Главная    Почта    Новости    Каталог    Одноклассники    Погода    Работа    Игры     Рефераты     Карты
  
по Казнету new!
по каталогу
в рефератах

Толпа и масса: психологические аналогии и упущения

и    и
работодателями и т.д.  Не  все  ситуации  и  «там»  в  эти  рамки  полностью
укладываются, например забастовки на транспорте или  в  социальных  службах,
которые  фактически  нарушают  права  множества   непричастных   к   данному
конфликту людей и делают их его заложниками.
      Но все же если рамки имеются, то существует и законный нормальный путь
разрешения  конфликта:   переговорные   и   судебные   механизмы,   арбитраж
государственной  власти.  В  нашей  ситуации  таких  рамок  и  таких   путей
фактически  не  существует,  каждый  раз  при   обострении   особо   крупных
конфликтов  применяются  экстраординарные  и  временные  меры  успокоения  -
личное вмешательство  высших  чиновников,  заведомо  нереальные  обещания  и
неэффективные разовые вливания финансовых ресурсов.
      Кроме того, если трудовые конфликты, возникающие в  западных  странах,
чаще всего связаны с требованиями об улучшении условий  трудового  договора,
то у нас в последнее время речь идет «всего  лишь»  об  исполнении  основных
условии  старых,  формально  давно  действующих   договоров   (своевременная
оплата…).  Неисполнение  этих  элементарнейших   условий   отношений   между
работниками и работодателями при государственно-правовом контроле реально  и
психологически выводит конфликт не только за рамки трудовых отношений, но  и
за  пределы  не   писанного,   но   предполагаемого   в   правовой   системе
общественного   договора.   В   итоге   возникает   тенденция    превращения
«нормального»,  чисто  теоретически   конечно,   конфликта   в   современную
разновидность «русского бунта», пока бескровного. Это  важно  иметь  в  виду
при оценке потенциала нынешнего протеста и его возможных результатов.
      Имеющиеся   данные   позволяют   представить   довольно   сложную    -
многовариантную и многоступенчатую схему реализации такого потенциала.
      Исходным  «материалом»,  естественно,  является  широчайшее   массовое
недовольство падением уровня жизни,  безработицей,  экономической  политикой
властей, неспособностью государственных институтов  контролировать  ситуацию
в стране, к которому  добавляется  недоверие  к  правящей  элите.  Материала
этого, как известно,  в  обществе  в  избытке.  Но  сами  по  себе  цифровые
показатели мало что значат без учета тенденций и  их  восприятия.  (Одна  из
самых  серьезных  опасностей  для  общества  состоит  сейчас  в   том,   что
бедственная ситуация может стать не просто терпимой, но привычной и чуть  ли
не «нормальной».) Однако лишь часть широкого  недовольства  служит  ресурсом
для массовых протестов (табл. 2).
      Очевидный рост антипрезидентских требований с весны 1998 года уже  был
упомянут. В нем сказываются как обобщенные обвинения в адрес высшей  власти,
так и предельно персонализированные упреки той же  власти  за  неисполненные
обязательства, нереальные обещания  и  пр.  Как  и  годом  ранее,  основными
носителями «протестных» настроений в нынешних  условиях  выступают  наименее
продвинутые, менее всего  вовлеченные  в  процессы  перемен  слои  и  группы
населения. По-прежнему наиболее организованными и  наступательными  остаются
«шахтерские» акции. Они  стали  выразителями  самых  радикальных  требований
(отставки Президента Б. Ельцина) и использовали  самые  радикальные  до  сих
пор средства (блокада магистралей, захват заложников).
      Реальное участие недовольных  в  протестных  акциях  любого  рода  по-
прежнему  значительно,  во  много  раз  меньше,  чем  заявленная  готовность
участвовать в них. Так, за 12 месяцев 1996-1997 г.г. (с  марта  по  март)  в
забастовках участвовало не более 3% населения, за такой же период  1997-1998
г.г. (с мая по май) - тоже 3%. Для подавляющего  большинства  недовольных  и
протестующих  главный  способ  выразить  протест  -  заявления  о  поддержке
бастующих  (в  мае  1998  г.  1/2  опрощенных  выражали   полную   поддержку
шахтерской блокады магистралей, в июне 51% москвичей  одобряли  политический
пикет шахтеров у дома правительства России).
      При этом не  происходит  реальной  массовой  поддержки  «делом»,  т.е.
распространения активного протеста на  другие  регионы  и  другие  категории
работников.  Насколько  правомерно  было  бы   утешаться   (или,   допустим,
огорчаться) тем, что этого пока не происходит?
      Здесь мы подходим к самой, пожалуй, серьезной проблеме в  рассмотрении
всей проблемы ресурсов и акций социального протеста (да и иного  социального
действия):   в   каких   условиях   его   эффективность   можно    оценивать
количественными  мерами.  Ведь  только   в   довольно   редких,   специально
институционализированных  общественных  ситуациях   (всеобщие   выборы   или
референдумы)   в   чистом   виде   действуют   категории   «большинства»   и
"меньшинства". Все известные нам общественные потрясения и  перевороты  -  в
какой бы стране и в каком бы столетии  они  ни  происходили  -  всегда  были
делом сравнительно небольших организованных групп, движений, партий, клик  и
пр., которые в отдельных случаях использовали массовые  настроения  и  акции
(причем  для  этого  никогда  не  требовалось  статистического   большинства
населения). Сейчас, как представляется, сила выступлений протеста  не  в  их
организованности или многочисленности по российским  меркам,  а  в  слабости
противостоящих  им  (или,  скажем,  пытающихся  их  как-то   сдержать,   или
использовать в своих интересах) сил,  т.е.  государственных  и  политических
институтов. От этого соотношения в  конечном  счете  зависит,  останутся  ли
реальным    результатом    протестной     волны     морально-психологические
выигрыши/потери сторон или она станет  средством  для  изменения  социально-
политической ситуации в стране.

