Главная    Почта    Новости    Каталог    Одноклассники    Погода    Работа    Игры     Рефераты     Карты
  
по Казнету new!
по каталогу
в рефератах

Философские истоки и основы мировосприятия И. Бродского

мере  находит  отражение  в  стихотворениях
Бродского  «Исаак  и  Авраам»,  «Сретенье»,  «Пришла  зима»,  «Примечание  к
папоротнику».
       Экзистенциальная  мысль  о  разуме   как   о   силе,   ограничивающей
возможности  человека   в   постижении   высшей   реальности,   отражена   в
стихотворении «Два часа в резервуаре»:
                       Бок органичен. Да. А человек?
                       А человек, должно быть, органичен.
                       У человека есть свой потолок,
                       Держащийся вообще не слишком твердо».
                                             (I : 435).
«Общие места философской мысли представлены  в  этом  стихотворении  с  двух
сторон:  как  воплощенная  пошлость,   филистерство,   которая   маркируется
мокорошеческим  языком  (смесь  немецкого  и  русского)  и   как   выражение
бесовского начала.
Восприятие рационализированного взгляда на мир  как  следствие  грехопадения
человека, соблазненного дьяволом, отличает воззрения Л.  Шестова,  трактовка
взглядов самого известного немецкого философа  –  Гегеля  как  квинтэссенции
безрелигиозного сознания свойственная Кьеркегору [   ;165]
      Однако следует учесть, что антипотемичность, существование  соединения
взаимоисключающих  суждений  как  кардинальный  принцип  поэтики   Бродского
проявляется и в этих вопросах. В лирике Бродского  можно  найти  не  меньшее
количество  противоположных  высказываний.  Антитеза  «философия  –   вера»,
«Афины – Иерусалим», присущая сочинениям Л.  Шестова,  не  определяет  всего
существа философских мотивов Бродского.
      Близость смысла стихотворение Бродского идеям Кьеркегора и Шестова,  с
точки зрения В. Полухиной, не исключает  существенных  различий:  «В  случае
Бродского его склонность идти до крайних пределов в сомнениях ,  вопросах  и
оценках не  оставляет  убежища  никаким  исключениям.  В  его  поэзии  разум
терроризирует душу, чувства и язык, заставляет  последний  превзойти  самого
себя».  [54;151].  Иными  словами,  в  отличие  от   обоих  экзистенциальных
философов  Бродский  не  утверждает  веру  в  Бога   как   сверхрациональное
осмысление ситуации абсурда бытия.  Если  философы  резко  противопоставляют
разум вере, то поэт не  сомневается  в  правильность  рационального  знания,
считая его не меньшей степени, чем веру, способом постижения мира.
       Как  неоднократно  казано  в  литературе,  для  Бродского  характерна
установка на  поэтическое  истолкование  таких  философских  категорий,  как
Время,  Пространство,  взаимоотношение  с  миром  «лирического  Я».  Родство
Бродского с экзистенциализмом проявляется в образной поэтике,  в  построении
поэтической модели мира. Он перекликается  с  экзистенциальными  философами,
когда они прибегают к художественным  приемам  выражения  своих  идей.  Так,
геометрически осмысленное пространство  в  поэзии  Бродского  соотносится  с
примерами из геометрии и  стереометрии,  которыми  Лев  Шестов  иллюстрирует
экзистенциальный опыт Кьеркергора
[       ] . однако понимание Времени Бродским отличается.  Для  поэта  Время
обладает   позитивными    характеристиками.    Оно    в    противоположность
статистическому  Пространству  освобождает  из  под  власти   неподвижности;
однако одновременно Время и отчуждает «Я» от самого  себя.  Утраты,  которые
несет Время  –  один  из  леймотивов  поэтической  философии  Бродского.  Он
афористически запечатлен в  одном  из  эссе  поэта:  «Общего  у  прошлого  и
будущего  –  наше  воображение,  посредством  которого  мы  их  созидаем.  А
воображение коренится в нашем эсъотологическом  страхе:  страхе  перед  тем,
что мы существуем без  предшествующего  и  последующего»  [        ].  Мотив
Времени – в своей чистой сущности неподвижного  (вечности  –  «Осенний  крик
ястреба»,  1975),  стоящего  под  вещественным   миром   («мысли   о   вещи-
«Колыбельная  Трескового  мыса»)  перекликается  с  трактовкой   Времени   у
экзистенциалистов.  Однако  «повторение»  события,  возможность  преодоления
потока Времени Бродский, в отличие от Кьеркегора,  исключает  для  индивида:
«повторяться»  могут   исторические   события,   но   такие   повторения   –
свидетельства обезличивающего начала Истории, которая вообще враждебна  «Я»;
[Нобелевская  лекция,  1987]  [1;8-9].  Мотив  остановившегося  Времени  или
спресованности,  сжатия  –  не  физического,  но  исторического  –  времени,
пронизан экзистенциальными мотивами страданий и отчаяния.
      Экзистенциальное мировидение во многом определяет  отношения  к  бытию
лирического героя Бродского. Отчужденность «Я» от  мира  и  других  у  поэта
генетически восходит к романтическому двоемирию, к противопоставлению  героя
и  толпы,  однако  у  автора  «Части  речи»,  «Новых  стансов   к   Августе»
романтический контраст и осложнен  экзистенциалистским  отчуждением  «Я»  от
самого себя [     ]. Для  лирического  героя  характерны  чувства  отчаяния,
понимание абсурда бытия, отчужденность от мира  и  его  неприятие,  то  есть
чувства и экзистенциальные состояния, определяющие внутренний  мир  человека
ХХ столетия. С философами-экзистенциалистами И. Бродскго  роднит  оправдание
страдания и боли. Как бы человек ни протестовал, он оставлен один на один  с
неизбежностью того факта, что «человек есть испытатель боли», что  «боль  не
нарушение   правил»   («Разговор   с   небожителем»   2:213).   Эта    мысль
подчеркивается в стихотворении «1972 год» :
                        … Только размер потери и
                        Делает сметного равным Богу
                                       (II; 293)
      мотив внерационального оправдания страданий, понимания его как  блага,
несущего человеку мистический опыт богообщения, характерный для  религиозной
экзистенциальной философии, в лирике Бродского  может  быть  облечен  как  в
амбивалентную утвердительно-отрицающую  форму  («Разговор  с  небожителем»),
так и выраженный вполне однозначно («На весах Иова», «Исаак и Авраам»).

