Социальные ограничения: содержание, структура, функции
их ограниченность, и любой
единичный материальный предмет ограничен своей формой. У Аристотеля форма,
ограничивая материю, превращает её из потенциальной в актуальную. Будучи
абстрактным понятием, ограниченность имеет и своё конкретное выражение –
например, государственную границу. Это понятие является видовым понятием
(частным случаем) категории необходимость, которая может проявляться наряду
с ограничением как зависимость, принуждение, предопределённость и т.п.
Конечно, понятия зависимость, принуждение, предопределённость имеют
смысловую связь с понятием ограничение и могут определяться через него,
например зависимость – это ограничение независимости; однако их смысловые
оттенки и контекстуальная конкретизация различны и заданы в конечном итоге
самим языком, а также нуждами и пониманием говорящего на этом языке.
Давать определение категории «необходимость» не входит в нашу задачу.
Следует отметить, однако, что определения этой категории были различными в
зависимости от общих философско-мировоззренческих позиций определяющих.
Например, в Философском энциклопедическом словаре необходимость
определяется как «отражение преимущественно внутренних, устойчивых,
повторяющихся, всеобщих отношений действительности, основных направлений её
развития…»(415, с.409). Н.А. Бердяев выражал в этом вопросе иное мнение:
«Материальная зависимость есть порождение нашей свободной воли.
Необходимость есть лишь известное, дурно направленное соотношение живых и
свободных субстанций разных градаций»(45, с.63). И. Кант считал
необходимость априорной формой рассудка, фатально этим ограниченного.
Автор не будет пытаться давать здесь своего определения общей
категории «необходимость», чтобы не попасть в «рабство у логических
императивов, более утончённое, чем рабство у бездушной материи… против
которого некуда и некому апеллировать»(233, с.50), предоставив возможному
читателю свободу осуществлять её интерпретацию в зависимости от его
философских позиций. Однако хотелось бы заметить, что с точки зрения
методологии системного всеединства или принципа дополнительности все
известные определения этой категории содержат в себе долю истины, но и долю
неполноты, делающей полное определение открытым. При этом автор далёк от
оруэлловской «диалектики» в понимании необходимости как осознанной свободы
(по типу «война – это мир», «свобода – это рабство»), к которой склонялись
Фихте (утверждавший, что «свобода есть нечто, что должно преодолеть» (Цит.
по 233, с.168)), Гегель, Шеллинг и марксизм, когда «свобода должна быть
необходимостью, необходимость – свободой. Но необходимость в
противоположность свободе есть не что иное как бессознательное» (456-Т.1,
с.457). В решении этой проблемы автору ближе подход обозначенный Б.П.
Вышеславцевым. «Что же такое… настоящая философская антиномия (например,
свободы и необходимости)? Она есть логическое противоречие, за которым
скрывается реальная гармоническая система противоположностей. Антиномии
решаются… так, что тезис и антитезис, несмотря на кажущуюся
несовместимость, оба остаются верными, но в разных смыслах. Они помогают
открыть реальную систему бытия, как гармонию разных и противоположных
смыслов и значений, ибо конкретная реальность не однозначна, но
многосмысленна и многозначительна. Так, например, антиномия «человек
смертен и человек бессмертен» решается тем, что оба суждения верны в
различных смыслах, ибо человек есть гармоническое единство временных и
вечных элементов, не пожирающих, но «питающих» друг друга. По тому же
самому принципу разрешается и антиномия свободы и необходимости» (88,
с.28). Примером подобного решения противоречий является восточный символ ян-
инь, в котором две силы – белая и чёрная взаимно перетекают одна в другую и
содержат каждая в себе частицу своего антипода, образуя гармоническое
единство.
Тем не менее, на мой взгляд при исследовании необходимости и её
проявлений приоритет следует отдать свободе, так как нельзя исследовать
необходимость исходя из неё самой, ибо это лишит нас свободы исследования и
вообще поставит его под вопрос, ликвидируя, в частности, разделение на
субъект и объект исследования. Поэтому, в данном случае можно
методологически принять тезис Н.А. Бердяева о том, что «перво-жизнь есть
творческий акт, свобода, носительницей перво-жизни является личность,
субъект, дух, а не «природа», не объект»(43, с.277). «Мало того, без
свободы воли не может быть ни бескорыстного искания истины, ни наслаждения
красотой, ибо и то и другое лежит в области не готовых данностей, а
идеальных заданностей»(233, с.195).
