Главная    Почта    Новости    Каталог    Одноклассники    Погода    Работа    Игры     Рефераты     Карты
  
по Казнету new!
по каталогу
в рефератах

Толпа и масса: психологические аналогии и упущения

кторальной ситуации.
      На нынешней  стадии  фактически  начавшаяся  задолго  до  официального
старта  предвыборная  гонка  (прежде   всего   ориентированная   на   выборы
президентские) является, по сути дела, борьбой за  ресурсы  -  поиском  этих
ресурсов и средств их  потенциальной  мобилизации.  Ситуация  сопоставима  с
бегом на дальние дистанции (стайерским), где  на  первых  этапах  правильный
расчет ресурсов  неизмеримо  важнее  сиюминутного  отставания/опережения  по
сравнению с соперником. Наиболее важный  урок  прошлой  президентской  гонки
довольно прост: победил тот, кто  имел  ресурсы  и  сумел  их  использовать,
проиграл тот, кто этого не смог.
      Вспомним, о каких ресурсах шла речь в 1996 г. Прежде всего, это ресурс
участия  населения  (особенно  молодежи)  в  голосовании.  При  искусственно
нагнетавшейся  ситуации  дихотомического  выбора  («либо  Б.  Ельцин,   либо
возврат  к   коммунистическому   правлению»)   голоса   молодых   составляли
несомненный ресурс действующего президента.
      Отталкивание значительной части населения (по разным опросам, не менее
40%) от старого  режима  составило  другой  важнейший  ресурс  президентской
команды. Сама дихотомия имела, впрочем, и реальную основу  в  противостоянии
двух наиболее организованных политических сил -  власти  и  компартии  (т.е.
правящей и старой бюрократии).
      В начале официальной избирательной  кампании  Б.  Ельцин  имел  ресурс
доверия (ему полностью или в основном доверяли) около  30%,  т.е.  несколько
менее 1/3 населения, в конечном счете он смог получить чуть более 1/3  (37%)
голосов. Такова «арифметика» мобилизации ресурсов. Она оказалась  достаточно
успешной тогда еще и благодаря  отстранению  всех  возможных  соперников  из
правительственных и  реформаторских  сил  (что  привело  к  реструктуризации
ресурсов  поддержки).  Итак,  сработали  две  процедуры  -   мобилизации   и
реструктуризации ресурсов политической поддержки.
      Что же касается Г. Зюганова, то у него  подобного  ресурса  просто  не
было, практически на всем протяжении избирательной кампании доля  доверяющих
ему равнялась доле собирающихся за него  голосовать  (около  20%),  лишь  на
последнем этапе (во втором туре) она несколько выросла за  счет  противников
Б. Ельцина из других электоратов.
      Особенность современной ситуации (на конец 1998 г.) заключается в том,
что произошли существенные изменения в  политических  ресурсах  и  возможных
средствах их использования по сравнению с прошлыми выборами.
      Сейчас ни при каких вариантах действий  президента,  его  союзников  и
оппонентов  нельзя  представить   возможной   такую   мобилизацию   ресурсов
поддержки Б. Ельцина, которая напоминала бы процессы 1996 г. В одну и ту  же
реку дважды войти  нельзя.  Дело  не  в  отдельных  событиях,  невыполненных
обещаниях, болезнях  и  пр.,  а  прежде  всего  в  том,  что  дихотомическое
противостояние оказалось размытым и оттесненным на второй план (в том  числе
в общественном мнении), а бывший «антикоммунистический» блок  оказался,  по-
видимому, безвозвратно разобщенным. Кажутся  обоснованными  предположения  о
том, что на предстоящих выборах  основное  соперничество  развернется  между
лицами  и  силами,  представляющими  различные  варианты  будущего  развития
страны.
      Уровень политических ресурсов на середину 1998 г. можно представить по
показателям распределения «партийных» симпатий (табл. 1).
      Как  видно,  распределение  ресурсов  симпатий   почти   стабильно   в
соответствии со «старыми» рамками структуризации  (коммунисты/некоммунисты).
Половина потенциальных избирателей пока свой выбор не сделала,  а  остальные
разделили  свои  симпатии  примерно  поровну  между  компартией   и   «всеми
прочими». Причем из голосовавших за Б. Ельцина во втором туре  выборов  1996
г. -41% , а из избирателей Г.Зюганова - 20% сейчас не симпатизируют  никакой
политической силе. Получается, что потенциал поддержки  "некоммунистической"
части избирателей структурирован очень слабо.
      При этом наиболее привычный для нашего общества и электората  механизм
персонализации политических симпатий пока не раскручен. Так, в мае  1998  г.
только  1/2  (51%)  голосовавших  за  Г.  Зюганова  считают  его   деятелем,
вызывающим наибольшее доверие, и немногим больше 1/2  (58%)  намерены  вновь
голосовать за него.
      Общий ресурс доверия у Б. Ельцина в марте 1998 г. был  примерно  таким
же или даже выше, чем в начале 1996 г.:  деятельность  президента  оценивали
позитивно около 40% населения.
      Политический кризис марта-мая 1998 г. привел к  резкому  падению  всех
показателей его поддержки: если в  марте  деятельность  президента  одобряли
24% против 76% (без учета затруднившихся  с  ответом),  то  в  мае  уже  16%
против 84%, а в июне - 13%  против  87%.  Колебания  показателей  доверия  у
