Российское чиновничество в произведениях А.П. Чехова
ссказ Чехов, и
заглавие это точно определяет главную черту героя: Пришибеев – добровольный
доносчик, шпион не по обязанности, а, так сказать, «по любви» (раб по
убеждению).
После того как цензура запретила печатать рассказ, написанный для
юмористического журнала «Осколки», его удалось поместить в «Петербургской
газете» под заглавием «Кляузник», но в этом названии выпадал момент
добровольности (сверхштатности) кляузничества. В конце концов Чехов
остановился на том заглавии, которое удачнее всего, так как предает главную
характеристику героя, и это явление стало именем нарицательным –
пришибеевщина. Цель этого унтер- офицера – пришибить на корню всякое
«отступление от закона и порядка», каким бы он ни был. Сама жизнь в его
представлении – нечто подозрительное, не вполне соответствующее своду
закона, требующее неукоснительного надзора, неусыпной слежки. Пришибеев –
не просто грубиян и невежда, унтер в нем полностью заслонил человека,
осталась просто ходячая «функция». По сути, это яркий добровольный
исполнитель карательной функции власти.
Он, конечно, понимает, что для наведения порядка существуют
государственные служащие, но поскольку теперь его доносы никому не нужны, -
страдает его общественная натура, и оставить безнаказанным беспорядок он
никак не может. Отставной унтер уверен, что охраняет интересы общества, и
это питает его активную жизненную позицию: «Ежели я не стану их разгонять,
то кто же станет?» И все же в основе его действий отнюдь не общественная
необходимость, пусть и призрачная, а укорененный в психике инстинкт
«наведения порядка».
Но у Чехова нет чистой сатиры, она у него сверкает юмористическими
блестками. Пришибеев не только страшен, но и смешон: к концу рассказа
«грозное» начало в образе унтера Пришибеева побеждается смешным. Ясно, что
перед читателем не характер, не личность, а какой-то психологический
курьез. Человеческие пороки молодой Чехов убивал смехом.
Однако «злые семена» пришибеевщины прорастают и поныне, ведь они
коренятся в собственной натуре потенциальных носителей этого зла – в людях,
утративших человеческую самоценность.
. В продолжение затронутой темы познакомимся с рассказом зрелого
уже
Чехова из своеобразной трилогии «О любви» (1898 г.)
Это один из самых потрясающих чеховских шедевров – рассказ «Человек в
футляре».
Его герой совсем иной «страж порядка». Приглядимся к нему
внимательней.
В отличие от крикливого унтера – активиста Пришибеева герой рассказа
– тихий учитель гимназии Беликов, казалось бы, существо сугубо частное,
стремящееся как можно тщательнее отгородиться от внешнего мира, «уйти в
свою скорлупу». Маниакальный страх перед жизнью, не запрещенной
окончательно, но и не разрешенной вполне, безраздельно владел душою
Беликова, Человека в футляре – нелепого, ничтожного существа,
умудрившегося, однако, запугать целый город: «Мы, учителя, боялись его. И
даже директор боялся. Вот подите же, наши учителя народ все мыслящий,
глубоко порядочный, воспитанный на Тургеневе и Щедрине, однако же этот
человек… держал в руках всю гимназию целых 15 лет! Да что гимназию? Весь
город!»
Энергично защищаясь от реальной жизни, Беликов более всего боялся
живой мысли, зато по душе ему были всякие официальные циркуляры, милее
всего – запреты.
Беликов – чиновник по призванию, он свел свою жизнь к следованию
инструкциям и правилам: дух казенщины и формализма царил в гимназии, где он
работал.
Один из учителей гимназии - Коваленко – понимает, что окружение
Беликова добровольно приняло порядок, им диктуемый, и приспособилось к
нему, согласившись жить в условиях лжи и унижения, не решаясь протестовать,
поэтому и приходится самим лгать и совершать пакости из-за куска хлеба,
теплого угла, повышения по службе и прочих житейских мелочей («Разве вы
педагоги? Учителя? Вы чинодралы, у вас не храм науки, а управа
благочиния…»)
В образе Беликова Чехов развенчивает тему тиранической власти: там,
где властвует страх, владычествует ничтожество. И писатель хотел, чтобы
люди поняли эту мрачную логику, эту диалектику страха. Тиран велик в глазах
раба, а в глазах свободного человека он - ничтожество.
