нашу Масленицу» Шмелева,  Бальмонт  писал:
«Когда я читал его вслух, мы и плясали, и смеялись, и восклицали, и  плакали
– да, и плакали. Это – чудесно. Это – родное. Хочу сказать о Вашем языке.  Я
хмелею, читая «Масленицу».
      Адамович   так   оценивает    языковую    насыщенность:    «…словесный
изобразительный напор силен у этого художника, но  как  сложен  и  причудлив
его рисунок. Страница Шмелева  необычайно  насыщена,  порой  даже  чересчур,
будто изнемогая под тяжестью  стилистических  завитушек»,  ни  одной  пустой
строки, и <…> читатель, слишком уж обильно угощаемый, иногда  жаждет  отдыха
– ну хотя бы на полстранички побледнее, посуше, попроще!»
      О языке много писал Ильин: «Язык Шмелева приковывает к себе читателя с
первых же фраз. Он проходит перед ним в чинной процессии и не бежит,  как  у
иных многотомных романистов, бесконечным приводным ремнем».  «При  всем  том
этот язык прост. Всегда  народен.  Часто  простонароден».  Ильин  предлагает
заполнить эти слова энергией читательской души, вчувствоваться  в  изложение
рассказчика, отдать повествованию воображение, раскрыть сердце. «…Не  Шмелев
играет слов
12345След.
скачать работу

Роман Пути небесные как итог духовных исканий Ивана Сергеевича Шмелева

 

Отправка СМС бесплатно

На правах рекламы


ZERO.kz
 
Модератор сайта RESURS.KZ