Зависимость свободы героя от его привязанности: к миру, к месту, к вещам - в произведениях Сергея Довлатова и Венедикта Ерофеева
блудился. Ведь только совершая Великое путешествие человек способен
овладеть миром, а значит – стать свободным.
Исход людей из родных мест – отличительная черта нашего столетия.
Герои отправляются либо в дальние путешествия, либо в очень дальние.
Основной атрибут путешествия – это чемодан. Есть чемодан и у
философствующего правдо-счастье-искателя и забулдыги Венечки Ерофеева.
Вернее, это не чемодан, а чемоданчик. Крохотное вместилище бутылочного
арсенала и гостинцев. Держит свой путь Венечка туда, «где сливается небо и
земля, где волчица воет на звезды», где живет его девушка с самым кротким и
самым пухлым на свете младенцем, который знает букву «ю» и за это хочет
получить стакан орехов. Держит он свой путь в неописуемые, присноблаженные
Петушки. В задумчивости стоит он у аптеки и решает, в какую сторону ему
податься, если все дороги ведут в одно и то же место. Даже без намека
сказочной Алисы, можно догадаться, что если куда-то долго идти, то
обязательно куда-нибудь да и попадешь. Если же ты хочешь попасть на Курский
вокзал, ты на него и попадешь, иди хоть направо, хоть налево, хоть прямо.
Только в сказках есть альтернатива выбора. Изначально же маршрут твой
обусловлен и закономерен. «Ночь, улица, фонарь, аптека…» - известные
строки блоковского стихотворения. Перед нашими глазами – ночной город,
отраженный в зеркальной глади. Человек стоит на мосту и смотрит на морщинки
воды, и думает, что жизнь бессмысленна, а смерть еще бессмысленней. Василий
Гиппиус, выслушав это стихотворение, сказал Блоку, что никогда не забудет
этого, потому что возле его дома на углу есть аптека. Блок шутки не понял и
ответил: «Возле каждого дома есть аптека». Аптека – символ, граница
перехода жизни в состояние смерти, исходная точка Венечкиного путешествия.
Несмотря на изначальную необратимость своего пути /куда бы ты ни шел, все
равно придешь куда следует/ герой выбирает правое / «праведное»/
направление и держит свой путь с Богом и Ангелами.
Садится он в темный вагон, прижимая к груди самое ценное и дорогое что
у него есть - свой чемодан. Можно подумать, что дорога ему собственная
поклажа из-за портвейнов и наливок, фигуристыми бутылками выстроившимися в
ряд. Но нет, так же нежно и бережно прижимал он к своему сердцу этот
ободранный чемодан даже тогда, когда он был пуст. Чемодан – это все, что
накопил он за свою никчемную жизнь. Открыл крышку перед Господом, широко,
настежь, как только можно душу свою распахнуть, и выложил все, как на духу:
«от бутерброда до розового крепкого за рубль тридцать семь». «Господь, вот
ты видишь, чем я обладаю. Но разве это мне нужно? Разве по этому тоскует
моя душа? Вот что дали мне люди взамен того, по чем тоскует моя душа» [Вен.
Ерофеев 1997:96]. Господь, какой и должен быть, суровый /поэтому в синих
молниях/, но и милосердный, великодушно благословляет и разделяет эту
Великую трапезу вместе с непутевым Дитем своим, глупым Венечкой.
Скромные и грешные чемоданные пожитки свои доверяет он только Ангелам
и Богу. Чемодан – своего рода ориентир героя, по нему он определяет
направление собственного движения, почти так же, как и расстояние меряет он
не километрами и милями, а граммами и литрами / «с улицы Чехова до подъезда
я выпил еще на шесть рублей»/.
Венечка помнит, что «чемоданчик должен лежать слева по ходу поезда»
[Вен. Ерофеев:1997]. Чемодан – стрелка указующая, охраняемый Ангелами. А
где же он, чемоданчик? Глупые ангелы подвели, не досмотрели, не оправдали
Венечкиного доверия, не сочли эту вещицу ценной. Потеряны все ориентиры.
Как в страшном, мучительном сне мечется герой по пустому вагону, желая
отыскать свой чемодан, утерянный перед самым Покровом /городом Петушинского
района/, но нет его. Именно с утратой чемодана /оберега, связанного с
внешним миром, компаса/ герой становится еще более уязвимым. И перед ним
появляется женщина в черном «неутешимая княгиня», камердинер Петр
/предатель – апостол/, полчища Эриний. Все это посланцы темных сил. «Уходя
из родных краев, не оглядывайся, а то попадешь в лапы Эриний». Герой не
следует пифагорейскому правилу. По одним легендам, они – дочери Земли, по
другим – Ночи. Но как бы то ни было, они являются из глубин подземного мира
и за плечами у них крылья, а на голове клубятся змеи. Они – воплощенная
кара за грехи, никакими силами их не убедишь в собственной невиновности.