Поэтому, окончательную формулу методологического подхода к
необходимости можно выразить так: «Свобода и необходимость суть
противоположности, но не взаимно исключающие друг друга, а такие, из
которых одна есть включающая, а другая – включаемая»(88, с.73). То есть,
свобода включает в себя необходимость (ограничение), будучи шире её.
Понятие «социальные ограничения» является частным случаем понятия
«ограничения», так как общество является частью мироздания и,
следовательно, социальные ограничения – разновидность ограничений
существующих в мироздании и характерных для всякого отдельного предмета,
явления, объекта. В случае если не рассматривать никакие явления как
отдельные, то может показаться, что и границ между ними нет, а значит и
ограничений не существует. Подобное состояние можно назвать диалектическим
антиподом ограничений – безграничностью или неограниченностью. При этом
неограниченность не является синонимом бесконечности, так как граница не
всегда означает предел после которого ничего нет. Ограниченность не
тождественна и конечности.
Исходя из вышесказанного, автор рассматривает ограничения вообще и
социальные в частности, в рамках субъект - объектной парадигмы, так как
именно в ней ограничения и являют себя.
Критика и попытки преодоления субъект - объектной парадигмы хорошо
известны, можно вспомнить в этой связи Шеллинга, Гегеля, Н.А. Бердяева, М.
Хайдеггера. «Гений отличается от всего того, что не выходит за рамки
таланта или умения, своей способностью разрешать противоречие, абсолютное и
ничем иным не преодолимое»(456-Т1, с.482), - писал Шеллинг, полагая, что
снятие субъект объектного разделения доступно лишь гению посредством
искусства. В.Ф. Эрн выразил попытку преодоления этой парадигмы так: «Истина
не есть какое-то соответствие чего-то с чем-то, как думает рационализм,
превращающий при этом и субъект, и объект познания в двух меонов. Истина
онтологична. Познание истины мыслимо только как осознание своего бытия в
Истине. Всякое усвоение истины не теоретично, а практично, не
интеллектуалистично, а волюнтаристично. Степень познания соответствует
степени напряжённости воли, усвояющей Истину. И на вершинах познания
находятся не учёные и философы, а святые. Теория познания рационализма
статична, - отсюда роковые пределы и непереходимые грани. Тот, кто стоит,
всегда ограничен какими-нибудь горизонтами. Теория познания «логизма»
динамична. Отсюда беспредельность познания и отсутствие горизонтов» (Цит.
по 252, с.76-77). Подобный подход намечает пути к снятию социальных
ограничений, однако, он не даёт возможности их полноценно исследовать, ибо
для данного исследования желательно не только объединение и отождествление
исследователя с ними, но и отделение от них. Н.А. Бердяев писал в своей
работе «Философия свободы», что разрыв всех субстанций ведёт к
необходимости, когда всё далёкое и чуждое человек начинает воспринимать как
давящее и необходимое. То есть ограничения в противоположном состоянии
оказываются неуловимыми, превращаются в ничто, и предмет данного
исследования, таким образом, исчезает. Однако в обществе, как замечал
Аристотель, живут обычные люди, а не боги (или святые) и животные, для
которых социальные ограничения несущественны («Чтобы жить в одиночестве,
надо быть животным или богом… Не хватает третьего случая: надо быть и тем и
другим – философом»(306-Т.2, с.561), - добавил к этому Ф. Ницше), поэтому
подходить к исследованию общества с «гносеологией богов» не всегда
продуктивно.
Исходя из этого, в данном исследовании будут рассматриваться как
субъекты, так и объекты социальных ограничений. В качестве субъектов
социальных ограничений будут рассматриваться их индивидуальные или
коллективные творцы и хозяева, то есть те, кто сознательно или
бессознательно создают и накладывают социальные ограничения на других
членов общества, а в качестве объектов социальных ограничений
соответственно будут рассматриваться «жертвы» этих субъектов, существующие
сознательно или бессознательно в границах социальных ограничений. Субъекты
социальных ограничений выступают в качестве ограничителей, а объекты в
качестве ограничиваемых. Конечно, если мыслить диалектически, то понятно,
что субъект и объ
| |  скачать работу |
Социальные ограничения: содержание, структура, функции |
