Философские истоки и основы мировосприятия И. Бродского
мере находит отражение в стихотворениях
Бродского «Исаак и Авраам», «Сретенье», «Пришла зима», «Примечание к
папоротнику».
Экзистенциальная мысль о разуме как о силе, ограничивающей
возможности человека в постижении высшей реальности, отражена в
стихотворении «Два часа в резервуаре»:
Бок органичен. Да. А человек?
А человек, должно быть, органичен.
У человека есть свой потолок,
Держащийся вообще не слишком твердо».
(I : 435).
«Общие места философской мысли представлены в этом стихотворении с двух
сторон: как воплощенная пошлость, филистерство, которая маркируется
мокорошеческим языком (смесь немецкого и русского) и как выражение
бесовского начала.
Восприятие рационализированного взгляда на мир как следствие грехопадения
человека, соблазненного дьяволом, отличает воззрения Л. Шестова, трактовка
взглядов самого известного немецкого философа – Гегеля как квинтэссенции
безрелигиозного сознания свойственная Кьеркегору [ ;165]
Однако следует учесть, что антипотемичность, существование соединения
взаимоисключающих суждений как кардинальный принцип поэтики Бродского
проявляется и в этих вопросах. В лирике Бродского можно найти не меньшее
количество противоположных высказываний. Антитеза «философия – вера»,
«Афины – Иерусалим», присущая сочинениям Л. Шестова, не определяет всего
существа философских мотивов Бродского.
Близость смысла стихотворение Бродского идеям Кьеркегора и Шестова, с
точки зрения В. Полухиной, не исключает существенных различий: «В случае
Бродского его склонность идти до крайних пределов в сомнениях , вопросах и
оценках не оставляет убежища никаким исключениям. В его поэзии разум
терроризирует душу, чувства и язык, заставляет последний превзойти самого
себя». [54;151]. Иными словами, в отличие от обоих экзистенциальных
философов Бродский не утверждает веру в Бога как сверхрациональное
осмысление ситуации абсурда бытия. Если философы резко противопоставляют
разум вере, то поэт не сомневается в правильность рационального знания,
считая его не меньшей степени, чем веру, способом постижения мира.
Как неоднократно казано в литературе, для Бродского характерна
установка на поэтическое истолкование таких философских категорий, как
Время, Пространство, взаимоотношение с миром «лирического Я». Родство
Бродского с экзистенциализмом проявляется в образной поэтике, в построении
поэтической модели мира. Он перекликается с экзистенциальными философами,
когда они прибегают к художественным приемам выражения своих идей. Так,
геометрически осмысленное пространство в поэзии Бродского соотносится с
примерами из геометрии и стереометрии, которыми Лев Шестов иллюстрирует
экзистенциальный опыт Кьеркергора
[ ] . однако понимание Времени Бродским отличается. Для поэта Время
обладает позитивными характеристиками. Оно в противоположность
статистическому Пространству освобождает из под власти неподвижности;
однако одновременно Время и отчуждает «Я» от самого себя. Утраты, которые
несет Время – один из леймотивов поэтической философии Бродского. Он
афористически запечатлен в одном из эссе поэта: «Общего у прошлого и
будущего – наше воображение, посредством которого мы их созидаем. А
воображение коренится в нашем эсъотологическом страхе: страхе перед тем,
что мы существуем без предшествующего и последующего» [ ]. Мотив
Времени – в своей чистой сущности неподвижного (вечности – «Осенний крик
ястреба», 1975), стоящего под вещественным миром («мысли о вещи-
«Колыбельная Трескового мыса») перекликается с трактовкой Времени у
экзистенциалистов. Однако «повторение» события, возможность преодоления
потока Времени Бродский, в отличие от Кьеркегора, исключает для индивида:
«повторяться» могут исторические события, но такие повторения –
свидетельства обезличивающего начала Истории, которая вообще враждебна «Я»;
[Нобелевская лекция, 1987] [1;8-9]. Мотив остановившегося Времени или
спресованности, сжатия – не физического, но исторического – времени,
пронизан экзистенциальными мотивами страданий и отчаяния.