      2.3. «Этнические» комплексы: потенциалы и рамки действия.
      Этот традиционный по своему происхождению круг проблем  оказался,  как
известно,   роковым   для   социального   прогресса   XX   в.   Либеральные,
рационалистические,  социалистические  иллюзии  столкнулись   с   процессами
национально-государственного самоутверждения и соперничества,  связанными  с
традиционными, досовременными структурами социального  поведения.  Результат
(и основа) связки этих структур с техникой и организацией современного  типа
-  мировые  войны,  холокост,  этноцентрические   политические   притязания,
катаклизмы деколонизации, распад  имперских  структур  и  межцивилизационных
барьеров по оси Север-Юг. Все эти линии разделов  (которые  лишь  с  большой
долей условности можно объединить под именем этнических, поэтому  и  кавычки
в  заголовке)  прошли  через  «тело  и  душу»  постсоветского  и   нынешнего
российского общества.
      По мнению 60% опрошенных (октябрь 1997 г.), национальная  неприязнь  и
конфликты  в  нашей  стране  «всегда  существовали,  но   не   выходили   на
поверхность», 28% считают, что они возникли только в последние годы.
      В данном случае большинство право лишь отчасти, поскольку за последнее
десятилетие  произошла  несомненная  трансформация   некоторых   направлений
этнических конфликтов и появились новые их формы  и  направления,  связанные
прежде всего с распадом советской  национально-государственной  системы,  ее
политики и идеологии, а также  и  с  этнополитическими  процессами  мирового
масштаба.  Распад  затронул   прежде   всего   государственные   конструкции
(псевдофедерализм  и   автономизм,   национально-ориентированную   «кадровую
политику» и пр), но в меньшей мере - этнические предубеждения,  комплексы  и
фобии, выраженные в общественном мнении. Как и другие компоненты  разрушения
советской  системы,  вынужденные   перемены   в   системе   этнонациональных
отношений  (в  том  числе  и  тенденции  национального   самоутверждения   и
самоопределения на бывших советских территориях)  были  болезненно  пережиты
(и еще долго будут, видимо, переживаться)  обществом,  но  не  были  поняты,
продуманы, оценены ни в элитарном, ни в массовом сознании.
      К этому  добавляется  сильнейший  комплекс  российского  национального
унижения, определяемый изменением  веса  и  положения  страны  в  мировой  и
«соседской» геополитической  среде.  Им  в  значительной  мере  определяется
общий фон оценок зарубежного  и  инокультурного  влияния,  мигрантов  и  пр.
Достигнутая в последние годы степень открытости по отношению к миру,  прежде
всего к «Западу» (а также вынужденные - в разных формах уступки «Югу»,  т.е.
политическому,  миграционному,  экономическому  давлению  по   линии   южных
государственных  и  этнических   рубежей   России),   встречает   сильнейшее
сопротивление  со  стороны  политических  институтов,  а   также   массового
сознания. Довольно широко распространены представления о том, что  с  Запада
(западные  державы,  западный  бизнес,  западная  культура)  исходит  угроза
национальным богатствам России, ее целостности и самобытности.  Общественное
мнение  тяжело  воспринимает  неопределенность   государственно-политических
рамок страны: около 1/2 населения (в марте 1998 г. 38% постоянно и  еще  29%
«время от времени») чувствовали себя «советскими людьми».
      Общий и извечный знаменатель  всякого  этнического  самоопределения  -
противопоставление открытым общественным структурам и  универсальным  правам
- традиционных установок на разделение «своих» и  «чужих».  Они  выходят  на
поверхность общественной жизни, когда ослабевает  и  разрушается  достаточно
тонкий ее  цивилизованный  слой.  Все  формы  ксенофобии  в  конечном  счете
держатся  именно  на  таких   установках.   Ее   потенциал   в   современном
общественном мнении сохраняется, хотя изменяются как формы  проявления,  так
и направленнос
12345След.
скачать работу

Толпа и масса: психологические аналогии и упущения

 

Отправка СМС бесплатно

На правах рекламы


ZERO.kz
 
Модератор сайта RESURS.KZ