Роман Пути небесные как итог духовных исканий Ивана Сергеевича Шмелева
повести «Рваный барин» (1913)
один из ее героев так объясняет необходимость искусства для народа: «…
будут смотреть и проникаться, могут получить утешение скорбей» (1). Эта
мысль постоянно встречается у Шмелева. Ради «утешения скорбей» простого
человека, как он сам много раз говорил, он и создавал свои произведения.
Позднее, в набросках статьи «Об искусстве» (1921) Шмелев пишет: «Искусство
– это прежде всего отдача, это богатство души, которое отдается другим,
всем». Нужно заметить, что Шмелев был всегда далек от взгляда на искусство
как на «вечевой колокол», зовущий народ на борьбу с угнетателями. Искусство
для него именно тихое слово утешения, рождаемое состраданием к скорбям и
боли родной земли.
Таким образом, мы видим, Шмелев преодолевал многие начальные свои
заблуждения, но его искания как будто не были основаны непосредственно на
православных началах. Шаги он делал в верном направлении, но пока пребывал
в сфере «общечеловеческих» ценностей. Его можно с равным успехом назвать и
христианином, и толстовцем, и приверженцем общедемократических понятий. Но
не нужно забывать одного: Шмелеву уже была дана в детские годы истина
православная. Она была вложена в него, именно она заставила его возвысить
совесть над всеми прочими ценностями бытия, искать Истину под оболочкой
видимого зла.
Промыслительная воля провела писателя через тягчайшие испытания,
очистила его душу от всего, что затемняло для него самое возможности
православного осмысления «творящейся жизни». После трагических событий 1917
г. Шмелев проехал через всю Россию, сопровождая «поезд свободы», в котором
из сибирской дали возвращались ссыльные и каторжные делатели революции –
продолжать свое черное дело. Он увидев их вблизи и – ужаснулся. Он
ужаснулся творящемуся в России. И понял, что начинается. Шмелев рассказал о
том жестко и жестоко в очерке «Убийство» (1924), уже пребывая в эмиграции –
«сорвавшаяся с винтов жизнь, заманчива без колеи». Он увидел то страшное,
что несет с собой демократия, опускающая собственные и без того примитивные
лозунги на уровень обыденного сознания: вседозволенность. «Революция есть
антихристианство», - провидчески предупреждал еще Тютчев. И вот она
подтверждала то пророчество. «…эта гнусь-мразь, прикрывавшаяся высокими
лозунгами «человекобратства», разжигала, мутила и ослепляла массы…». Шмелев
писал свои обличения густо и сильно. Шмелев заплатил сполна за право
говорить истину. Он прошел через бедствия гражданской войны в Крыму, через
бессильное созерцание преступлений красного террора, с котором ему выпало
потерять единственного сына. Тогда он был близок к отчаянию, к
умоисступлению. Он был близок к тому, чтобы поддаться искушению –
подчиниться безверию. Но выстоял, преодолел соблазн. О том – эпопея «Солнце
мертвых» (1923). В ней Шмелев являет себя впервые как мыслитель, слишком
прозревающий смысл творящейся жизни. И творящейся смерти. Прежде всего, он
ясно утверждает: то была борьба против русского начала в жизни.
Уничтожались прежде всего те, кто защищал Россию, русскую землю, русскую
веру. Заодно с ними, как бы и случайно, безвинно гибли обычные мирные
жители, виноватые только тем, что – русские. «И вот – убивали, ночью. Днем
… спали. Они спали, а другие, в подвалах, ждали… Целые армии в подвалах
ждали. Юных, зрелых и старых, - с горячей кровью. Недавно бились они
открыто. Родину защищали. Родину и Европу защищали на полях прусских и
австрийских. Их засадили крепко, морили, чтобы отнять силы. Из подвалов их
брали и убивали». Шмелев позднее о том же писал: убивали тех, кто нес в
себе нравственное русское начало – чтобы тем вернее развращать и порабощать
остальных, утративших опору в подлинном, что было в их жизни. Писатель
главное обвинение обращает к вождям: «Жестокие из властителей, когда-либо
на земле бывших, посягнули на величайшее: душу убили великого народа».
Сытым и слепым, бросает Шмелев обвинение жестокосердным и тепло хладным
европейцам, много виноватым в этом беспощадном абсурде истории, он обличает
их словоблудие, за которым укрывают они непосильное их тупому воображению
страдание неведомых и малоинтересных им людей». «Но теперь нет души и нет
ничего святого. Содраны с душ человеческих покровы. Сорваны – пропиты
кресты нательные. На клочки изорваны родимые глаза – лица, последние улыбки
– благословения, нашаренные у сердца…» Говорю: есть у вас совесть?! «А что
такое совесть? – говорит, - У нас простой коммерческий расчет! Это гораздо
больше, чем ваша совесть». Герой Шмелева мечется с вопросом: «Покинул Бог
человека? Или человек не может разглядеть Его во мгле торжествующего зла?