Экзистенциальное мировидение во многом определяет отношения к бытию
лирического героя Бродского. Отчужденность «Я» от мира и других у поэта
генетически восходит к романтическому двоемирию, к противопоставлению героя
и толпы, однако у автора «Части речи», «Новых стансов к Августе»
романтический контраст и осложнен экзистенциалистским отчуждением «Я» от
самого себя [ ]. Для лирического героя характерны чувства отчаяния,
понимание абсурда бытия, отчужденность от мира и его неприятие, то есть
чувства и экзистенциальные состояния, определяющие внутренний мир человека
ХХ столетия. С философами-экзистенциалистами И. Бродскго роднит оправдание
страдания и боли. Как бы человек ни протестовал, он оставлен один на один с
неизбежностью того факта, что «человек есть испытатель боли», что «боль не
нарушение правил» («Разговор с небожителем» 2:213). Эта мысль
подчеркивается в стихотворении «1972 год» :
… Только размер потери и
Делает сметного равным Богу
(II; 293)
мотив внерационального оправдания страданий, понимания его как блага,
несущего человеку мистический опыт богообщения, характерный для религиозной
экзистенциальной философии, в лирике Бродского может быть облечен как в
амбивалентную утвердительно-отрицающую форму («Разговор с небожителем»),
так и выраженный вполне однозначно («На весах Иова», «Исаак и Авраам»).
1.3. Отношение Бродского к иудео-христианским ценностям
В исследовании проблемы «Бродский и христианство» показателен
«разброс мнений», каждое из которых находит обоснование в текстах и словах
самого поэта. Интерпретация поэзии Бродского как христианской в своей
основ, «антиязыческой» наиболее полно представлена в работах Я.
Гордина [ ] и И. Ефимова [ ]. Другие исследователи (кстати, в
пределах одного сборника – «Размером подлинника») определяют ее как
«виехристианскую, языческую» [ ]. Не определенность и проблематичность
внецерковной веры поэта наиболее отчетливо выражены в интервью Петру Войлю
[ ]. Но в другом интервью Бродский говорит следующее: «Каждый год на
Рождество, я стараюсь написать по стихотворению. Это единственный день
рождения, к которому я отношусь более-менее всерьез… Я стараюсь каждое
рождество написать по стихотворению, чтобы таким образом поздравить
Человека, который принял смерть за час» [ ].
А далее следует интервью с А. Найманом, где он приводит строки
Бродского « Назорею б та старость, /воистину бы воскрес», которые, по
утверждению А. Наймана, его оскорбляют [Р.П. с 144-145]. Речь идет о
стихотворении «Горение». Действительно, они неприемлемы для христианина по
нескольким причинам. Во-первых, поставлена под сомнение идея Воскресения,
что совершенно невозможно даже «для плохого христианина», каким называет
себя Бродский. Во-вторых, в иерархии христианских ценностей абсолютное
место отводится Богу. В приведенных строках страсть к женщине оказывается
сильнее чувств Христа, любимая становится выше Бога. А самое главное –
отсутствует пиетет по отношению к Творцу, и Бог рассматривается всего лишь
как источник для еще одного сравнения.
Для объективности картины в этом вопросе еще обратимся к еще
нескольким суждениям. Например, к высказыванию А.Кушнера: «Религиозным в
настоящем смысле этого слова Бродский не был. Он даже ни разу не посетил
Израиль, Иерусалим…
С господом Богом у него были свои интимные, сложные отношения, как
это принято в нашем веке среди интеллигентных людей… Но каждое
стихотворение поэта – молитва, потому что стихи обращены не к читателю.
Если эта внутренняя, сосредоточенная речь и обращена к кому-то, то, как
говорил Мандельштам, - к «провиденциальному собеседнику», к самому себе, к
лучшему, что тебе не принадлежит, к «небожителю» [Здесь; 206]. В какой-то
мере с а. Кушнером солидаризируется Л. Лосев: «Иосиф всегда категорически
отказывается обсуждать вопросы веры… Мне смехотворны нападки на
христианство Иосифа. Или иудаизм Иосифа, или атеизм Иосифа и т.д... Я
думаю, что в русской литературе нашего времени, в русской поэзии после
Ахматовой, Цветаевой, Мандельштама не было другого поэта, который с такой
силой выразил бы религиозность как таковую в своей поэзии» [Зв.;
163].
Спорить о месте христианских ценностей в системе взглядов Бродского,
их влиянии на поэзию, о месте евангельских и шире – библейских тем в его
лирике можно до бесконечности, если не обращать внимания на слова самого
Бродского, указывающие на возможность обойтись без выбора: «Ка
| | скачать работу |
Философские истоки и основы мировосприятия И. Бродского |