Сюжетно-повествовательная проза эпохи Хэйан
ают испытания вымышленные
ценности, которые женихи пытаются выдать за подлинные.
Сотирически рисуя представителей знати, автор повести
противопоставляет их народу в этическом плане. Так народное
мировоззрение определяет образный строй повести, ее
художественную основу. И хотя очевидно, что автор принадлежит к
придворному кругу, общая демократическая направленность повести
позволяет отнести ее к демократическому, «низовому» слою
хэйанской культуры. Автор «Отикубо-моногатари» Минамото-но Ситагау,
в отличие от автора «Такэтори-моногатари», разработал сказочный
сюжет в духе бытовой семейной повести, лишил фантастики и
сохранил лишь основной идейный смысл: торжество нравственного,
доброго начала над злом и неблагодарностью. Здесь ощущается
скорее приверженность конфуцианской морали, утверждающей строгий
порядок в обществе, скромность и воздержанность в повседневной
жизни. Само прославление семейных добродетелей было далеко от
идеалов, господствовавших в кругу придворной аристократии,
начавшей создавать в эти века свою богатую и разнообразную
литературу.
«Гэндзи-моногатари» автора Мурасаки Сикибу, считавшееся вершиной
литературы Хэйанской эпохи, подробно повествует о частной
жизни людей, утверждая тем эстетическое значение событий.
Мурасаки уловила сочетание правды и вымысла, которое
необходимо для возникновения правды в искусстве. Автор
концентрирует внимание не на внешних превратностях, а на
внутренних переживаниях своих героев, связанных прежде всего с
любовью. Меланхолическое элегическое настроение прямо или косвенно
ассоциируется с буддийскими представлениями о всеобщей
изменчивости и бренности. Однако по мере развертывания
повествования условный язык традиционной лирики буддийской
риторики раскрывает все более сложные и индивидуализированные
душевные переживания. Лирическая элегичность и буддийская
меланхолия получают серьезную мотивировку в жизни героев.
Мастерство психологических описаний поддержано опытом
психологических дневников.
Герой Мурасаки далек от того, чтобы сознательно бросить
вызов общественной морали, общественным и религиозным
установлениям. Всякая любовь в описании Мурасаки ведет к
потерям, переживаниям, и , в силу зыбкости всего прекрасного,
соседствует со смертью. Писательница стремится полно и
всесторонне описать жизнь людей своего круга. Она ищет то
общее, что им присуще, и судьбыгероев, в том числе и
самого Гэндзи, включены в общий жизненный круговорот, как
его часть. История Гэндзи касается прежде всего жизни,
чувства, любовных и семейных отношений, она развертывается на
ярком фоне придворного быта и меняющихся картин природы.
Мурасаки искусно использует психологический параллелизм между
состоянием души и состоянием природы.
Роман Мурасаки не сводится к иллюстрированию буддийских идей:
последние составляют лишь самую общую идеологическую рамку
повествования, определенный его слой. Характерной чертой
духовного мира людей, принадлежащих к обществу, воссозданному
Мурасаки, было эмоциональное восприятие окружающего, стремление
к наслсждению красотой.
Каждый народ находит свой способ осмысления мира, по-своему
воплощая собственный исторический опыт и идеалы эпохи. У
японского народа мир создан богами, но он реален и человек
– это часть этого мира. В природе все изменяется по замкнутому
циклу - круговороту времени. Наблюдая природу и постоянно ощущая
сопричастность с ней, человек осознает и постигает свое
место в мироздании.
Процесс формирования японской литературы, отделившейся от
стихии фольклора и с момента появления письменности превратившийся
в самостоятельный вид художественного творчества, обладающего
собственными законами, подтверждает, что процесс этот в принципе
мало чем отличался от становления литератур в других частях
и странах мира. Многим зарубежным востоковедческим работам
свойственен подход к литературам Азии и Дальнего Востока как
к замкнутым духовным образованиям, чье становление проходило
настолько своеобразно и отъединено от литератур остального
мира, что поиски каких-либо сходств и параллелей между
ними не только не допустимы, но и попросту невозможны.
Аналогичные представления встречаются и в работах советских
литературоведов.
Национальное и социальное своеобразие стран Азии и Востока,
вполне объяснимые особенности их художественной культуры, ее
внешнее сходство с западной, начинают выступать как
непреодолимое препятствие для распространения на культуру и
литературу Востока универсальных законов общественного развития,
действующих в истории и обуславливающих глубинное родство
многих явлений в умственной жизни человечества. Таким образом,
все, что мы знаем о литературе Хэйан, носит следы тех же
факторов, силою которых формировалась жизнь Японии во всех
прочих областях. Тот же основной фон: мифологическое по своей
сущности восприятие окружающих явлений, выражающееся в сознании
своей мифологической космологии и «истории», обличенных в ряд
художественных образов и анимистической подоплекой их. Та же
основная действующая струя жизненной практики: чародейство,
регулирующее все важнейшие акты поведения человека в
отдельности и народа в целом, при этом - как в отношении
внутреннего общения, так и общения с природой и богами.
Проникшие в более или менее широкие круги образованного
общества, то есть в слои родовой знати, китайское просвещение
и буддийский идеологический уклад повлекли за собой появление
новых элементов в литературе: начало художественного
«мастерства» в поэзии, во-первых, и новых поэтических тем , во-
вторых. Все это как нельзя лучше свидетельствует о наступавшем
периоде литературного декадентства.
Хэйан оставил ряд моногатари, бывших основными представителями
повествовательной литературы того времени. Хотя в дальнейшем
расцвете литературы жанр повестей - моногатари, его органическая
жизнь умерла вместе с тем, кто его создал,- хэйанской
знатью. Так же как и в других регионах, японская литература
длительное время сосуществует с народным творчеством, черпая из
него образы и вдохновения, используя найденные фольклором и
устоявшиеся в нем художественные формы.
Так же как и другие литературы мира, японская литература
развивается не только автохтонно, но и во взаимодействии с
более развитым художественным творчеством соседних народов.
Проникновение в Японию одной из универсальных мировых религий, а
именно буддизма, внесло в культурную жизнь страны не только
новый идеологический элемент, но и новую литературную традицию,
которая была ассимилирована национальным художественным
творчеством.
Количественному обилию написанных произведений соответствует
качественная ценность: философия и литература Хэйанской эпохи
считается в Японии классической по своему художественному стилю,
по обработанности формы, по богатству содержания и по общему
изяществу колорита. С такой репутацией она жила всегда, живет
и в современной Японии.
Список литературы:
Конрад Н. Японская литература. М.: 1974
Маркова В. Две старинные японские повести.
Конрад Н. Очерки японской литературы. М.: 1973
Конрад Н. Японская литература в образцах и очерках. Том 1. Л.:1991
Горегряд В.Н. Японская литература VIII – ХVI вв. Начало и развитие
традиций. Санкт-Петербург, 1997
Завадская Е.В. История книжного искусства. М.: 1986
Японское искусство книги VII_XIX вв. М: 1986вв. М: 1986
Петербургское востоковедение. Выпуск 8. Санкт-Петербург : 1996
История всемирной литературы. Том 2. М.: 1984
Классическая проза дальнего Востока. М: 1975
| |  скачать работу |
Сюжетно-повествовательная проза эпохи Хэйан |