Вот он признается: «Бога у меня нет: синее небо пусто». Незначительное
событие, подарок старого татарина – когда все человеческое, кажется, отошло
в небытие, переворачивает душу. «Горят в печурке сучья из Глубокой балки –
куски солнца. Смотрит в огонь старый Абайдулин, и я смотрю. Смотрим, двое –
одно, на солнце. И с нами Бог. …не уходи от нас, Господи, останься. В дожде
и в ночи пришел Ты с татарином, по грязи… Пребудь с нами до солнца! Вот где
сказалось то детское – знание, что: везде Христос. «Аще бо и пойду посреде
сени смерныя, не убоюся зла, яко Ты со мною еси, жезл Твой и палица Твоя,
та мя утешиста». Вот поворотный момент в бытии Шмелева. Во всем его
творчестве. Завершилась пора сомнений, и соблазнов, и заблуждений. Теперь
он начнет свое движение ввысь. Только к небу, к путям Господним. К Нему.
Эпопея – рассказ о переходе от страдания в мире к страданию о мире и о его
страданиях. И недаром ставятся Ильиным рядом имена Достоевского и Шмелева:
оба познали смысл не просто страдания, но сострадания. В эмиграции Шмелев
продолжил художественное осмысление происшедшего и происходящего. Крым его
все никак не отпускал – и многие рассказы связаны именно с крымскими
воспоминаниями – «Два Ивана» (1924), «Каменный век» (1924), «Свет Разума»
(1926), «Чертов балаган» (1926), «Крест» (1936), «Виноград» (1936),
«Однажды ночью» (1936) и многие другие, составившие цикл «Крымские
рассказы». Впоследствии появляется рассказ «Куликово поле» (1939-1947).
Преподобный Сергий переносит на Куликовом поле обретенный чудесным образом
Крест за сотни верст, в Сергиев Посад – в одно мгновение, и тем укрепляет
пребывающих в испытании веры людей. Об этом событии таинственно и
промыслительно дается узнать персонажу – рассказчику, который проникается
новым для него чувством. «Я тогда испытал впервые, что такое, когда ликует
сердце, знаю определенно только одно чувство освобождения. Все томившее
пропало, во мне засияла радостность, светло-светлую свободу – именно,
ликование, упование: ну, ничего не страшно, все ясно, все чудесно, все
предусмотрено, все – ведется… все – так надо. И со всем этим – страстная,
радостная воля к жизни – полное обновление». В этих словах – внутреннее
ощущение самого Шмелева – ощущение того, что есть Промысл и как он
воздействует на душу человека: ничего не страшно, потому что везде Христос.
Вот на укрепление какого чувства направлено действие Промысла.
В 1930 – 1931 гг. Шмелев написал «Богомолье» - повествование о
паломничестве к Троице-Сергию, ребенком, с тем же Горкиным, с отцом. В этой
книге писатель рисует живое соприкосновение с миром святости. Он
показывает, каким реально было старческое служение подвижника, старца
Варнавы Гефсиманского, описывает его труды. В «Богомолье» развернута
картина паломничества в монастырь, к «преподобному» (Сергию) и «батюшке»
(Варнаве), множества различных людей из разных слоев. Здесь предстает как
6ы вся верующая Россия: кто-то идет за исцелением физических недугов, кто-
то — за указанием жизненного пути, и общая цель паломников — излечить,
укрепить душу, «пообчиститься, совлечься грязи», или, как говорит Горкин,
«подышать святостью». Вся книга — также отражение чисто |детского
восприятия мира; в памяти мальчика остаются веселый перезвон колоколов,
вкусный квасок, роспись «с медведем». Смысл монашеской жизни еще не
доступен для понимания ребенка, но сердцем он чувствует реальное
присутствие благодати: во время паломничества, пребывания в обители он
испытывает ощущение праздника, небесной радости. Кульминация книги — и
главная цель поездки — благословение у старца Варнавы, воссозданное
Шмелевым с признательной любовью. Он показал, каким было старческое
служение подвижника, описал его труды и деятельную любовь, изливавшуюся на
всех, кто приходил к нему за советом и утешением. В памяти писателя
запечатлелись свет и ласка, исходившие от «батюшки - утешителя», сердечное
умиление, как бы расплавление своей гордыни и самости и внезапное
исчезновение всех душевных страхов и сомнений, о чем свидетель
| |  скачать работу |
Роман Пути небесные как итог духовных исканий Ивана Сергеевича Шмелева |