Посему лучшая защита – не оглядываться, не жалеть о пропавшем чемодане, об
угасающем малыше, который умеет говорить букву «ю», о девушке, которая
ждет, а лучше винить себя во всех смертных грехах, подставлять правую щеку,
когда «съездят по левой», говорить, что предал его семижды по семидесяти и
больше, думать о самоубийстве /сорок раз вздохнул глубоко …и все/, утирать
слезы и сопли после того, как все грехи твои взвешены, в надежде, что на
«тех весах вздох и слеза перевесят расчет и умысел» [Вен. Ерофеев
1997:117]. И после того, как ангелы будут хохотать, а Бог молчаливо покинет
тебя, верить в ту Деву–Царицу, мать малыша, «любящего отца /И.Х./ как
самого себя», что даже такой, без чемодана, раздавленный душой и телом, ты
нужен им. Встань и иди, иди в надежде на то, что двери отверзятся, что
зажжется новая звезда над Вифлиемом, что будет рожден Новый Младенец,
который будет также кротко и нежно говорить букву «ю», и отыщется твой
чемодан, твоя единственная личная вещь, твой крест и грех, который ты
должен нести, чтобы достигнуть того светлого города, по которому так долго
томился и окончить свой праведный / «правый»/ путь в Настоящем прибежище
Рай–Петушки.
Будет долго казаться, что герой все-таки пожалел былое /чемодан/ и
оглянулся, как Лотова жена, на горящий город, но это в большей степени
доказывает то, что он не будет, как Лот, вспоминать свое прошлое, он будет
глядеть прошлому прямо в глаза, как делают это не изгнанники, а
примеренные.
Чемодан у Довлатова один из главных героев, это способ закрепить все в
одном месте. Вспомним сундук Коробочки, сундучок шмелевского Горкина,
шкатулочку Чичикова. А.Белый называет ее «женой» Чичикова – женская
ипостась образа /ср. шинель Башмачкина – «любовница на одну ночь»/. Точно
Плюшкин, Чичиков собирает всякую дрянь в шкатулочку: афишу, сорванную со
столба, использованный билет. Как известно, вещи очень много могут
рассказать о своем хозяине. Они могут взять и доказать, что «хозяин» не
свободен, он тяготится к прошлому и связан со своим прошлым цепями вещей.
Символ свободы – одинокий путешествующий человек. Но путешествующий
налегке. Стремящийся уравнять свободу жизни со свободой смерти: когда
Александр Македонский умирал, он попросил в крышке гроба сделать два
отверстия для рук, чтобы показать миру, что он ничего не взял.
Чемодан у Довлатова – это не только атрибут путешествия, но и
выразитель эмоционального отношения к миру. Чемодан – символ предательства
и изгнания. Не случайно взгляд бросающей героя Любимой сравнивается с
чемоданом: «Наступила пауза еще более тягостная. Для меня. Она-то была
полна спокойствия. Взгляд холодный и твердый, как угол чемодана» [Довлатов
II 1995:232].
Автор действует на уровне переосмысления: вещь-человек /гоголевская
традиция/, вещь-символ /символизм/, человек-символ /традиция
постмодернизма/, то есть объединяет в своем прозаическом опыте опыт других
эпох.
Но если в традиции постмодернизма путешествие выступает как способ
изучения мироздания и души героя, то у Довлатова путешествие – ненужный и
тягостный процесс. Получив от автора свободу передвижения, герой мечтает о
статике. Сравнивая с произведением Валерии Нарбиковой «…и Путешествие…», мы
понимаем, что для нее путешествие – это не только способ передвижения тела,
но и полет души: «Однажды в студеную зимнюю пору шел поезд. В купе сидели
двое господ. Они ехали в одну и ту же сторону…» – «А где у русского душа?»,
то есть путешествие – это просто предлог поговорить о человеке, распознать
его сущность, путешествие – это проверка на выживаемость и
приспособленность к Миру. У Довлатова, например, в «Дороге в новую
квартиру» переезд связан с идеей потери и катастрофизма: выцветшие, залитые
портвейном обои, безвкусная обстановка, убогие дешевые вещи, человеческое
одиночество, - все выносится на обозрение «чужому люду». Когда из дома
выносят все вещи, комната начинает напоминать корабль, потерпевший
кораблекрушение: обломки грампластинок, старые игрушки… Сотни глаз смотрят
на героя через посредство его вещей. Человек вне комнаты выглядит
потерянным и обнаженным. Хозяйка дома Варя Звягинцева начала казаться уже
совсем немолодой, не такой красивой, а какой-то дешевой и пустой, как и ее
мебель. Будто скинули бутафорскую маску и припомнилась таинственная и
эксцентричная бунинская героиня / «Дело корнета Елагина»/, живущая в
комнате с портьерами в виде крыльев летучей мыши, в мире загадочном и
таинственном. Только сразу же после убийства ко
| |  скачать работу |
Зависимость свободы героя от его привязанности: к миру, к месту, к вещам - в произведениях Сергея Довлатова и Венедикта Ерофеева |
