Женщина и Мужчина в поисках гармонии. Анализ гендерных стереотипов
деленностей», по сравнению с которым «мужской» являет собой
нечто гораздо более «определенное» (по крайней мере в первом
предъявлении).
В европейской патриархатной традиции эти ряды рассматриваются не
только как дихотомия, но и как иерархия: «мужское», отождествляемое
обычно также с «человеком» и «общечеловеческим», якобы призвано держать
под своим контролем «женское», отождествляемое, как правило, с
«половым» и «второстепенным». Если вспомнить, что «Ева» в переводе с
древнееврейского означает «жизнь», то становится ясным, что за фасадом
иерархии «главное-мужское»—«второстепенное-женское» на самом деле
находится иерархия: «главное-человек»—«второстепенное-жизнь». Иными
словами, пренебрежение так называемыми женскими качествами (т. е.
приписанными и предписанными в сложившемся типе культуры женщинам) есть
пренебрежение качествами самой жизни, а именно — ее неопределенностью и
неопределимостью.
«Абсолютный мужчина — это идеальный образ Бога, абсолютное „нечто".
Женщина же символ полного „ничто". ...Существует общая связь между
женственным и преступным», — писал в 1903 году австриец О.
Вейнингер[45].
Действительно, в христианской культуре (в ее «историческом»,
церковном варианте) Пресвятая Троица являет собой мужской знак: Бог-
Отец, Бог-Сын, Бог-Святой Дух. И несмотря на высказывания некоторых
богословов о недопустимости перенесения половых категорий на Бога,
маркированность Бога (в частности и средствами грамматики) как мужского
знака пребывает и в богословии, и в общественном сознании незыблемым.
Таким образом, «мужское» начало обожествляется, «женское» же
расценивается как нечто недостойное, требующее постоянного силового
контроля со стороны «божественного» «мужского». Не случайно, видимо, в
апокрифическом Евангелии от Фомы написано:
«Симон Петр сказал им: „Пусть Мария уйдет от нас, ибо женщины
недостойны жизни". Иисус сказал: „Смотрите, я направляю ее, дабы
сделать ее мужчиной, чтобы она также стала духом живым, подобным вам,
мужчинам. Ибо всякая женщина, которая станет мужчиной, войдет в
царствие небесное"» [ 46].
По всей видимости, существует взаимосвязь между дефинитивным типом
мышления, склонным к определениям и определенностям, который
преобладает в рационалистической культуре Нового времени,и унижением
женщины.Ибо в доминирующей культуре презирается всякая
неопределенность, а в «половом символизме» этой культуры именно женщина
олицетворяет собой такую неопределенность
(стихия,хаос,эмоциональность,тьма,бесформленность…)И хотя в
реальности»половой символизм» имеет отношение к конкретным человеческим
существам,скорее,потусторонне-предписательное,нежели имманентное,тем
неменее во многом именно этот символизм предопределяет не только
социокультурную ситуацию (отводящее мужчинам доминиующее, а женщинеам
маргинальное положение ), но и способы взаимодействия человека с миром,
а также ценностность различных методов познания (провозглашая одни из
них «правильными», «обьективными», «научными», а другие-
«неправильными», «необьективными», «ненаучными», ).Например «культурое»
поведение (т.е.определенным образом организованное) считается лучшим,
чем «естественное», «природное» .Рациональное познание мира
расценивается как более правильное,нежели познание «эмоциональное»;
«логическое» мышление якобы ближе к истине, чем «хаотическое»;
«оформленность» мыслей «качественней» «неоформленности» и т.д..
Как писал активный критик рационалистической культуры Н. Бердяев,
«всякая оценка есть уже начало ада... Адская фантасмогория есть потеря
цельиости личности и синтезирующей силы сознания, но в ней продолжают
существовать и грезить разорванные в клочья личности и продолжается
раздробленное сознание личности» [47]. Добавлю от себя, что установка
на аналитическое познание мира ( при котором и синтез не что иное как.
