Библейские мотивы в творчестве М.Ю. Лермонтова
захваченных у врагов; животных тут же,
в поле, закалывали и пожирали мясо с кровью, что было строго запрещено в
законодательстве Моисея. Узнав о нарушении заклятия, Саул счел это
тягчайшим грехом. Он обратился к Богу с вопросом: преследовать ли ему
своих воинов, но ответа не было. Тогда Саул дал распоряжение собраться
всем старейшинам народа, чтобы определить, на ком именно лежит грех
нарушения заклятия. Старейшины становятся по одной стороне судного поля,
Саул с сыном - по другой. Царь обращается к Богу с молитвой, чтобы получить
от него знамение, кто виновен. По жребию уличены Саул и его сын. Тогда
царь еще раз приказывает бросить жребий. Жребий падает на Ионафана. И
сказал Саул Ионафану: расскажи мне, что сделал ты, и тот рассказал: "Я
отведал концом палки немного меду, и вот я должен умереть". Но народ,
жалея и уважая Ионафана, который способствовал победе над врагами,
единодушно вступился перед царем в защиту его сына. Ионафан был оправдан и
избежал казни. Последний ответ юноши и послужил эпиграфом.
Выражения "мед земной", "медовая тропа" встречаются у Лермонтова еще
до создания "Мцыри". Шестнадцатилетний поэт писал:
Но тот блажен, кто может говорить,
Что он вкушал до капли мед земной,
Что он любил и телом, и душой!... [1,I,133].
Далее вспоминается центральная в идейном отношении сцена поэмы
"Боярин Орша", где драматически столкнулись две силы, два мира: с одной
стороны - судьи-монахи " в высоких черных клобуках, с свечами длинными
в руках", с другой - "преступник", юноша, нарушивший закон монастыря. В
речи монаха-обвинителя фигурирует тот же библейский образ:
Безумный, бренный сын земли!
Злой дух и страсти привели
Тебя медовою тропой
К границе жизни сей земной [1,III,281].
Главным образом, "Боярин Орша" и "Мцыри" внутренне связаны одним и
тем же символическим понятием "земного меда", запрещенного якобы Богом.
Арсений говорит:
Не говори, что божий суд
Определяет мне конец:
Все люди, люди, люди, мой отец! [1,III,105].
Эти строки Лермонтов перенес в поэму из "Исповеди". И в обоих
этих произведениях они выражали мысль, близкую к смыслу библейского
сказания об Ионафане: нельзя приписывать Богу "безумные" решения людей,
несовместимые с природой человека.
Заменив эпиграфом из ветхозаветной книги Царств первоначально
избранное им как эпиграф к этой поэме французское изречение "On n’a qu’une
seule patrie" ("Родина бывает только одна") на библейское изречение,
Лермонтов преследовал определенные творческие цели. Если в первом эпиграфе
на главное место ставилась идея любви к Родине, в разлуке с которой
томится в заточении и умирает герой поэмы, то колорит церковной библейской
цитаты дал возможность поэту перенести основной идейный пафос поэмы на
борьбу против традиционного религиозно-аскетического мировоззрения,
ставящего человека в определенные рамки, выход за которые наказуется.
Лермонтову, конечно, было известно то определение художественной
роли эпиграфа, которое читалось в распространенном литературоведческом
пособии его времени - "Словаре древней и новой поэзии" Н. Остолопова:
"Епиграф. Одно слово или изречение в прозе или стихах, взятое из какого-
либо известного писателя, или свое собственное, которое помещают авторы
в начале своих сочинений и тем дают понятие и предмет оных" [75]. Следуя
этому общепринятому канону, Лермонтов и в данном случае сумел найти в
тексте книги, служившей главнейшей опорой традиционного миросозерцания,
слова, которые помогли бы ему выразить свой глубоко прочувствованный
протест против смирения и покорности.
Рассчитывая на восприятие читателей, которым были хорошо известны
библейские тексты, Лермонтов не только сравнивает героя своей
свободолюбивой поэмы с вызывающим сочувствие образом юноши Ионафана, но,
возможно, противопоставляет своего героя библейскому: ведь Ионафану народ
не дал погибнуть, юноша избежал казни за нарушение безрассудного обета. Не
мог ли и Лермонтов этим эпиграфом поэмы "Мцыри", обращенным к знающему
Библию читателю, напомнить ему о "мнении народном", которое расходится с
жестоким судом власть имущих и не может не оправдать свободолюбивые порывы
героя?!
Да, Мцыри - это нарушитель запрета, обреченный смерти за
невоздержную любовь к жизни и свободе. Но вместо оправдательной интонации
Ионафана: "Я отведал... немного меду" (там же, 43), - у Лермонтова
слышится горький упрек: "мало", "так мало" меда.