других  лидеров,  происходившие  в  этот  период,  объясняются  в   основном
конъюнктурными факторами. Возникает предположение  о  том,  что  показатели,
относящиеся к расплывчатым, в  значительной  мере  эмоциональным  категориям
типа «доверие», «одобрение»  по  отношению  к  разным  лицам,  имеют  разные
значения.  В  одном  случае  (Б.  Ельцин  как  действующий  Президент)   это
выражение привычности и надежды на  возможную  стабильность,  в  другом  (А.
Лебедь) - реакция на локальный успех, в третьем (С. Кириенко) - отношение  к
новому деятелю и т.д. При этом то, что кажется привычным, может оказаться  и
самым непрочным: «традиционный» уровень и характер  показателей  доверия  Б.
Ельцину в момент политического кризиса оказывается крайне неустойчивым.
      Другой весьма интересный симптом - расхождение показателей «партийной»
и «лидерской»  поддержки.  Как  отмечено  выше,  уровень  доверия  к  партии
коммунистов заметно  выше  доверия  к  ее  лидеру  и  тем  более  готовности
голосовать за него.
      Но такая же примерно картина наблюдается и среди сторонников  «Яблока»
и его лидера. Скорее всего это свидетельствует  не  столько  о  стабильности
идейно-политических (партийных)  пристрастий  по  сравнению  с  личностными,
сколько  о  кризисе  самих  отношений  личного  политического  лидерства   в
нынешнем обществе - об исчерпанности личных ресурсов  и  средств  достижения
массовой поддержки деятелями  самых  различных  направлений.  Возможно,  это
свидетельствует о том, что политический «вождизм» разлагается, не  достигнув
на  данном  витке  социально-политических  трансформаций   своих   целей   в
общенациональном  масштабе.  Локальные   эффекты   популистских,   национал-
популистских, бизнес-популистских  и  т.п.  лидеров  никак  не  противоречат
такому предположению.
      Одним из показателей состояния «личных» ресурсов лидеров иногда служат
сопоставления  уровней  их  поддержки  в  условном   втором   туре   будущих
президентских выборов. В  ситуации,  приближенной  к  реальному  предельному
выбору (как это было в    1996 г.), такой  прием  позволяет  довольно  точно
определить такие уровни. Но, судя  по  прошлому  опыту,  если  потенциальные
избиратели не видят  ситуации  предельного  напряжения,  показатели  парного
выбора скорее показывают  лишь  возможное  распределение  текущих  симпатий.
Например, в мае 1997 г. Г. Зюганов мог мобилизовать против А. Лебедя  голоса
избирателей в соотношении 27:35, в мае 1998 г. – 28:30,  против  Ю.  Лужкова
соответственно 25:36 и 27:33, А Лебедь против Ю Лужкова  –  29:31  и  30:33,
против В. Черномырдина 40:55 и 32:17 и т.д.
      Переход  от  массовых  настроений,  деклараций,  вербальных  оценок  к
реальным  массовым  действиям  какого  бы  то  ни  было  типа,   включая   и
электоральные,  видимо,  самый  сложный  из   возможных   путей   реализации
политического потенциала. Обозначенные выше уровни  являются  лишь  крайними
точками этого процесса. Промежуточные стадии мобилизации,  структуризации  и
т.д. ценностно-политических  симпатий  или  склонностей  требуют,  наверное,
специфического рассмотрения применительно к разным ситуациям. (На деле,  как
уже отмечалось, «промежуточная» позиция может стать  конечной  (политическая
активность   может   свестись   к   выражению   интереса,   настроения,    к
самоутверждению и пр.) практически без результативного действия).
      Движущие силы такого перехода,  в  предельном  упрощении,  сводятся  к
двум: страх и надежда, -  первый  подталкивает,  а  вторая  влечет  к  более
оформленным акциям. Но это  лишь  в  предельном  упрощении,  которое  иногда
происходит не только  в  воображении  (страх  перед  возвращением  партийно-
советского режима в 1996 г. или страх  финансово-экономического  коллапса  в
1998 г. - силы вполне реальные). На деле в процессах участвуют  групповые  и
личные интересы, частные факторы влияния и пр.

      2.2. Ресурсы и акции социального протеста.
      «Протестные»  акции  и  движения  -  специфический  вид   общественной
активности,  характерный  для  нашей  жизни  в  последние   годы.   Массовое
недовольство   принимает   формы   такого   протеста   ввиду    неразвитости
политических  институтов,  слабости  правовых  механизмов  и   практического
отсутствия  ситуации  общественного  договора   в   профессионально-трудовой
сфере. В результате претензии  к  предпринимателю  неизбежно  обращаются  на
государство, трудовой спор превращается в уличную акцию, локальный  конфликт
- в блокаду магистральных путей сообщения и  т.д.В  итого  блокируются  пути
выхода из конфликта.
      Исследование  специфичности  протестных  акций   российского   образца
приводит к следующему.
      Стабильное общество задает некоторые привычные и  правовые  рамки  для
выяснения   отношений   между   социальными    группами,    работникам
12345След.
скачать работу

Толпа и масса: психологические аналогии и упущения

 

Отправка СМС бесплатно

На правах рекламы


ZERO.kz
 
Модератор сайта RESURS.KZ