постанализ) и есть установка на фрагментаризацию бытия — рассечение,
расчленение, умерщвление. Сперва нечто вычленяется из мирового потока
(душа—тело, объект—субъект, дух— материя, небо—земля, жизнь—смерть),
затем эти вычлененные фрагменты противопоставляются друг другу (до
степени поляризации) и расчлененные куски вступают друг с другом в
состояние войны, начинают осуществлять взаимоэкспансию. При этом каждый
из фрагментов «мнит» себя «главным», норовит объективировать
противополагаемый ему в качестве «другого», «инакого» фрагмент,
стремится занять по отношению к нему демиургическую позицию, обращаясь
с этим «противоположным» фрагментом как с некой первоглиной, как с чем-
то недолжным, которое следует довести до должного состояния. Грубо и
резко противопоставленные друг другу рваные ошметки единого бытия
вступают в отношения взаимоугнетения, с переменным успехом занимая
главенствующую позицию: «душа» выжирает соки из «тела», «тело» мстит,
ввергая «душу» в депрессию, хандру, психозы. То. что вычленено из
потока бытия и названо «жизнью», всячески противится тому, что
насильственно отторгнуто от него и теперь называется «смертью». Друг
друга угнетают «эмоции» и «разум», «радость» и «печаль»...
Мышление оппозициями создает невыносимое натяжение между «полюсами»,
бытие рвется, вместо неисчерпаемой беспредельности мы получаем
прерывистость, дробность, вместо многомерной неисчерпаемости — дурную
линейную бесконечность разрывов, не саморазвитие и изменение, но
саморепродуцирование без изменений, неподвижность, имеющую видимость
движения. Таким образом, предпочтение, оказываемое культурой «мужскому»
символьному ряду (еще раз подчеркну, что имеется в виду не
биологический пол, речь идет не о мужчине как таковом, а о «половом
символизме» культуры, т. е. о предпочтении света тьме, рационального
эмоциональному, логоса хаосу, формы бесформенности и т. д. ), по сути
своей являет такой способ познания мира, который можно было бы назвать
«от известного—к известному». эту решетку.
принимает клетчатый вид, а то, что не попадает, вообще не
существует...» (49). Безусловно, подобные методы исследования
распространяются отнюдь не только на «женские проблемы». Любопытно, что
в вышеприведенной цитате сам метод познания реальности имеет явную
гендерную окраску: эмпирическая реальность обладает «женственными»
качествами, а именно «текучестью» (вода, как известно. «женский»
символ), и эта неопределенная текучая женственность засаживается как
преступница (вспомним Вейнингера!) за твердую определенную решетку, где
ей и полагается находиться согласно символьно-половой иерархии. Таким
образом, женофобия оборачивается страхом перед неизвестностью (тьмой,
хаосом, стихией. природой, пустотой, эмоциональностью...). Неизвестное
допускается и терпится лишь в силу того, что его якобы можно и должно
познать, превратив из неизвестного в известное: тьму — просветлить,
хаос — логизировать, стихию — обуздать, природу — окультурить, пустоту
— наполнить, эмоции — рационализировать. То есть привести недолжное,
неизвестное, женское в соответствие должному, известному, мужскому.
Иными словами, так «направить» Марию, чтобы «сделать ее мужчиной». А
еще точнее — уподобить познаваемое тем средствам познания, которые
расцениваются как «правильные». Но, как тонко подметила Т. Клименкова,
«почему же мы средства познания выдаем за само то, что познается?
Видимо, потому, что культурой найден способ, так сказать, «вшить» нам
под кожу это представление как особый тип видения [50].
Обстоятельный разбор того, как одни символьные коды накладывались на
другие, как взаимопереплетались, образуя сложный и достаточно прочный
узел, не входит в задачи нашего исследования. Ограничимся лишь тем, что
укажем на взаимосвязь между андроцентризмом культуры (когда мужчина
рассматривается как центр и норма, а женщина — как периферия и
аномалия), с одной стороны, и страхом перед неизвестностью и
ориентацией на такой тип познания, когда «известное» съедает
«неизвестное» за счет отождествления его с собой («известным»), с
другой стороны. Таким образом, «неизвестное», не успев
визуализироваться, тотчас же становится незримым («съеденным»), не
успев быть обнаруженным, делается принципиально необнаружимым.
Страх перед неизвестностью и текучестью оборачивается также страхом
перед изменчивостью мира. Ибо вопреки утверждению Гераклита о том, что
нельзя дважды войти в одну и ту же реку, главенствующий тип познания
реальности направлен именно на обездвижение «реки» при помощи созд
| |  скачать работу |
Женщина и Мужчина в поисках гармонии. Анализ гендерных стереотипов |