( 2. Апокалипсис,
его основные мотивы в творчестве Лермонтова
Из всех новозаветных книг в творчестве Лермонтова наиболее заметный
след оставил Апокалипсис. А если говорить точнее - два мотива, издавна
питавшие народное воображение.
Во-первых, у поэта встречается образ занебесной "книги жизни"; где
записаны судьбы народов и личные жребии живых и мертвых. Этот образ
перешел в Апокалипсис (др. название "Откровение Иоанна" - заключительная
книга Нового завета, пророчащая будущее) и в христианское молитвословие
из ветхозаветных "пророческих" книг (сравн. " И увидел я, и вот, рука
простерта ко мне, и вот, в ней книжный свиток. И он развернул его передо
мною, и вот, свиток исписан был снаружи и внутри, и написано на нем:
"плач, стон, и горе" (кн. Иезекииля 2.9-10).
"И увидел я другого Ангела сильного, сходящего с неба, облеченного
облаком; над головой его была радуга, и лицо его как солнце, и ноги его
как столпы огненные, в руке у него была книжка раскрытая. И я пошел к
ангелу, и сказал ему: дай мне книжку. Он сказал мне: возьми и съешь ее;
она будет горька во чреве твоем, но в устах твоих будет сладка, как мед"
(Откровение от Иоанна 10.1-2,9); и др.).
Образ "книги жизни" ассоциировался там с темой божьего суда: "Судимы
были мертвые по написанному в книгах, сообразно с делами своими"
(Откровение 20.12).
Идея рока, судьбы рано складывается в душе поэта. Бесконечно, в
самых разнообразных сочетаниях, этот образ "грозного рока" повторяется в
его стихотворениях. Что идея Судьбы сильно занимала ум и воображение
Лермонтова видно из того, что на маскарад (1830?) в Благородном Собрании
Лермонтов явился в костюме астролога с огромною книгою судеб под мышкой
[73,20]. В том же году, может непосредственно перед или после
маскарада, Лермонтов в стихотворении "Смерть" ("Ласкаемый цветущими
мечтами") писал:
Вдруг передо мной в пространстве бесконечном
С великим шумом развернулась книга
Под неизвестною рукой... И много
Написано в ней было Но лишь мой
Ужасный жребий ясно для меня
Начертан был кровавыми словами... [1,I,287]
Лирический герой читает в ней свое осуждение, свой приговор - в
адских мучениях духа наблюдать за разложением собственного тела (характер
описания этой части позволяет предполагать также, по мнению Н.
Мотовилова, [47,531], непосредственное влияние Дж. Байрона, его
стихотворения "The Darkness").
Впрочем, приговор этот воспринимается не как "сообразно с делами",
а как непостижимое проклятие. Хотя в "Смерти поэта" (1837г.) Лермонтов,
однако, сочетает в духе Апокалипсиса идеи божественного предвидения
"мыслей и дел" с идеей справедливого воздаяния.
В духе Апокалипсиса написано "Предсказание" (1830г.). Оно построено в
двух планах: конкретно-историческом и мифологическом. Именно с этой
стороны оно ориентированно на библейскую книгу, содержащую рассказ-
предсказание о конце света, когда будут твориться ужаснейшие разрушения по
всей земле:
Настанет год, России черный год,
Когда царей корона упадет,
Забудет чернь к ним прежнюю любовь,
И пища многих будет смерть и кровь!
Когда детей, когда невинных жен
Низвергнутый не защитит закон;
Когда чума от смрадных, мертвых тел
Начнет бродить среди печальных сел,
Чтобы платком из хижин вызывать,
И станет глад сей бедный край терзать,
И зарево окрасит волны рек:
В тот день явится мощный человек... [1,I,128]
Упоминается у Лермонтова и об апокалипсическом числе 666
[1,V,154].
Во-вторых, мотив, затрагивающий тему небесного сражения архангела
Михаила и его ангельского войска с Сатаной и падшими ангелами
(Откровение Иоанна 12,7-9: "И произошла на небе война: Михаил и Ангелы его
воевали против дракона, и дракон и ангелы его воевали против них, но не
устояли, и не нашлось уже для них места на небе. И низвержен был великий
дракон, древний змий, называемый диаволом и Сатаною, обольщающий всю
вселенную, низвержен на землю, и ангелы его низвержены с ним").
Следует заметить, что в своих произведениях Лермонтов часто говорит
об ангелах. Ангелы немолчно славят Бога; Азраил произносит такие слова:
Я часто ангелов видал
И громким песням их внимал,
Когда в багряных облаках
Они, качаясь на крылах,
Все вместе славили Творца,
И не было хвалам конца [1,III,143].
Вспоминаются здесь и первые строчки знам
| |  скачать работу |
Библейские мотивы в творчестве М.Ю. Лермонтова |