1.3. Отношение Бродского к иудео-христианским ценностям

       В  исследовании  проблемы  «Бродский  и   христианство»   показателен
«разброс мнений», каждое из которых находит обоснование в текстах  и  словах
самого поэта.  Интерпретация  поэзии  Бродского  как  христианской  в  своей
основ, «антиязыческой» наиболее полно представлена  в  работах            Я.
Гордина [     ] и И. Ефимова  [       ].  Другие  исследователи  (кстати,  в
пределах  одного  сборника  –  «Размером  подлинника»)  определяют  ее   как
«виехристианскую, языческую» [    ]. Не  определенность  и  проблематичность
внецерковной веры поэта наиболее отчетливо выражены в интервью  Петру  Войлю
[       ]. Но в другом интервью Бродский говорит следующее: «Каждый  год  на
Рождество, я стараюсь  написать  по  стихотворению.  Это  единственный  день
рождения, к которому я  отношусь  более-менее  всерьез…  Я  стараюсь  каждое
рождество  написать  по  стихотворению,  чтобы  таким   образом   поздравить
Человека, который принял смерть за час» [        ].
      А далее следует  интервью  с  А.  Найманом,  где  он  приводит  строки
Бродского « Назорею б  та  старость,  /воистину  бы  воскрес»,  которые,  по
утверждению А. Наймана,  его  оскорбляют  [Р.П.  с  144-145].  Речь  идет  о
стихотворении «Горение». Действительно, они неприемлемы для  христианина  по
нескольким причинам. Во-первых, поставлена под  сомнение  идея  Воскресения,
что совершенно невозможно даже «для  плохого  христианина»,  каким  называет
себя Бродский.  Во-вторых,  в  иерархии  христианских  ценностей  абсолютное
место отводится Богу. В приведенных строках страсть  к  женщине  оказывается
сильнее чувств Христа, любимая становится  выше  Бога.  А  самое  главное  –
отсутствует пиетет по отношению к Творцу, и Бог рассматривается  всего  лишь
как источник для еще одного сравнения.
       Для  объективности  картины  в  этом  вопросе  еще  обратимся  к  еще
нескольким суждениям. Например, к  высказыванию  А.Кушнера:  «Религиозным  в
настоящем смысле этого слова Бродский не был. Он даже  ни  разу  не  посетил
Израиль, Иерусалим…
      С господом Богом у него были свои  интимные,  сложные  отношения,  как
это  принято  в  нашем  веке   среди   интеллигентных   людей…   Но   каждое
стихотворение поэта – молитва, потому что  стихи  обращены  не  к  читателю.
Если эта внутренняя, сосредоточенная речь и  обращена  к  кому-то,  то,  как
говорил Мандельштам, - к «провиденциальному собеседнику», к самому  себе,  к
лучшему, что тебе не принадлежит, к «небожителю» [Здесь;  206].  В  какой-то
мере с а. Кушнером солидаризируется Л. Лосев:  «Иосиф  всегда  категорически
отказывается  обсуждать   вопросы   веры…   Мне   смехотворны   нападки   на
христианство Иосифа. Или иудаизм  Иосифа,  или  атеизм  Иосифа  и  т.д...  Я
думаю, что в русской литературе  нашего  времени,  в  русской  поэзии  после
Ахматовой, Цветаевой, Мандельштама не было другого поэта,  который  с  такой
силой выразил бы религиозность  как  таковую  в  своей  поэзии»        [Зв.;
163].
      Спорить о месте христианских ценностей в системе  взглядов  Бродского,
их влиянии на поэзию, о месте евангельских и шире –  библейских  тем  в  его
лирике можно до бесконечности, если не обращать  внимания  на  слова  самого
Бродского,  указывающие  на  возможность  обойтись  без   выбора:   «Ка
12345След.
скачать работу

Философские истоки и основы мировосприятия И. Бродского

 

Отправка СМС бесплатно

На правах рекламы


ZERO.kz
 
Модератор сайта RESURS.KZ