Афганистан в конце XX в
апреля 1992 года. Кроме того, серьезные разногласия стали
возникать между Хекматиаром и политическим руководством Пакистана в оценке
многих политических событий. Ситуация с различным отношением официального
Исламабада и Хекматиара к акции иракского лидера Саддама Хуссейна в Кувейте
весьма показательна.
Примечательно и то, что к лету 1992 года Пакистан остался практически
единственным серьезным игроком извне на афганской политической сцене. После
ухода СССР и США и традиционно ограниченного участия Ирана, только
Исламабад мог оказывать серьезное влияние на внутриполитическую ситуацию в
Афганистане. Например, пакистанская армия вполне могла усилить группировку
Хекматиара под Кабулом летом 1992 года и обеспечить переход реальной власти
основным пуштунским партиям Пешаварского альянса. Однако, для Исламабада
ситуация с восстановлением единого Афганистана была не столь однозначна. С
одной стороны, Пешаварский альянс и Хекматиар, как наиболее влиятельный
афганский политический деятель тем или иным образом были зависимы от
пакистанского руководства. С другой, реставрация власти пуштунов в стране
неизбежно привела бы к усилению позиций Хекматиара. Уже обозначившиеся к
этому моменту разногласия между Хекматиаром и пакистанским руководс твом
говорило о нежелании этого авторитетного афганского политика тех лет
следовать прямым указаниям из Исламабада.
В принципе, в вопросе восстановления Афганского государства для
Исламабада было главным обеспечить полную политическую подчиненность и
подконтрольность любого возможного нового руководства в Кабуле. В противном
случае Пакистан рисковал вернуться к нежелательной для себя ситуации
неприятия политической элитой Афганистана линии Дюранда в качестве
государственной границы между двумя странами.
Данное противоречие, к примеру, президент Пакистана генерал Зия уль
Хак в 1987 году предлагал разрешить созданием конфедерации Пакистана и
Афганистана. Следует отметить, что идея эта не нова. Будучи вице-
президентом США, Р. Никсон высказывался в пользу создания конфедерации
Афганистана и Пакистана еще в декабре 1953 года. Более того, эта идея
дважды обсуждалась (9 и 14 декабря 1954 года) на заседаниях Совета
национальной безопасности в Вашингтоне, где ее поддержали Дж.Ф. Даллес и
вице-адмирал Редфорд. За создание конфедерации Пакистана, Афганистана и
Ирана высказывался премьер-министр Пакистана Малик Фероз-хан Нун, а в
августе 1962 года - президент М. Айюб-хан. Аналогичные предложения с
пакистанской стороны выдвигались и в 1969 и в 1970 годах.[36]
Естественно, что в такой конфедерации политическое руководство
осуществлял бы Исламабад при полном доминировании пакистанской политической
элиты. Например, через посредничество той части пуштунской элиты из Северо-
Западной пограничной провинции, которая прочно интегрирована во властные
структуры Пакистана. В современных условиях этот вариант интересен не с
точки зрения возможности его практической реализации, а в связи с
выяснением позиций Исламабада в отношении Афганистана и проблем пакистано-
афганских отношений.
Между тем, остается фактом, что Пакистан в итоге не предпринял летом
1992 года активных действий в соседней стране. Исламабад предпочел остаться
сторонним наблюдателем. Дефрагментация Афганистана на тот момент так же
оказалась более выгодной для Пакистана. Таким образом, к началу девяностых
годов с падением режима Наджибуллы завершился первый этап гражданской войны
в Афганистане. В результате попытки части афганской элиты преодолеть
отсталость страны с помощью ускоренной модернизации по советским образцам,
Афганистан раскололся на множество мелких самостоятельных владений, готовых
вести перманентную войну друг с другом за локальные интересы.[37]
Кроме того, победа моджахедов над прокоммунистическим режимом в Кабуле
означала поражение процессов модернизации жизнедеятельности афганского
общества. При этом, был почти полностью разрушен потенциал единого
афганского государства, наряду с большинством результатов модернизации,
системой образования, промышленности, государственного управления.
Значительный удар был также нанесен по авторитету традиционной элиты
афганского общества. В целом, в результате бурных событий конца семидесятых-
начала девяностых годов Афганистан так и не смог преодолеть цивилизационную
отсталость, предопределенную буферным статусом страны между интересами в
регионе Российской (Советской) и Британской империй в ХIХ-первой половине
ХХ
Таким образом, весной и летом 1992года сложившаяся геополитическая
реальность и сумма внутриполитических факторов предопределили состояние
дезинтеграции Афганистана и создали условия для начала второго этапа
гражданской войны в этой стране.
.4 Движение ТАЛИБАН.
4.1 Нефтяной фактор и проблема объеденения страны.