В чеховском рассказе добровольный служитель режима Беликов,
терроризировавший всех, умирает. Его жертвы вздыхают с облегчением: теперь
они свободны. Но вскоре убеждаются в том, что после смерти Беликова в их
жизни ничто не изменилось. Осталась сама система жизни, которую Беликов
лишь олицетворял, - осталась беликовщина, являющаяся продуктом общих усилий
как господ, так и рабов. Последних – в особенности.
Как художественный образ «человек в футляре» отразил две зависимости
между человеком и средой. С одной стороны, произошла уродливая
трансформация личности под влиянием устройства социума. (Отсюда страх
Беликова перед средой?) С другой стороны, как следствие этого перерождения,
личность сама начинает давить на окружающих (т.е. личность и среда влияют
друг на друга и одна от другой зависят).
Под малопривлекательной «оболочкой» Беликова скрывается поистине
«злое семя», ядовитое дыхание которого отравляет общественную атмосферу и
парализует человеческую волю. Попробуем увидеть его средства давления:
любовь к запретам, следование любым циркулярам, принцип «как бы чего не
вышло», осторожность, мнительность, «футлярные соображения», вздохи, нытье,
просто угрюмое молчаливое присутствие… Согласимся, мало общего с унтером
Пришибеевым. Но показательны по совпадению результаты. Чеховские унтер
Пришибеев и учитель Беликов добровольно служили режиму рабства, не получая
за это никакого вознаграждения и даже страдая из-за этого. Но если от
явления Пришибеева нам жутковато-смешно, то от Беликова жутковато-страшно,
поскольку именно этот образ напоминает нам о том, насколько сильно
репрессивное начало в нашем менталитете.
И пусть Пришибеев осужден и посажен под арест, а Беликов умер и
торжественно похоронен, автор устами рассказчика настойчиво повторяет:
«Сколько их еще будет!»
Чехов, судя по всему, и не предполагал, насколько действительность
превзойдет его предсказания. В плодородной почве большевистской революции
«злые семена» ожили и, лелеемые новой властью, дали такую мощную поросль…
Так, Михаил Булгаков в «Собачьем сердце» виртуозно обнажает репрессивный
инстинкт в человеческой натуре: плод эксперимента, Шариков из потенциальной
угрозы становится реальной варварской силой, успешно освоив навыки
революционной демагогии и искусства доносительства. Злобное и подлое
существо, заняв определенное место в иерархии социалистических отношений,
т.е. завоевав власть над другими, становится карательным орудием власти.
Основная идея рассказа в том, что отсутствие свободы и закрепощение
человека неизбежно как следствие самого существующего социального строя, но
это зло не навязано людям какими-то силами извне. Оно есть их собственное
порождение.
2.2.4. Т р а г и з м м е л о ч е й ж и з н и
Именно интерес к чиновничье – бюрократическому аспекту жизни общества
позволил Чехову открыть для литературы область явлений, которые казались
малозначительными житейскими пустяками и мелочами, но под пристальным
взглядом Чехова обнаружили свою решающую роль в создании определенного
строя и образа жизни.
Предметом интереса и художественного осмысления Чехова становится
новый пласт жизни, неведомый русской литературе. Он открывает читателю
жизнь обыденную, каждодневную, знакомую всем череду рутинных бытовых дел и
соображений, проходящую мимо сознания большинства.
Обычная, повседневная жизнь для Чехова не нечто второстепенное по
сравнению с какой-то другой человеческой жизнью, но главная сфера бытия его
современников.
Повседневность в его рассказах не фон духовных исканий его героев, а
сам образ жизни, проникающий в склад жизни – посредник в отношениях
человека с миром.
Он писал частную жизнь - именно это стало художественным открытием
Чехова. Под его пером литература стала зеркалом минуты, имеющей значение
лишь в жизни и судьбе одного конкретного человека.
Раздумья над чеховскими рассказами привели исследователей к выводу,
что обыденное, «весь этот привычно текущий обиход», совсем не обязательно
источник драматизма. Тот особый, открытый Чеховым жизненный драматизм, для
выражения которого ему понадобились и новые художественные формы,
сфокусирован в человеке, в состоянии его сознания.
Чеховский интерес к самому обычному человеку совсем особого рода, он
несводим к обличению пошлости. Подход Чехова сложнее: что же и каким себя
обыденный человек вносит в повседневное течение жизни, а посредством
повседневности – и во все формы человеческих отношений.
В обыденной жизни обычного частного человека писатель видит далеко не
частный смысл: человек у Чехова испытывается отношением к собственному и
общему бытию, сам участвует в «сложении жизни».
Чеховские частные
| |  скачать работу |
Российское чиновничество в произведениях А.П. Чехова |