Впервые о движении "Талибан" заговорили в 1994 году, когда его отряды,
вскочившие на территорию Афганистана как черти из табакерки, захватили
город Кандагар. Впрочем, к тому времени история "Талибана" насчитывала
почти 10 лет...
В середине 80-х годов МВД Пакистана во главе с Насруллой Бабаром
решило создать полностью лояльную пакистанскому режиму генерала Зия уль-
Хака организацию. Рекрутов для нее набирали из многочисленных религиозных
школ (медресе), где учились тысячи афганских беженцев. Учились не только
богословию, но и премудростям военного дела.
Здесь следует вспомнить вот о чем. После вывода советских войск из
Афганистана Пакистан стал утрачивать свое влияние на соседнюю страну:
моджахеды были настолько увлечены междоусобной войной, что напрочь забыли
об интересах Исламабада -- спонсора и вдохновителя антисоветского
сопротивления.
Между тем в начале 90-х годов появилась заманчивая перспектива --
протянуть в Пакистан газопровод, по которому "к южным морям" шел бы
природный газ с месторождений Туркмении. Реализацией проекта занялся
международный консорциум "Сентгаз", первую скрипку в котором играла
американская компания "Юнокал". Но прежде чем начать строительство трубы по
маршруту Давлатабад (Туркмения)--Афганистан--Мултон (Пакистан), необходимо
было обеспечить стабильность в раздираемой гражданской войной "транзитной"
стране.
В Центральной Азии и Кавказа стало расти экономическое присутствие
крупнейших западных компаний. Что, естественным образом обеспечивало
снижение экономического присутствия России. В первоначальной экономической
привлекательности региона Центральной Азии и Кавказа для западных компаний
постепенно усилилась геополитическая составляющая. Добровольный
политический уход России из Центральной Азии и сокращение российского
экономического присутствия, оставили вакуум в геополитическом пространстве
региона. “Крах СССР, объединявшего вокруг себя огромное евразийское
пространство, породил в Евразии гигантскую “черную дыру”, вакуум
влияния”.[38] Поэтому, в начале девяностых было естественным предположить,
что за расширением эко номического присутствия западных компаний неизбежно
последует усиление геополитического влияния Запада в регионе.
Проникновение Запада в зоны бывшего геополитического влияния России со
временем не могло не вызвать сопротивления со стороны части российской
политической элиты. В российском общественном мнении преобладали идеи о
несостоятельности самостоятельного существования новых независимых
государств Центральной Азии, их сохраняющейся зависимости от России. Эти
идеи во многом легли в основу “катапультирования в независимость” бывших
республик советской Средней Азии и Казахстана, по образному выражению
госпожи Олкотт. Новая демократическая Россия в начале девяностых активно
избавлялась от “балласта” в виде азиатских республик бывшего СССР. И тем
неприятнее стала для российской политической элиты острая необходимость
вступать в геополитическое соперничество с Западом за влияние в регионе
Центральной Азии, где еще недавно Россия доминировала абсолютно и откуда
ушла совершенно добровольно.
Постепенно в регионе оформилось состояние геополитического
соперничества между Россией, катастрофически быстро теряющей свои позиции в
Центральной Азии, и странами Запада, стремящимися утвердиться в
стратегически важном районе в центре Евразии. Геополитическое соперничество
Запада и России сконцентрировалось на проблеме каспийской нефти. Стороны
имели разные козыри в борьбе за контроль над геополитически важной
каспийской нефтью. В проблеме Каспия геополитический фактор имел всегда
большее значение, чем собственно экономические характеристики эффективности
добычи нефти. Запад обладал значительным инвестиционным потенциалом. В то
время, как Россия контролировала основные транспортные пути к региону
Центральной Азии. Соответственно, крайне важное значение для
геополитического соперничества в регионе приобрела проблема контроля над
транспортными коридорами.
Естественно, что Россия не была заинтересована в появлении новых
транспортных путей в регион Центральной Азии. В то время, как для Запада
это становилось основным приоритетом на ближайшую перспективу.
В пределах “Большой геополитической игры” вокруг транспортных
коридоров в регион Центральной Азии, оформились и локальные интересы
крупных региональных держав. Для трех крупнейших региональных держав,
расположенных к югу от границ бывшего СССР, Турции, Ирана и Пакистана, было
крайне важно оказаться в центре основных грузопотоков в регион Центральной
Азии. Это означало радикальное повышение статуса той страны, которая сможет
обеспечить контроль над транспортными путями к центрально-азиатскому
региону. Кроме того, контроль над основным грузопотоком дает возможность
такой стране получать значительные постоянные доходы от транзита грузов
через свою территорию, независящие от экономической конъюнктуры на мировых
рынках. Например, от п
| |  скачать работу |
Афганистан в конце XX в |
